Моя жена – ведьма. Дилогия (СИ)

– Гекзаметр! Нет, если очень надо, можем, конечно, поговорить и на нём – какие проблемы?! Но, ей-богу, я здесь ненадолго, приехал издалека и очень стремлюсь попасть к Аиду, пока у них там не начались серьёзные потрясения!
 
 
– Эти слова неразумные ярость рождают в бесхитростном сердце! –
 
 
с некоторой обидой поджал губки кентавр и даже пристукнул копытцем.
 
 
Кто ты такой, что Богам угрожаешь открыто-надменно?
 
Ибо кому, как не им, ведомо всё наперёд о бесчисленных бедах,
 
Волею парк стерегущих самих олимпийцев!
 
Ты же ответь мне, как должно.
 
Так, как Орфей златоустый верных певцов обучил многократно!
 
 
Хм… похоже, всё-таки придётся всерьёз примерить на себя шкуру древнего грека. Меня слегка затрясло… Никаких сложностей с гекзаметром в принципе не было, но ужасно раздражала сама необходимость что-то из себя изображать. В самом деле, почему в России ты не должен на каждом углу доказывать, что ты поэт, а в любом из Тёмных миров тебя без демонстрации с пристрастием просто на порог не пустят!
 
 
Господи боже! С какого рожна, объясни мне, такие придирки?!
 
Я на экзаменах в Литинституте? Или в кругу профсоюзных маэстро?
 
Скромно стою, наслаждаюсь пейзажем и – здрасте вам по лбу!
 
Первый же встречный навязчиво требует слога! Стиля, размера,
 
Размаха, цветистых сравнений… Что, я кому-то обязан стихами
 
Так и чесать, невзирая на всплеск вдохновенья?! Ждите! А как же!
 
Уж лучше к Афине, в солдаты…
 
 
Где-то на этом месте я выдохся: длинная строка гекзаметра требовала хороших лёгких и правильно заданного ритма, как у бегуна на марафонские дистанции. Однако краснобородый кентавр, переступив передними копытами, воззрился на меня уже с удовлетворённой миной:
 
 
Ныне готов я поверить и велеречивому слогу, и пылу отважному,
 
Что здесь был явлен душою бесстрашною. Вижу, знакомиться время
 
Нам уж пристало. Невежливо будет и дале нашу беседу вести,
 
Не имея предлога друга земель чужедальних по имени звать
 
Благозвучно… Первым скажу, что достойно рекусь Кентаврасом!
 
Имя своё мне неспешно поведай, с улыбкой…
 
 
– Гнедин Сергей Александрович, – покорно поклонился я, делая отмашку правой рукой в чисто русской манере. – Образ жизни? Опальный поэт, член Союза писателей, проездом из Петербурга. Если можно, давайте просто поговорим, без поэтических наворотов.
– Жа-а-ль… – сочувственно покачивая головой, возвестил мой новый знакомец.
 
 
Жаль бесконечно, что Муза, дочь Зевса, не часто
 
Тебя осеняет крылом белопёрым. А я вот иначе
 
Даже двух слов увязать не сумею, словно быков
 
Непослушных, что упряжь лишь в стороны тянут…
 
Ты же совету внемли – Аполлону поспешно
 
Жертву успеть принести из овец тонкорунных,
 
Трёх голубей, да козла, да вина не забудь золотого…
 
 
Большего болтуна мне не приходилось встречать ни в одном измерении! Если все здешние жители окажутся хоть вполовину такими словоохотливыми – я застрелюсь! Смех смехом, но это вполне может стать реальностью: судя по произведениям незабвенного Гомера, в Древней Греции все, от последнего пастуха до верховного бога, говорили исключительно гекзаметром! Я присел на камушек и обхватил голову руками… Один поэт, два поэта, даже три или пять – это тяжко, но хоть как-то переносимо. А вот целая страна поэтов, рьяно пытающихся перещеголять друг друга… увольте!
 
