Нам нельзя (СИ)

— Чёрт… — расстроенно мотаю я головой. — В пятницу никак не могу, извини.
— У тебя планы?
— У меня свадебная фотосессия. Я набрала много заказов на ближайшее время, чтобы не просить деньги у родителей. Мне уже двадцать, пора зарабатывать на жизнь самостоятельно.
— Во сколько ты заканчиваешь съёмку?
— Думаю, что к восьми вечера буду свободна. Мы можем поехать сразу после или на следующий день.
— Договорились, — кивает Глеб. — Я тогда встречусь с твоим отцом. Давно обещал ему. Ник, не смотри на меня так — он просто пригласил меня на спарринг.
— Хорошо, я почти не паникую, — нервно смеюсь, представляя как эти двое будут стоять на одном ринге.
— А после фотосессии я тебя заберу.
  
Глава 25 
 
Глеб
У меня давно не было такого дебильного состояния, как сейчас. Возможно, даже никогда. В голове нереальный бардак, поэтому расставить всё по полочкам, как раньше, кажется совсем непосильной задачей.
Всю предыдущую ночь мы с Никой не спали: занимались сексом, прерываясь на короткие разговоры, а потом опять трахались до изнеможения и усталости. Она до звона в ушах выкрикивала моё имя, царапала спину и смотрела полупьяными от похоти глазами. Растрёпанные волосы, красные от поцелуев губы, мелкие синяки и засосы по всему телу — клянусь, я сдерживал себя как мог, но в какой-то момент что-то пошло не так.
Я каждый день говорю себе завязывать, но всё равно продолжаю. Остановиться уже нереально. Я вкусил её, попробовал, а Ника оказалась моим героином — подсадила на себя окончательно и бесповоротно. Никогда бы не подумал, что буду нетерпеливо ждать её после занятий, чтобы поскорее утащить в своё логово и ещё раз хорошенько оттрахать.
— Занятия были бесконечными, Глеб! — Ника виснет у меня на шее и трётся о подбородок.
Я фиксирую ладонью тонкую шею, глубоко целую и прижимаю к себе ближе. Сумасшедшая девчонка. Просто крышу от неё сносит. Иногда я думаю, что с лёгкостью увёз бы Нику с собой, если бы она согласилась, а затем напоминаю себе о том, сколько ей лет.
Она недавно показала свой паспорт, и меня словно кипятком ошпарило — двухтысячного года рождения. Двухтысячного, твою мать... Жанна была моей одногодкой, спокойной и рассудительной женщиной, но даже у неё нервы не выдержали. Ломать Нику и подстраивать её под свою жизнь мне не хотелось. Она не вытянет. После возвращения на службу мне предстоит длительная командировка на три месяца.
— Не против, если я переключу радиостанцию? – спрашивает Ника по дороге домой.
— Без проблем.
Сегодня она тоже ночует у меня. Хвала её бабушке, которая заботливо прикрывает наши греховные отношения перед Лёшей и Мариной.
Ника находит песню, которая ей по душе, подпрыгивает на месте от радости и начинает подпевать. У неё тонкий мелодичный голос, гораздо лучше, чем звучит в динамике. Я опускаю ладонь на её колено и скольжу выше. Знаю, что Нике будет больно, когда я улечу. Пока не представляю, насколько, но не заметить её влюблённость почти нереально – она слишком резко бросается в глаза. Тем не менее я эгоистично Никой пользуюсь, испиваю до дна, не даю передышку. На спарринге с Лёхой я обязательно позволю ему заехать мне в рожу и даже не раз, потому что чувствую — заслужил.
Когда заканчивается песня, Ника прикручивает громкость и откидывается на спинку сиденья.
— Открой бардачок, — прошу я её.
— Зачем?
— Просто открой и не задавай вопросы.
Она послушно делает так, как я прошу, и достаёт оттуда бархатную коробочку. Остановившись на светофоре, я внимательно смотрю за её реакцией: Ника пыхтит, волнуется и, в конечном итоге, расправившись с упаковкой, визжит от восторга.
— Боже, какая прелесть, Глеб! Где ты нашёл такую?
Она выуживает из коробки золотую подвеску в виде фотоаппарата и вертит её в руках.
— Случайно увидел в ювелирном и почему-то подумал, что тебе должно понравиться.
— Первым делом я решила, что ты делаешь мне предложение! Ха-ха!
Она смеётся, а я напрягаюсь и возвращаю взгляд на дорогу.
 
