Ты (СИ)
Пока Александра ходила разговаривать с больничной администрацией, мы с тобой стояли у окна, за которым бушевала весна. В больничном скверике цвела сирень и черёмуха, а яблони будто покрылись белой ароматной пеной. Запах я чувствовала даже здесь, сунув нос в приоткрытую створку окна.
— Интересно, там, на даче, ландыши зацвели? — вслух подумала я. — Должны бы, если всё уже цветёт. Так хочу ландышей...
— Я нарву для тебя, — сказала ты с улыбкой, больше слышавшейся в тоне, чем видимой на лице.
Дача... В этому году мы хозяйничали там без твоей мамы. Сад требовал много усилий и времени, но нынче дела у нас с этим обстояли неважно. Грядок решили много не делать: во-первых, Александра могла помогать только по воскресеньям, а во-вторых, я не очень хорошо себя чувствовала этой весной. Ввиду этого садовые работы у нас на сей раз велись по минимальной, урезанной программе. Я посадила только всё самое основное. Огурцы зеленели под плёночным укрытием, помидоры — в теплице... Морковка, петрушка и укроп были посеяны в зиму и сейчас уже взошли. Но ведь всё это нужно было поливать! А я — в больнице.
— Уть, а как там у нас в саду? Кто поливает-то? — с болью в душе спросила я. — Засохнет ведь всё. Если дождей нет, надо хотя бы пару раз в неделю...
Твои пальцы скользнули по моей руке от локтя до кисти. Скупое обозначение нежности, единственно возможное в этих условиях, будь они неладны...
— Не переживай, птенчик, не думай и не беспокойся ни о чём, тебе это нельзя. Мы с Сашей всё делаем. Саша в воскресенье, ну и я на неделе пару раз забегаю. Так что в целом даже три раза получается.
— Как же ты?..
Я осеклась на половине вопроса. Глупо было спрашивать, как ты вслепую там управляешься. Ты там с детства всё знала на ощупь, каждую пядь земли и каждый сантиметр дома.
— Да вот так, — улыбнулась ты. — Не беспокойся, Лёнь. Принесу тебе ландышей.
Между тем вернулась Александра — с неутешительными новостями.
— Нет мест... Я уж и деньги предлагала, но они, как попугаи, заладили одну песню: "Нету местов". — Твоя сестра стёрла невесёлую усмешку с лица и улыбнулась мне — тепло, с обычной своей грустноватой лаской во взгляде, притаившейся в морщинках у глаз. — Придётся тебе, Лёнечка, потерпеть.
— Да шут с ней, с палатой, — сказала я. — Нам бы беруши — и как-нибудь перебьёмся.
— Так, ладно... — Александра подобралась, принимая деловитый вид. — Сейчас съезжу в аптеку за этими затычками. Я быстро. Ясь, ты тут побудь.
Окно, у которого мы с тобой стояли, выходило на боковую сторону скверика, улица оттуда была не видна, но шум доносился. Где-то в нём утонул звук отъехавшей машины Александры — не разобрать, не выделить. Вроде бы, никто не смотрел на нас... Я взяла тебя за руку, и она ответила мне, крепко, по-родному сжав мою. Мне до слёз захотелось домой. Опостылевшая палата, надоевшие бабки... Куриный суп с тремя бледными вермишелинами на всю тарелку. А за окном — весенний ветер, волнующаяся сирень, яблоневое море.
Беруши были куплены и доставлены в кратчайшие сроки: через двадцать минут Александра вернулась и протянула мне целый пакет. А там — влажные салфетки, прокладки, лосьон, ватные диски... Несколько пачек орешков и книжка с анекдотами. Ну, и пресловутые затычки для ушей.
Мои соседки были очень рады этому полезному приспособлению и решили опробовать его ближайшей ночью. Что же из этого вышло?