– Анцифе-е-р! Фар-ма-зо-о-н! – Ни ответа ни привета. Всё ясно, придётся выпутываться самому.
* * *
Я просидел в немой отупелости около получаса. Осчастливленный моим коровьим молчанием, кентавр счёл, что наконец-то нашёл самого безотказного слушателя, и не замолкал ни на минуту. По счастью, его болтовня мошкарой пролетала мимо, не задевая и крохи моего внимания. Если вы спросите, о чём он так увлечённо рассказывал, я не смогу вспомнить ни слова… Спасала выработанная годами учёбы в институте привычка пропускать всё лишнее, уходя в себя. Иначе нельзя, у нас на кафедре были профессора, которые «грузили» студентов похлеще этого непарнокопытного индивидуума.
Время шло… Потом вдруг я неожиданно поймал себя на том, что краем глаза слежу за пробегающими по земле тенями. Ничего особенно интересного в их движении не было, они то появлялись, то исчезали, имели разную форму и скорость, но… Какая-то неуловимо объединяющая их нить всё же присутствовала и притягивала моё подсознание. Я попытался сконцентрироваться… Кругом скалы, внизу море, на небе ни облачка, рядышком ни деревца. Первая осознанная мысль была абсолютно логичной – откуда же здесь тени?! Приглядевшись повнимательнее, я отметил, что все они, несмотря на разную ширину, были вытянуты по вертикали и более всего напоминали – человеческие! Я даже слегка подскочил… Вне всякого сомнения, бесшумно скользящие по каменистой земле тени принадлежали мужчинам и женщинам, старикам и старухам, воинам, детям, царям и всем прочим. Дальнейшее было уже элементарным… Я внимательно проследил взглядом их путь. Бесконечная вереница двигалась медленно, но целенаправленно, исчезая за поворотом красноватой скалы, чья форма напоминала двузубую корону или рогатый шлем викинга. Ну что же, теперь мне не надо ни у кого спрашивать, где находится вход в царство Аида. Я попытался встать и… не сумел. На моё плечо тяжело легла мускулистая рука…
 
 
Вот пред тобою стою весь напряжённый и трепетно жду приговора!
 
Солнце в зените давно, Гелиос гонит коней златогривых к обеду.
 
Мне же ответ твой единственной будет усладой…
 
 
Тьфу, пропасть! Я совсем забыл о словоохотливом друге-кентавре… Он же всё время что-то там говорил, чего-то добивался, может, я и упустил нечто важное, но у меня на сегодня другие заботы. Банни, Банни и ещё раз Банни!
– Э… Кентаврас, да? Прошу ещё раз извинить меня за некоторую рассеянность, присущую, впрочем, всем поэтам. Я был искренне рад с вами познакомиться! Будь у нас побольше свободного времени, мы бы славно пообсуждали не одну тысячу разных тем. Увы! Совершенно неотложные дела заставляют меня проститься с вами раньше срока. Гелиос в зените, кони бегут, как вы справедливо изволили заметить… Мне пора. До свидания.
 
 
Что я услышал, рази меня в хвост пышнобёдрая дева Диана? –
 
 
Кентавр вытаращился на меня так, что синие глаза сменили цвет на мутно-бирюзовый с прожилками.
 
 
Я раскрываю здесь душу и сердце и жажду участия, он же
 
Ныне спешит, Лаэртит Хитромудрый! Ужели речи мои
 
Так и канули в Лету?! Ты же – внимал! Ты молчал в упоенье
 
И слушал! Даже кивал пару раз, я могу ошибиться лишь в цифрах…
 
 
– М-м… спокойствие! Кажется, я действительно что-то упустил. Я могу попросить пару минут на освежение памяти? Тяжёлый день, знаете ли… – По раздутым ноздрям человека-лошади и нервным судорогам, пробегающим под шелковистой кожей, становилось ясно: я прослушал что-то невероятно важное! Этот ходячий миф в большом гневе, и если его эмоции возьмут верх… он из меня антрекот сделает. Даже убежать не удастся – догонит! Я на своих двоих, он на чётырёх свободно догонит уже на второй минуте… А что делать, что делать? И где только нелёгкая носит моих верных соучастников! Фармазон, как всегда, появился первым. Уменьшившись до размеров Дюймовочки, нечистый дух рухнул на колени и, почти дословно цитируя гоголевского кузнеца Вакулу, жалобно запищал: