Моя ненормальная (СИ)

— Елисеев?
— Угу, — рассматриваю вход в конюшню. Там, заманчиво фыркают самые благородные животные в мире.
Нет ничего красивее красивого жеребцы и кобыла. Я уже и забыла, как раньше восхищалась и любила их.
— Ну, что друзья, идёмте знакомиться, — словно из воздуха материализуется Василий Иванович.
— Как Стервочка?
— Всё отлично, — радостно отвечает. — Парнишку родила, таким же окрасом.
Мы проходим к стойлам. Из каждого загона свисает голова. Кто-то фыркает, кто-то жуя провожает нас взглядом, пока мы проходим длинный коридор.
— Я вас сейчас познакомлю с моей жемчужиной, с самым красивым конём за всю историю человечества, — гордо рассказывает хозяин этого потрясающего дома. — Её собирались усыплять, но я забрал и выходил. Конечно, на скачки уже не выставишь, но я и не стремлюсь, а вот просто покататься ещё можно.
Он подводит нас к загону откуда высовывается морда удивительного золотого окраса. Не белая, не рыжая, а именно золотая! Впервые такое вижу.
— Это ахалтекинский конь. Самый красивый конь. На протяжении пяти тысяч лет ахалтекинцы не скрещивались с другими породами, поэтому они являются самыми чистокровными, — он открывает загон и выводит скакуна к нам. Правая нога забинтована, конь слегка прихрамывает, но голову держит прямо. Царственно.
— Можно? — с восторгом спрашиваю и протягиваю руку к мордочке. Напрочь забываю о волнениях., перед таким великолепием дух захватывает и сердце через раз работает.
— Конечно, — мягко отзывается Василий Иванович.
— У него потрясающий окрас, — заворожено смотрю как переливается крупа огромного животного.
— Ахалтекинцев еще называю золотыми лошадьми. Из-за их необычного окраса. Есть лошади в этой породе, что отдают сияние золотом, а есть — серебром. Мне достался с золотом, — и столько в глазах счастья и восторга у мужчины, что я сама выдаю нечто подобное. — По мимо металлического блеска шерсти, они умны, выносливы, быстры, а также они умеют быстро адаптироваться к любому климату.
— Удивительно, — зачаровано осматриваю, обхожу по кругу и остановившись тут же получаю тычок в спину. — Ой!
— Ты чего буянишь? — бубнит Иванович на стойло, в котором темно хоть глаз выколи. — Разве с гостями так себя ведут, Гром? Учить тебя манерам и учить, — сокрушается и чем-то ковыряет в стене. — Опять лампочка перегорела что ли.
Раздаётся какой-то треск и над темным стойлом зажигается свет. На меня смотрят самые чёрные, самые красивые глаза в мире…
Морда коня свешивается через перегородку. Он не двигается, смотрит мне в глаза. Словно гипнотизирует.
— Вот же ж чёрт, — подходит хозяин. — Единственный конь, который упрямый, как осёл. Может днями не есть, или упёрто не выходить из стойла. Усыплять не хочу, рука не поднимется, но и так тоже нельзя ведь. Сам страдает и меня на муки обрекает.
— А почему он не ест? — впервые подаёт голос Евгений.
— Его привезли с кобылой. Это тоже редкая порода — Фризская лошадь. Они ведь на грани вымирания уже второй раз за этот век. Кобылу привезли ко мне, но поздно спасти не удалось, а этот… — машет в сторону вороного коня. — Хотели забрать, но он как взбесился, чуть двоих не угробил засранец. Пришлось оставить. Но и тут видите, не приживается.
— А можно погладить? — почти шепотом спрашиваю.
— Только осторожно, и близко не подходи. Дай ему понюхать свою руку, если разрешит, то погладишь, — даёт наставление. — Фризы очень темпераментные лошади. И тоже кстати чистокровки. Но тут другого и быть не может, масть у них больно приметная для смешивания. Все как один вороные, других цветов нет.
— У него такая грива, — прочёсываю пальцами.
— Что ты… — осекается Иваныч, когда видит что я уже в стойло забралась. — Адочка, девочка, иди ко мне.
— Почему? — беру щётку с борта стойло и начинаю расчёсывать спутавшиеся концы.
Что-то есть в этом коне. Он также одинок, как и я, так же сбит столку. Только у меня есть Евгений, а у него никого.
— Вы не пробовали его выпускать с какой-нибудь одной кобылой? — вдруг спрашиваю я.
