О-3-18 (СИ)
Детектив помнит дорогу. Осталось только выкинуть дрянное предчувствие в одну из урн, встречающихся по пути.
***
Спокойнее, Шайль. Ты знаешь, что работу нужно сделать. Ты куришь сигарету и смотришь на первый этаж — окна заклеены плакатами, на которых красной, будто кровью, краской выведены символы общины: знаки пацифистов и волчьих стай. У неприметных дверей стоит очень приметный волколюд. Кури. Не парься.
Дым становится все горячее. Язык неприятно пощипывает. Это одна из последних сигарет в пачке, но Шайль не переживает — в общинах волколюдов курение под запретом. Ей придется поработать некоторое время без бодрящей дозы никотина.
Затоптав кроссовкой окурок, девушка перепрыгивает через бетонный выступ, приземляясь на ступеньки за ним. Торопливо спускается, на ходу застегивая куртку. Пушку не так трудно спрятать, было бы желание. Шайль ощупывает карманы, убеждаясь, что удостоверение осталось дома. Отлично.
Охранник на дверях сверлит девушку взглядом. Внешне — обычная мелкая сошка из криминального мира. Бунтарская прическа, неуместная серьга, ярко-красные кроссовки, черные спортивные штаны. И крепкая куртка. Полицейская?.. Руки в карманах. Походка пружинистая, немного нервная. По меркам О-3 — не самое яркое зрелище.
— Я не опоздала? — спрашивает незнакомка.
Охранник не торопится отвечать. Внимательно осматривает девушку. Почти презрительно цедит:
— Я тебя не знаю. Куртка у тебя странная.
— Я новенькая, а куртка от бывшего парня досталась.
Девчонка приветливо скалит клыки, подмигивая мужчине. Тот предпочитает не замечать кокетливые жесты. Складывает руки на груди, демонстративно напрягая мышцы.
— Пароль-то знаешь? — хрипло спрашивает волколюд.
Его взгляд скользит то в одну сторону улицы, то в другую. Словно в поисках кого-то, кто должен вот-вот появиться. Но никого приметного заметить не удается — только эту милку, появившуюся из ниоткуда.
— Про пароль не так спрашивают, — обиженно сообщает девушка. — Ты должен спросить сначала: «Кто больше всех любит слезы?»
Охранник щурится. Кривится. В словах «новенькой» есть смысл.
— Давай же, спроси, — почти умоляя говорит милка.
— Кто больше всех любит слезы? — неохотно спрашивает мужчина.
— Луна, потерявшая своих детей. Теперь пустишь наконец-то?
Дверь с раздраженным скрипом открывается, но не до конца — лишь бы дать проскользнуть девчонке. И пока та проходит, охранник думает о том, что в последнее время в общину пускают слишком много молодых. Но едва ли кто-то спросит его мнение.
Шайль оказывается внутри. Стоило двери закрыться, с ужасом выдыхает, прикрывая ладонью глаза. Очень повезло, что за последние несколько месяцев пароль не сменился.
Детектив стоит в темном коридоре. Достаточно узком и прямом, чтобы стрельба с другого его конца попадала по любому вошедшему. Шайль не может отделаться от этой мысли, пока шагает вглубь.
Раньше это место было складом фирмы «Для нашего дома». За длинным и простым названием скрывалась обычная группа идиотов, занимавшихся заказами товара из соседних, более успешных городов. Поэтому у них был только склад и несколько магазинов. Фирма предпочла слинять, когда на складе нашли несколько растерзанных тел. Прямо в холодильниках, которые должны были вот-вот продать.
С тех пор помещение опустело, долгое время никем не использовалось — разве что, молодежью. Здесь было несколько крутых тусовок, кончавшихся примерно так же, как и бизнес «Для нашего дома». Только больше не было холодильников, в которые можно спрятать трупы.
Шайль знает предысторию этого места. И хорошо знает, что община «ВолкоЛЮДОВ» выкупила это помещение целиком и сразу, единой суммой.
С одной стороны, детектив была готова порадоваться за то, что у кого-то нашлось столько рублей в карманах… С другой стороны, история пахнет скверно. Особенно вспоминая, что владельцем торговой фирмы был волколюд, пропавший без вести.