Автор сих строк, заблаговременно вставив беруши куда следует, отвернулась к стенке и бороздила просторы Интернета на утлом челноке мобильного телефона. Это было маленькое окошко в кибер-мир, но что поделать — другим автор сейчас не располагала. Почувствовав отяжеление век, автор спрятала телефон в застёгивающийся на пуговку карман пижамы и незаметно, мягко соскользнула в сон...
Сначала спалось автору вполне благополучно, но потом вдруг приснилась пилорама. Причём какая-то неисправная, хрипящая, дребезжащая низким звуком и зажёвывающая доски. Открыв глаза и очутившись в ночном сумраке палаты, автор вынула из одного уха затычку, чтобы понять, что вокруг происходит.
Палату наполнял оглушительный храп, но на сей раз Колобок была ни при чём. Звук раздавался с кроватей Мудры и Петельки, у которых под действием снотворного расслабились все мышцы, в том числе во рту и носоглотке. Причём если Колобок была Шаляпиным, то эти бабули претендовали на имена Хосе Каррераса и Пласидо Доминго, так как храпели тенорами. ("Core, core 'ngrato, t'aje pigliato 'a vita mia..." [6]) Что касалось баса, то его обладательница этой ночью оказалась в нашей шкуре — ворочалась и кряхтела, слушая неподражаемое бельканто: видимо, ей не удалось вовремя заснуть, а теперь, судя по всему, было уже и не суждено. А что же автор? Автор уткнулась лицом в подушку и затряслась — от смеха.
Дверь приоткрылась, и снова заглянула всё та же женщина из соседней палаты.
— Да етить-колотить, сколько уже можно это слушать? — громко и сердито зашептала она. — Мне тишина нужна, чтоб спать, а с вами ни хрена её не дождёшься!
Отсмеявшись в подушку, автор нащупала в пакете круглую пластиковую упаковку с берушами (благо, Александра запасливо купила несколько пар вместо заказанных трёх).
— Вот, возьмите... Затычки для ушей.
Женщина, недовольно бурча, взяла беруши и удалилась к себе, а автору опять потребовался глушитель смеха в виде подушки.
* * *"Она говорит:
— Вот улыбаешься ты — и хотя за окном снегопад, а кажется, будто весна.
От её взгляда у меня внутри что-то сжимается, да так, что я еле могу дышать.
— Вы приехали только для того, чтобы сказать мне это? — бормочу я.
— Да, — отвечает она.
Нет, за этим ничего не следует. Мы стоим у окна, Диана Несторовна курит, а я чищу мандарин. Предлагаю ей, но она отказывается. Говорит зачем-то:
— Извини, что нагрянула вот так, без приглашения.
— Ну что вы, я очень рада вас видеть, — отвечаю я.
Она смотрит так, что я опять смущаюсь.
— Ты это серьёзно, лапушка? — интересуется она. — Или так, из вежливости?
— Совершенно серьёзно, — киваю я.
От смущения у меня на лице расплывается улыбка, к щекам приливает жар; наверно, у меня дурацкий вид, потому что Диана Несторовна смеётся. В её взгляде проступает нежность".
Диана, обладая не внешностью, но характером твоей сестры, всё время смущает главную героиню "Слепых душ" этой нежностью во взгляде. О самом сокровенном — о чувствах — она молчит, совсем как Александра, и героине поначалу не приходит и в голову, что за этим взглядом может стоять что-то большее, чем симпатия и покровительственно-родительское отношение. У Дианы, как и у твоей сестры, сильно развито чувство ответственности — и за родных, и просто за тех, кто, по её мнению, нуждается в заботе. Она — та самая "каменная стена", за которой будет надёжно и безопасно всякому, кого сестре Альбины (и твоей сестре тоже) вздумается взять под своё крылышко.
Но эта нежность в глазах... Не смеющая себя назвать, заявить о себе вслух, всё время отступающая в тень и вместо красивых слов протягивающая руку помощи, когда это требуется. Настя старается об этом не задумываться, а я — задумываюсь. Александра — потрясающая, красивая, сильная, пробивная, энергичная и обаятельная, и, не встреть я тебя, кто знает, как всё сложилось бы.