— Чтобы он её затоптал? Нет, что ты.
 
— А он не будет, — отвечаю, улыбаясь. — Ты ведь хороший мальчик? Не будешь обижать девочку?
— Удивительно… — задумчиво почёсывая затылок выдаёт Василий Иванович. — Ну давай попробуем.
Спустя минут десять в загон выводят племенную пегую кобылу и вороного жеребца. Гром мотает мордой, дергая поводья. Так и норовит стукнуть мордой парня, что ведёт его. Кобыла же просто стоит рядом с Ивановичем, напрочь игнорируя появление жеребца.
— Ты не перестаёшь меня удивлять, — Женя становиться сзади, и переплетает наши пальцы. Получается мы стоим впритык, едва касаясь телами, но впечатление такое, будто оголённой кожей соприкасаемся.
Я почти забываю о строптивом коне, вся собираюсь в комок нервов, в тех местах где он дотрагивается до меня. Но мне не удаётся удариться в панику, или как-то вообще прожить этот момент, потому что Гром резко дернув головой, выдёргивает поводья и устремляется в нашу сторону.
— Твою мать! — орёт Иванович, бросая поводья кобылы и мчит следом за конём.
Женя же в очередной раз поражает меня своей…доблестью что ли. Я не сильна в красивых словах, и уж тем более в отношении защитников. Просто потому что у меня их отродясь не было.
Евгений за миг до столкновения с Громом, берёт меня в охапку и валит в противоположную сторону. Не дожидаясь пока конь проломит изгородь подрывается на ноги.
— Ты как? Вставай, — тут же командует.
А я зависаю, глядя в глаза вороному коню. Он и не думает перепрыгивать через забор, он просто искал меня.
— Вот же засранец, — запыхавшись останавливается рядом хозяин. Смотрит то на коня, то на меня. — Что ж, похоже Гром выбрал себе хозяйку.
Остаток отведённого времени, я хожу с конём по загону. Знакомлюсь ближе, расчёсываю и кормлю лакомствами. Евгений и Иванович стоя в сторонке что-то бурно обсуждают, я же…я просто счастлива.
Сегодня я обрела друга, пусть даже в лице коня.
Всю обратную дорогу рассказываю Жене о своих впечатлениях, словно его не было со мной. Но что странно, Евгений похоже не против слушать мой трёп. Выдыхаюсь лишь когда машина сворачивает на нашу улицу.
— Последние солнечные деньки, — почему-то говорит Женя, паркуясь у дома. — Скоро будет сезон дождей и гроз. А давай съездим на пикник?
— Я не против…
Эта ночь, как и последующие проходит спокойно, под пенье цикад и далёкий лай собак. Каждое утро начинается с завтрака, а после, мы разбредаемся по делам. Евгений на работу, я же либо к Кристине, либо к Василию Ивановичу еду.
Но всё меняется в один прекрасный день…
Жива
«Люблю грозу в начале мая…» — в корне не согласна с Тютчевым.
И вот вроде бы стойко перенесла всё, что выпало на мою долю, но стоит разразиться кошмарной грозе за окном, как я едва ли в сознании остаюсь.
Страшно…Настолько, что тело леденеет и разбивает дрожью. Ощущение такое, будто и вовсе вишу в пространстве над кроватью.
С каждым последующим раскатом грома и молнии, меня накрывает ещё больше. Тело то вибрирует в припадке, то стынет и покрывается льдом.
Ужаса добавляет сумасшедший ветер и вот та вековая ель, чтоб её! При каждом порыве, её склоняет к земле, а фонарный столб, как мастер иллюзий, показывает нереальные тени. Мозгами понимаю, что на территорию никто не попадёт не замеченным, столько датчиков, сколько я расставила, нет даже в Пентагоне, но…но я в ужасе подскакиваю, когда воображение в очередной раз показывает новый силуэт.  К н и г о е д . н е т 
Плечистый…среднего роста…в пиджаке и пальто…Самсонов!
Взвизгиваю, чисто по-девчачьи, впервые за свою жизнь и несусь в дверь напротив. За спиной ещё не успевает стукнуть с грохотом моя дверь, как я уже влетаю в объятия Евгения.
— Ада, что случилось? — он стоит в боксёрах, но я настолько взвинчена и накручена до предела, что не замечаю очевидных, смущающих деталей.
— Гроза… — задыхаясь кричу, по факту же громко шепчу. Сердце тарабанит в горле и не даёт отдышаться. — Гм…чёртова гроза и там…дерево…