Впрочем, в Освобождении все пахнет скверно. Кроме этого коридора. Длинного как мысль безумца, пишущего для пустоты. Тут пахнет… ничем. Может быть, немного пылью.
Шайль замечает в полумраке, что некоторые участки стен выглядят более свежими. Капитальный ремонт. А коридор все тянется. Что ждет на другом конце?
Змейка куртки с тихим звоном расстегивается. Ненамного. Чтобы дышалось легче. Тут довольно тепло.
Детектив чувствует себя кроликом, за которым наблюдает удав. Почему-то ей кажется, что за ней следят. Может, так воздействуют стены и невидимый конец коридора.
Планов этих помещений ни у кого нет. Что здесь вообще устроили? Место для культурных вечеров? Бандитскую базу? «Богемскую рощу», в которой совершают ритуалы? Ладно, последнее просто-напросто смешно. У волколюдов нет магии.
Шайль вытягивает руку и касается стены. Теплая. Удивительно…
Коридор поворачивает налево. И тут же — дверь. Девушка хватается за ручку и тянет на себя. Ее ослепляет свет сотен свечей. В нос бьет запах размякшего воска и пламени. Щурясь, прикрывая лицо ладонью, Шайль заходит внутрь. Через пелену слез замечает множество. Оно собралось в центре огромного помещения, вокруг… столба? Нет, это постамент. На котором высится чья-то фигура. Живая.
— Мы не отринем собственную натуру, но не станем ей потакать!
Громкий голос разносится эхом над головами, скользя по круглой комнате. Шайль моргает, пытаясь занять место поудобнее — где-то среди слушателей. Пихается, неловко наступает на чужую обувь, протискивается. На нее почти не обращают внимание. Детектив понимает лишь, что она в окружении сородичей; но вся концентрация их личностей прикована к оратору на пьедестале.
— Нужно помнить самих себя. У нас есть только мы. Каждый из нас — живая сила, и эту силу важно уметь направлять в полезное русло.
Голос скрипучий. Шайль удается рассмотреть белоснежные одежды говорившего. Такие же белые волосы, сплетенные в множество косичек. Квадратные очертания лица. Строгий взгляд. Морщины, покрывающие кожу. Это действительно старый волколюд. Таких почти не встретить в Освобождении.
Шайль замирает, внимательно глядя на мужчину. Он возвысил себя над всеми — но не размахивает руками, даже не смотрит вниз. Он смотрит куда-то вверх, словно обращаясь к кому-то еще, к кому-то, кто выше. Голос звучит уверенно, не запинается. Слово за словом чеканит язык.
— Чего стоит зверь внутри, если он не обладает разумом? — спрашивает оратор у потолка.
Только сейчас Шайль замечает, что потолок окрашен золотым. Цветными кляксами выведены очертания знакомых образов: звери, луна, хижины.
— Мы волки, но мы же и люди. Каждый раз, теряя контроль, мы теряем самих себя. Помните о том, как важно держать разум в чистоте.
Детектив слушает, стараясь не упустить ни слова. Но ее натура отчаянно пытается избавиться от назойливого голоса, читающего нотации.
— Предлагаю нам всем вспомнить историю об Апоксефе. И поучиться у прошлого, чтобы построить достойное будущее.
История течет стройными фразами. Четко выверенными, без лишних пауз и попыток подобрать нужные слова. Кем бы ни был оратор, — Шайль пока не решила, как именно его называть, — у него громадный опыт.
Рассказывая легенду о волколюде, который съел столько мяса, что заснул на месте, где его и настигла кара, старик в белых одеждах опускает взгляд в четко подобранный момент. Шайль вздрагивает, чувствуя, как по коже идет волнение. Испуганными толчками оно проскакивает от макушки до пят, заставляя поежиться. Шайль готова поклясться, что старик смотрит на нее. Но одновременно с этим девушка чувствует, что все вокруг охвачены тем же самым волнением. Беспокойной тягой… к подчинению.
— Помните. Помните каждый день жизни о том, что я говорю.
Голос становится вязким. Тягучим. Слова прилипают к разуму, и Шайль старается их отбросить. Не получается.
— Вы должны беречь и зверя, и человека в себе. Вы должны слушать и того, и другого.