Любовь на уме (ЛП)

— Тревор изменит свое гребаное мнение.
— Не изменит. И не должен. Леви, сегодня я поставила под угрозу чью-то безопасность. Я поставила под угрозу существование проекта, который является наследием твоего лучшего друга. — Я прижимаю пальцы к губам. Они дрожат. Вся я дрожу. — Как ты вообще можешь хотеть, чтобы я осталась?
— Потому что я доверяю тебе. Потому что я знаю тебя. Я знаю, какой ты человек, какой ты ученый, и… — Его взгляд падает на мою спальню. На мой почти-но-не-достаточно собранный чемодан, открытый на полу. Он застывает, указывая на него. — Что это?
Я сглатываю. — Я же сказала тебе. Я не могу больше по совести оставаться на BLINK.
Он смотрит на меня с открытым ртом, не веря. — Так ты собираешь вещи и уходишь? — Вопрос агрессивный, в том смысле, который заставляет меня думать, что есть правильные и неправильные ответы. Я с трудом представляю себе другие, кроме этого.
— Что еще я должна делать? — Я беспомощно пожимаю плечами. — Какой смысл мне здесь находиться?
За последние два месяца я много видела Леви Уорда. Я видела его счастливым, сосредоточенным, расстроенным, грустным, ликующим, злым, возбужденным, честным, разочарованным и различные комбинации всех этих вещей. Но то, как он смотрит на меня сейчас… это что-то другое. За пределами всего этого.
Леви подходит ближе и открывает рот, собираясь что-то сказать, но тут же разворачивается и уходит, яростно тряся головой. Он делает глубокий вдох, потом еще один, но когда он снова смотрит на меня, то вряд ли успокаивается.
— Ты серьезно? — Его голос, его глаза, линия его челюсти. Чистый лед.
— Я… Леви. Мое присутствие здесь всегда зависело от моей роли в BLINK.
— Так и было. Но все изменилось.
— Что изменилось?
— Я не знаю. Может быть, тот факт, что мы были вместе каждую секунду последних двух недель, что мы занимались любовью каждую ночь, что я знаю, что ты вздыхаешь во сне, что ты чистишь зубы как маньяк, что у тебя везде вкус меда.
Я чувствую, как пылают мои щеки. — Что это вообще значит?
— Ты серьезно? — повторяет он. — Все это было просто… времяпрепровождением, пока ты была в Хьюстоне? Трахались? Так вот что это было?
— Нет. Нет. Но есть разница между просто скоротать время и…
— И остаться. И посвятить себя этому. И действительно пытаться. Ты это имеешь в виду?
— Я… — Что? Я потеряла дар речи? В замешательстве? Напугана? Я не знаю, что сказать, или чего он хочет. Мы друзья. Хорошие друзья. Которые занимаются сексом. Которые всегда шли разными путями, как и все. — Леви, это никогда не было предназначено для… Я просто пытаюсь быть честной.
— Честной. — Он выпускает бесшумный, горький смех; смотрит на кормушку для колибри, его язык блуждает по внутренней стороне щеки. — Честность. Ты хочешь немного честности?
— Да. Я просто хочу быть настолько честной, насколько это возможно…
— Вот в чем честность: Я влюблен в тебя. Но это не новость. Ни для меня, ни для тебя, я не думаю. Нет, если ты честна с собой — а ты ведь говоришь, что честна, верно? — Мои глаза расширяются. Он продолжает, безжалостный, беспощадный. Леви Уорд: сила природы. Высасывает воздух из моих легких. — Вот что еще честно: ты тоже влюблена в меня.
— Леви. — Я качаю головой, паника лижет мой позвоночник. — Я…
— Но ты боишься. Ты напугана до смерти, и я тебя не виню. Тим был куском дерьма, и я хочу отрезать ему яйца. Твоя лучшая подруга вела себя в высшей степени эгоистично, когда ты нуждалась в ней больше всего. Твои родители умерли, когда ты была ребенком, а потом твоя дальняя семья… не знаю, может, они старались изо всех сил, но они полностью провалились, не дав тебе ощущение стабильности, в котором ты нуждалась. Твоя сестра, которую ты явно обожаешь, постоянно отсутствует, и не думай, что я не вижу, как ты навязчиво проверяешь свой телефон, когда она не отвечает на твои сообщения дольше десяти минут. И я понимаю. Почему бы тебе не бояться, что ее заберут у тебя? Все остальные боялись бы. Каждый человек, о котором ты заботилась, исчез из твоей жизни, так или иначе. — Я не знаю, как ему удается выглядеть одновременно таким сердитым, таким спокойным, таким сострадательным. — Я понимаю. Я могу быть терпеливым. Я пытался, буду пытаться быть терпеливым. Но мне нужно… что-то. Мне нужно, чтобы ты поняла, что это не книга, которую ты пишешь. Мы не два персонажа, которых ты можешь разлучить, потому что так получится литературная концовка. Это наши жизни, Би.
 
По моей шее скатилась слеза. Другая — мокрое пятно на ключице. Я закрываю глаза. — Когда мы поехали на конференцию? И я увидела Тима? — Он кивает. — Это расстроило. Очень. Но через некоторое время я поняла, что на самом деле ничего к нему не чувствую, больше, и это было… приятно. Это то, чего я хочу, понимаешь? Я хочу приятного. — У меня было так мало этого. Меня всегда, всегда оставляли позади. И единственный способ не остаться позади — это уйти первой. Я вытираю щеку тыльной стороной ладони, фыркаю. — Если приятное означает одиночество, то… пусть будет так.
— Я могу дать тебе хорошее. Я могу дать тебе больше, чем просто хорошее. Я могу дать тебе все. — Он улыбается мне, полный надежды. — Тебе даже не нужно признаваться себе, что ты любишь меня, Би. Бог знает, что я люблю тебя достаточно для нас обоих. Но нужно, чтобы ты осталась. Мне нужно, чтобы ты осталась. Не в Хьюстоне, если ты не хочешь. Я поеду за тобой, если ты попросишь. Но…
— А когда ты устанешь от меня? — Я мокрая, дрожащая. — Когда ты больше не сможешь быть рядом? Когда ты встретишь кого-то еще?
— Не встречу, — говорит он, и я ненавижу, как уверенно, как покорно он звучит.
— Ты не знаешь этого. Ты не можешь этого знать. Ты…
— Не было никого другого. — Его челюсть напрягается и работает. — С того момента, как я впервые увидел тебя. С того момента, когда я впервые заговорил с тобой и выставил себя дураком, не было никого другого.
Неужели он… Он не имеет в виду это. Он не может так говорить.
— Да, — говорит он пылко, читая мои мысли. — Во всех смыслах, которые ты себе представляешь. Если ты собираешься принимать решение, у тебя должны быть факты. Я знаю, что ты напугана — неужели ты думаешь, что я нет?
— Не так, как я…
— Я потратил годы в надежде найти другую, которая могла бы сравниться со мной. Надеялся почувствовать что-то — хоть что-то — с кем-то другим. А теперь ты здесь, и у меня была ты, Би. Я знаю, как это может быть. Ты думаешь, я не знаю, каково это — хотеть чего-то так сильно, что боишься позволить себе взять это? Даже когда оно перед тобой? Думаешь, я ни черта не боюсь? — Он выдыхает, проводя рукой по волосам. — Би. Ты хочешь принадлежать. Тебе нужен кто-то, кто не отпустит тебя. Я такой. Я не отпускал тебя годами, и у меня даже не было тебя. Но ты должна впустить меня.
Мне трудно смотреть на него. Потому что глаза затуманены. Потому что он не оставляет мне ничего, за чем можно спрятаться. Потому что он напоминает мне о последних нескольких неделях вместе. Локти на кухне. Кошачьи каламбуры. Ссоры из-за того, какую музыку включить в машине, и потом все равно разговоры из-за этого. Поцелуи в лоб, когда я еще сплю. Маленькие укусы на груди, бедрах, шее, по всему телу. Запах мяты колибри, прямо перед закатом. Смех, потому что мы заставили смеяться шестилетнего ребенка. Его неправильное мнение о «Звездных войнах». То, как он держит меня всю ночь. То, как он держит меня, когда я нуждаюсь в нем.
Я думаю о последних нескольких неделях с ним. О целой жизни без него. О том, что это сделает со мной, иметь еще больше, а потом потерять все это. Я думаю обо всем, от чего я заставила себя отказаться. О кошках, которых я не разрешаю себе завести. О той изнурительной работе, которую нужно проделать, чтобы вылечить разбитое сердце.
Леви прижимается ко мне, касаясь лбом моего лица. Его руки — они мой дом. — Би. Не забирай это у нас, — бормочет он. Неровно. Осторожно. С надеждой. — Пожалуйста.
Я никогда не хотела ничего больше, чем сказать «да». Я никогда не желала дотянуться до чего-то так, как сейчас. И я никогда так сильно, ужасающе не боялась что-то потерять.