13-й Император. «Попаданец» против Чертовой Дюжины

Идея пришла ко мне внезапно. Во время моего самодовольного любования картой Российской империи я в который раз споткнулся взглядом об Аляску. «Зараза. Только и делает, что нервы трепет да деньги сосет»,  [13]— в очередной раз подумал я, как вдруг в моей голове как будто повернули выключатель. Джек Лондон, Клондайк,  [14]Смок Белью — это же все там, все на Аляске! Только годы не те, но содержание недр от этого не меняется. Клондайкская золотая лихорадка еще впереди, но это же только к лучшему — у северо-американских штатов будет меньше стимулов отбирать эти земли у нас сейчас. «Никчемный клочок льда» — как они недавно выразились на наше предложение о продаже Русской Америки. Надо будет посмотреть, что там можно сделать. Я черкнул пару строк в своем блокноте, чтобы не забыть.
Золото — вот что ценилось во все времена. Вернее, не только золото, а все благородные металлы с драгоценными камнями в придачу. Довольный своим внезапным озарением, я бросился к дневнику, чтобы изучить этот вопрос подробнее, и тут меня постигло разочарование. Все оказалось вовсе не так просто и здорово, как показалось мне на первый взгляд. Золотая лихорадка, как выяснилось, в Сибири уже прошла — большая часть крупных месторождений была разведана. Те же, что разведаны не были, как правило, находились в труднодоступных местах, и их разработка влетала в копеечку. Однако, как ни крути, природные богатства Сибири обещали быть одной из главных статей дохода моего личного бюджета, взять хотя бы, к примеру, алмазы Якутии. По некоторым соображениям, Аляску пока трогать я не решился — еще отберут ненароком. Наше управление этими землями было чисто условным, там всем заправляла русско-американская компания, уже успевшая задолжать казне изрядную сумму. Захоти американцы или британцы отобрать у нас Русскую Америку, и мы ничего не сможем им противопоставить. А пока никто не знает про золото, кому она нужна? Вот и пусть будет у нас.
Выписав координаты пары десятков месторождений, я обнаружил еще две проблемы. Первая, простая: как мне преподнести эти знания простым исполнителям? Не мудрствуя лукаво, решил провести это как обычный приказ своему министру финансов. Зачем мне, императору, вообще кому-то что-то объяснять? Как самодержец, я не был обязан ни перед кем отчитываться, в крайнем случае, оговорюсь соображениями секретности. Итак, решено: распечатать карту, наложить резолюцию и в министерство — пусть выполняют.
Вторая проблема была куда сложнее первой. Дабы извлечь и пустить в оборот природные богатства, требовалось время и значительные средства. Конечно, в будущем затраты многократно окупятся, но вот как спонсировать их на начальном этапе? Да и вообще, средства мне, судя по всему, потребуются в самое ближайшее время. Я не могу ждать даже два-три года, пока в казну начнет поступать первое сибирское золото и якутские алмазы. Деньги нужны уже сейчас…
Вопрос этот поверг меня в окончательное расстройство — решительно ничего умного в голову не приходило. Первоначально показавшаяся заманчивой идея взять внешний займ была после размышлений отвергнута, так как обычно такие транши обставляются политическими требованиями. Мысль отдать мои будущие проекты на концессии тоже показалась мне не самым лучшим выходом. Я был в тупике. Богатых людей в России много было, но никто из них не даст казне денег, не будучи уверенным в хорошей прибыли. А этого я гарантировать не мог.
Скрестив руки на груди и откинувшись назад на спинку стула, мрачно смотрел в пустоту перед собой. Мысли решительно не клеились, раздражение нарастало. Богато обставленная комната только усугубляла мое недовольство. «Сижу посреди жуткой, чрезмерной роскоши и думаю, где взять денег, идиотизм!» — мелькнула мысль, когда взгляд остановился на выполненном целиком из розового мрамора, украшенном золотом и малахитом камине. Внезапно я почувствовал, как хватаю ту самую, необходимую мне идею за хвост, словно золотую рыбку. Не иначе как снежок Александра, хорошо встряхнувший мне голову, помог мыслительному процессу.
 
Судорожно рванулся вперед, выхватывая из чернильницы перо. В спешке выводя на странице дневника рваным, неровным почерком строчки своего вопроса, задержал дыхание, боясь спугнуть удачу. «Неужели все так просто?» — билась в голове мысль. Когда наконец-то на белой бумаге появился стройный, каллиграфически безупречный текст ответа, я не мог удержаться от довольной улыбки. «Похоже, вопрос с деньгами решен», — с удовлетворением подумал я.
