Ты (СИ)

                   Я приняла душ, выпила ещё чаю и улеглась в постель, когда позвонила ты.
                   — Птенчик, ну что там?
                   Вдыхая запах чистоты от свежей наволочки, я сказала:
                   — Два года.
                   — Что? — не поняла ты.
                   — Дали Рите, — пояснила я.
                   Помолчав, ты пробормотала:
                   — Ну, хорошо, хоть не пятнадцать. Как ты, Лёнь?
                   — Да ничего... Жива вроде, — усмехнулась я. — Правда, из-за всего этого я на свадьбу отца не пошла... Наверно, он жутко сердится на меня.
                   — Ох, ё-моё, — вздохнула ты. — Бедный ты мой птенец. Надо же было так совпасть...
                   — И не говори. — Нет, на самом деле я хотела, чтоб ты говорила — чтобы слушать твой голос и умываться тёплыми слезами, рваться к тебе всем сердцем, душой и телом. Желать тебя каждой клеточкой, каждым нервом, мечтать о твоих губах и пальцах.
                   — Когда увидимся? — хотела ты знать.
                   — Я бы с радостью — прямо сейчас, — призналась я. — Но это вряд ли получится. Давай завтра. Завтра у нас что? Суббота? У тебя до полпятого, а у меня выходной. Безумно хочу вырваться отсюда... Тем более, что здесь теперь поселится моя дражайшая маман.
                   — Тогда до завтра, — улыбнулась ты. — Целую, моя птаха.
                   Сна не было — я просто лежала в постели, думая о Рите. Наверно, она уже ехала в поезде к месту отбывания срока... А может, ещё только ждала отправки. Я не представляла себе, как она там выдержит эти два года. Останется ли она собой, или же её научат "уму-разуму"? Она всегда была ведомой, подчиняющейся чужой воле. Во что её там превратят? Сломают? Растопчут?
                   Невыносимо больно.
                   А в дверном замке поворачивался ключ. Какие-то голоса на лестничной площадке... Тревога царапнула мне сердце, пощекотала холодком нутро. Ну, видимо, отгуляли свадьбу. Благополучно ли, ладно ли?
                   Как оказалось, не совсем ладно.
                   Пьяного в стельку отца завели в квартиру под руки. Рубашка, которую я сегодня наглаживала в шесть утра, выбилась из брюк, бутоньерка оторвалась, галстук висел на шее развязанный. Наступив на мои сапоги, отец споткнулся и пробормотал-прошипел что-то нечленораздельное.
                   — Тихонько, тихонько, — сказал Денис, поддерживая его с одной стороны.
                   — Осторожно, — вторил ему с другой стороны Дима, лопоухий бойфренд рыженькой Ларисы. Тот самый, который пренебрежительно сказал про тебя: "Она — нетрадиционной ориентации", и который был свидетелем моего каминг-аута в тот злополучный день рождения.
                   Стоп! А он откуда здесь? Какого чёрта?
                   Моя новоприобретённая маман вошла следом за ними — пышноволосая крашеная блондинка в голубом платье со стразами. Впрочем, пышность её причёске придавала перманентная завивка. К своему возрасту она сохранила изящную фигуру, и со спины ей можно было дать максимум лет тридцать пять, но с фасада иллюзия рассеивалась. Постбальзаковский возраст был налицо.
                   — Димасик, не надрывайся, пусти его, — сказала она с беспокойством. — Ничего, Денис справится сам... Уложит его как-нибудь. Ох, ну надо ж было ему так нахрюкаться, а?!
                   — Мам, да нормально всё, — ответил Дима. — Проспится, завтра человеком будет.
                   Денис временно усадил отца в кресло, а Дима раздвинул диван и постелил постель. Светлана же не пошевелила и пальцем — только отдавала ценные указания, руководя погрузкой полубесчувственного тела на диван. Когда отца под белы рученьки водворили на брачное ложе, она поморщилась:
                   — Я с ним, пьяным, не лягу... Денис, это кресло тоже раскладывается?
                   — Да-да, — пропыхтел мой брат, укладывая свесившиеся ноги отца на диван.
                   — Ну, вот на него и лягу, — решила Светлана. — А то он беспокойный. Димасик, за такси рассчитался?
 
                   — Рассчитался, рассчитался, — ответил тот.
                   Я стояла, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. Вот оно что... Значит, Димасик. Я не удосужилась познакомиться с семьёй моей тогда ещё будущей мачехи, и вот — сюрприз. Признаться, меня охватили недобрые предчувствия.
                   Увидев и узнав меня, Дима, по-видимому, испытал похожие чувства.
                   — Ну, привет, брателло, — усмехнулась я.
                   — Привет, — ответил он как-то настороженно, оттопырив карманы кулаками.
                   — Что, тоже к нам переезжаешь?
                   К счастью, Димасик жил у бабушки, после смерти которой ему должна была достаться её квартира, а вот его сестра, как выяснилось, намеревалась вместе с мужем и ребёнком вернуться домой — в квартиру матери. Живя с родителями мужа, она плохо ладила со свекровью, и молодой семье был нужен свой дом. Светлана переселялась к нам с отцом, освобождая для них жилплощадь.
                   Ночь прошла беспокойно. Отец стонал и метался, скрипел зубами, а потом что-то глухо бухнуло, будто упал мешок с картошкой: это отец скатился с дивана на пол. Я из своей комнаты слышала, как Светлана, кряхтя, пыталась затащить его обратно, но и пальцем не двинула, чтоб ей помочь. Пусть сама теперь с ним надрывается. Хотела мужа? Получите, распишитесь.
                   Утром у отца был отходняк. Светлана вилась вокруг него, слащаво щебеча, сюсюкая и предлагая чай с мятой и чабрецом, но он упорно требовал пива. Маман обратилась ко мне, но я, не отрываясь от компьютера, ответила:
                   — Извините, мне сейчас немного некогда. Да и покупать пиво страдающему с похмелья мужчине — обязанность жены.
                   Светлана возмущённо фыркнула:
                   — Вот ещё! Я не девочка на побегушках. Соизволь оторваться от своего интернета, никуда он от тебя не денется!
                   Но я не собиралась сдавать позиции. В итоге отец со стонами и кряхтением засобирался в магазин:
                   — Етить-колотить, две бабы в доме — а всё равно всё приходится делать самому! Тьфу!
                   Чай с травами Светлана выпила сама, а к нему ещё и две таблетки анальгина. Этой ночью ей было, разумеется, не очень-то до сна. Я тоже не слишком выспалась, но меня грело предвкушение встречи с тобой.
                   Оставив молодожёнов наслаждаться обществом друг друга, я вышла на улицу и вдохнула весеннюю свежесть. В сердце тупо пульсировала боль: Рита... Но я больше ничем не могла помочь.
                   И вот, твои тёплые руки завладели моими озябшими пальцами, а губы пылко и жадно прильнули к моим. С наслаждением отвечая на поцелуй, я обняла тебя за шею и не обращала внимания на прохожих... К чёрту всё и всех. И отца, и маман, и Димасика... Были только мы, одна большая кружка кофе на двоих и твоя гитара.
  
9. Операция
 
                   Я снова включаю машину времени и перемещаюсь чуть вперёд, оставив ненадолго Риту и семейные неурядицы в прошлом.
                   Всё начинается с обычной простуды. Коварная весна то пригревает, заставляя одеться полегче, то бьёт внезапным холодом, а солнце лишь притворяется ласковым: за его спиной орудует пронизывающий до костей ветер.
                   Всё воскресенье с раннего утра мы проводим на даче: настала пора весенней уборки. Нужно сгрести и сжечь прошлогодние листья, вырезать в малиннике сухие и старые ветки, то же самое — со смородиной и крыжовником. Основную работу делаю, конечно, я, а ты помогаешь в меру своих возможностей.
                   День яркий и солнечный, на небе — ни облачка, и кажется, что уже совсем тепло. Утром зябко, и у меня мёрзнет нос, но к полудню, поработав, я разогреваюсь и даже потею. Деревья ещё голые, но в почках пульсирует молодая жизнь... Смородиновые почки — восхитительно ароматные, но в некоторых — неестественно раздутых и круглых — зимует клещ. Их нужно ощипать, и эта задача как раз тебе по силам. Твои зрячие пальцы скользят по веточкам и безошибочно находят поражённые почки.