— Боже, я пошутила, Глеб! — Ника забирается с ногами на сиденье и на очередном светофоре тянется, чтобы меня поцеловать. — Мне безумно нравится подвеска. Когда ты улетишь, она будет мне о тебе напоминать.
С Никой всё просто. Гораздо проще, чем с любой другой женщиной, которых у меня было более чем достаточно. Она никогда не обижается на мои шутки и не корчит из себя ту, кем не является на самом деле. Искренняя и настоящая. Нам достаточно взглядов и касаний, чтобы понять друг друга даже без слов. Ещё в лифте мелкая улавливает мои желания и начинает тереться бёдрами о напряжённую ширинку.
— А как же ужин? — спрашивает Ника, переступив порог моей квартиры.
— Отставить. Я заказал доставку.
— Просто скажи, что тебе не нравится, как я готовлю!
— Нет, просто в моей постели ты смотришься однозначно лучше, чем на кухне.
Ника смеётся и, сняв с себя обувь и куртку, запрыгивает ко мне на руки. Я несу её в спальню почти на ощупь — в квартире темно и ни хрена не видно. Повалив её на кровать, я снимаю с себя свитер, расстёгиваю ремень и дёргаю вниз молнию на джинсах. Ника раздевается даже быстрее, чем я. Сидит передо мной в одном белье и жадно наблюдает за тем, как я стаскиваю с себя остатки одежды.
— Скорее… — просит, облизывая губы.
Я опускаюсь на кровать, проникаю языком в её рот одновременно с тем, как ввожу в неё два пальца. Как я и думал, она вся течёт. Влажная такая, что я просто дурею от её отзывчивости и запаха. Ещё один несомненный плюс — Нике хочется ровно столько, сколько и мне.
Её волосы разметались по подушке, зелёные глаза блестят порочным огоньком, а соски скукожились и трутся об мою грудь. Я долго не мучаю её: ставлю на четвереньки, надеваю презерватив и одним толчком оказываюсь внутри. У меня зубы сводит от того, какой вид мне открывается: молочная кожа, узкая талия и упругая задница. Охрененная девочка. Идеальная. Будто под меня создана. Она кончает почти сразу же: мелко дрожит, шепчет что-то нечленораздельное и сжимает меня так сильно, что я следую за ней.
Мы лежим на кровати влажные от пота и лениво решаем, кто идёт в душ первый. Ника смеётся и жмётся ко мне что есть силы. Кажется, ей доставляет удовольствие меня трогать: она проводит ноготками по груди, рисуя на ней невидимые узоры, и постоянно целует.
— Глеб, я боюсь, — внезапно произносит.
— Чего ты боишься, мелкая?
— Ты честно-честно не расскажешь о нас папе?
— Честно-честно, — я шумно вздыхаю.
— Мне кажется, что ты близок к этому.
— С чего ты взяла?
— Мне жаль, что я не могу пробраться к тебе в голову, но даже со стороны видно, что ты постоянно чем-то грузишься, при этом сильно хмурясь. Вот, как сейчас! — она проводит подушечками пальцев между моих бровей, разглаживая морщины. — Будешь много думать — быстро состаришься. А ты мне молодым нужен. Хотя бы на эти десять дней…
* * *
Утром я отвожу Нику на съёмку. Она волнуется и до красных следов кусает губы. Не шутит и не смеётся — спрашивает только, нет ли у меня чего покрепче выпить. Я подбадриваю её, как могу и, остановив автомобиль возле ЗАГСа, долго целую в губы.
— Если что-то пойдёт не так, сразу же звони мне. Ладно?
— Хорошо, Глеб. Сразу же позвоню тебе.
Она скрывается в помещении с высокими колоннами, а я еду на встречу с Лёхой. Он уже должен ждать меня в зале.
Позавчера я долго мотался по городу в поисках лекарства для матери. Нашёл его почти на окраине. Ехал туда полтора часа, ещё столько же стоял в пробках. Когда вышел из аптеки, набрал сестре и сказал, что отбой: заветный флакон с лекарством у меня. Не успев положить телефон в карман, я заметил знакомую фигуру товарища. Лёха шёл по тротуару и вёл за руку ребёнка. Мальчика, примерно лёт трёх. Позади них везла санки молодая женщина. Для меня это не было шоком, потому что жизнь давно показала, что случиться может всякое.