Продолжал работать с дневником до глубокого вечера. Наконец, оторвавшись от бумаг, потянулся, разминая затекшие плечи и спину. С некоторым трудом отодвинув массивный стул от письменного стола, встал и подошел к окну. Был поздний вечер, на затянутом густыми серыми облаками небе тускло светила молодая луна. Свежий снег серебряным покровом укутывал парк. Оторвавшись от окна, я подошел к столу и, выдвинув верхний ящик, достал стопку конвертов из плотной, чуть желтоватой бумаги, каждый из которых был скреплен моей личной печатью. Разложив их на обитой зеленым бархатом поверхности стола, позвонил в колокольчик, стоящий на серебряном подносе рядом с чернильницей и горкой исписанных перьев для письма. Еще раз посмотрев на конверты, поколебавшись, я переложил один из них отдельно, на край стола. В этом момент послышался приглушенный стук в дверь, золотая, украшенная декоративными дубовыми листьями ручка повернулась, чуть слышно скрипнули петли, и на пороге возникла облаченная в мундир фигура князя Барятинского.
Сделав три чеканных шага, Владимир подошел поближе и вытянулся по струнке, ожидая распоряжений.
— Владимир Анатольевич, вам надлежит доставить эти письма в канцелярию, — я жестом указал на разложенные на столе конверты. — Сделать это надлежит незамедлительно завтра поутру.
Барятинский кивнул и непроизвольно вытянул шею вперед, стремясь разглядеть надписи на конвертах. Я усмехнулся, со стороны это смотрелось забавно. Сдвинувшись таким образом, чтобы ему были видны все конверты, кроме последнего, предварительно отложенного, я сделал приглашающий жест рукой.
— Не стесняйся, Володя, подойди поближе, посмотри.
Мой адъютант несколько смутился и покраснел, но все же, влекомый любопытством, свойственным юности, подошел к столу и принялся разглядывать скупые строчки, выведенные на конвертах. На каждом красовалось «Лично. В руки» и фамилия адресата. Пять писем, пять адресатов.
«Владыке Филарету, митрополиту Московскому и Коломенскому».
«Графу Игнатьеву Николаю Павловичу».
«Графу Муравьеву Михаилу Николаевичу».
«Барону Унгерн-Штернбергу Карлу Карловичу».
«Князю Васильчикову Александру Илларионовичу».
Судя по тому, как округлились глаза Барятинского, список адресатов произвел на него впечатление. Не желая, чтобы эффект пропал даром, я, чуть повернувшись, забрал со стола последний, шестой конверт, скрываемый прежде моей фигурой от взгляда флигель-адъютанта, и протянул его Владимиру.
— А это письмо я хочу, чтобы вы доставили лично, — смотря ему прямо в глаза, сказал я. Взгляд князя скользнул по конверту и застыл, прикованный к фамилии адресата.
На бумаге конверта моей рукой было выведено:
«Фельдмаршалу князю Барятинскому Александру Ивановичу. Лично. В руки».
 Интерлюдия первая 
Стояла теплая осенняя погода. Мелкий дождик моросил уже четвертый день, и в воздухе стоял запах мокрой, прелой листвы. Немолодая серая в яблоках коняжка мирно цокала копытцами по вымощенным мокрым камнем мостовым славного города Дрездена, волоча за собой коляску с придремывающими кучером и одним пассажиром. Князь Владимир Анатольевич Барятинский, прикрывая глубокие зевки тыльной стороной ладони, обтянутой белой шелковой перчаткой, лениво осматривал город сквозь окно экипажа. В сон клонило немилосердно. Последние дни князь спал урывками, благодаря чему сумел преодолеть расстояние от столицы Российской империи до этого сонного прусского городка всего за четверо суток. Причина этой спешки покоилась в конверте, подшитом к внутренней стороне его мундира. Конверт сей был вручен Владимиру Анатольевичу его другом и патроном, еще недавно цесаревичем Николаем Александровичем Романовым, а ныне императором Всероссийским Николаем II. Но было бы неправдой сказать, что только верноподданнический долг двигал князем. Не менее важным было чувство родственной обязанности, которой способствовало имя получателя доверенного князю конверта — адресатом был генерал-фельдмаршал, князь Александр Иванович Барятинский, приходившийся Владимиру родным дядей.