Феномены Тени и зла в волшебных сказках

Такие правила поведения и феномены существуют до сих пор и являются совершенно достоверными. Действительно, мне бывает плохо в процессе анализа в одном случае — когда я вижу у кого-то из своих пациентов такое инфантильное, вызывающее любопытство в отношении зла. Пациент может сказать: «Вы знаете, я люблю ходить туда, где собираются убийцы!» или «Я бы хотел попробовать вступить в связь с этой женщиной. Я знаю, что она злая, но я должен получить жизненный опыт и переспать с ней. Я должен это испытать!» Если вы стремитесь к этому, потому что вы так считаете — то есть у вас есть на то причина, ваши сновидения говорят, что вам следует так поступить, — тогда все нормально, потому что вы можете сказать, что это ваше зло, ваша собственная пропасть, которую вы носите внутри себя и с которой рано или поздно вам придется столкнуться. Но если вы отыгрываете нечто похожее на фривольную установку или просто удовлетворяете свое интеллектуальное любопытство, чтобы просто узнать зло, не испытывая благоговения перед заразительным и пагубным воздействием этого феномена, то вам будет нелегко.
Однажды у меня был пациент — большой интеллектуал, он влюбился в очень симпатичную девушку, у которой был тяжелый психоз. Он очень ею увлекся и каждый раз мне повторял, что собирается на ней жениться. Меня долго мучили сомнения, нужно ли мне его предупреждать или нет. В конечном счете, если он женится на девушке, страдающей психозом, можно считать, что он встретил свою судьбу, — но это совсем не смешно, если не сказать больше! Поэтому я боролась с собой, сомневалась, говорить или не говорить, а если да, то как и когда. Затем ему приснилась девушка, которая ясным языком говорила ему это. Но он оставил это без внимания. Наконец, превозмогая свой стыд и смущение, но считая, что должна поступить по совести, я сказала: «Теперь послушайте, если честно, я думаю, что у такой-то и такой-то тяжелый психоз». Я думала, что мои слова его повергнут в шок, который может разрушить установившуюся эмоциональную связь между нами, но он спокойно ответил: «Да, конечно, я давно это заметил» — и продолжал рассказывать мне свои сны. Очевидно, он осознавал, что значит психоз, но только умозрительно. Он прочел несколько книг по психиатрии и все равно не понял, что это значит. Он не осознавал эмоциональной весомости своего утверждения, то есть вел себя именно так, как девушка, которая пришла посмотреть на госпожу Труде.
Такую установку можно очень часто обнаружить и в настоящее время у людей с высокоразвитым интеллектом, а также у совсем недалеких или очень молодых людей. Среди взрослых она преимущественно встречается у интеллектуалов, и это означает, что они оказываются совершенно инфантильными, как только речь идет о морали или об их собственных чувствах. Сталкиваясь с этическими проблемами, а также с проблемами межличностных отношений, они ведут себя совершенно как маленькие дети. И поступают в точности как девушка из сказки про госпожу Труде, бездумно покоряясь самому ужасному злу, при этом даже не замечая, что они делают.
Теперь мы попробуем глубже понять, как выглядят эти разные воплощения зла. В книге Кнуда Расмуссена[110], посвященной исследованию гренландских саг[111], злые духи и духи, злые лишь отчасти, а также духи, подобные южноамериканскому Курупире или «Оно», которое держит швейцарские горы, изображены как они есть. Эти наброски, сделанные руками эскимосов, на мой взгляд, лучше всего раскрывают сущность первобытных представлений о духах. На одном рисунке изображен громадный белый медведь, названный медведем моря, который иногда губит людей, переворачивая их лодки. Несомненно, он воплощает природные силы и тем самым подтверждает теорию, которой придерживаются многие, говоря, что силы зла — это просто силы природы, олицетворяемые человеком. Я не отрицаю эту теорию, но лишь считаю ее неполной. Природные силы зла, несущие опасность и способные погубить человека, относятся к архетепическим. Это переживания таких бедствий и неприятностей, как голод, холод, пожары, оползни, лавины, снежные бури, наводнения, штормы, блуждание в лесной чаще, встреча с большими хищными животными -белым медведем на Севере, львом или крокодилом в Африке и т.п. Однако поразительно, что люди предпочитают изображать такие природные силы наполовину людьми, наполовину нелюдями. Например, один из них, великан, построен из каменных глыб и может разрушить абсолютно все, но его контуры напоминают человека. Другой — демон — похож на собаку с внушающей отвращение человеческой головой. Есть много смешанных форм — полулюдей, полуживотных, а также фигур с уродливыми человеческими очертаниями. Дух зла невообразимо худ, и люди говорят, что таким тощим его сделало зло.
 
При сравнительном исследовании злых духов можно часто найти искалеченные живые существа; например, у них человеческой является только верхняя часть туловища; или же это только катящаяся голова и ничего больше, или нечто, движущееся без ног, или нечто безрукое или прыгающее на одной ноге. У этих демонов проявляются все разновидности — невозможно избежать этого слова — шизофренических искажений. Это обстоятельство породило широко распространенную у этнологов теорию, что злые духи — это продукт фантазии шизофреников, людей, которые видят злых духов и пытаются совладать с ними, у первобытных племен это знахарь или шаман, которые на самом деле просто больны психозом и мучают всех остальных своими психотическими фантазиями.
Те, кто работал с больными психозом, знают, что это чистая правда. Если вы попросите любого психотика нарисовать злых демонов, которые его преследуют, он вам нарисует существа, очень похожие на тех, которые изобразили эскимосы для Расмуссена. Но с нашей точки зрения есть прямо противоположное объяснение. У многих людей с приступами психоза личность исчезает во время приступа, а у людей, живущих в состоянии хронического психоза, она исчезает на долгое время, оставляя их наедине с архетипическими переживаниями и проявлениями зла. Раньше о таких людях в народе говорили, что в них вселился бес (или Дьявол). Если такие люди нарисуют злых духов, то уродство и злобу этих изображений порождает не шизофрения, а то, что злые духи выглядят ровно так. При архетипическом переживании зла демонические силы воплощаются в образе уродливого человека или страшного существа, и тогда, по-моему, нам следует понимать их символически и видеть в них проекцию психологического факта, то есть что наследие зла было вызвано односторонностью, одним-единственным паттерном поведения.
Жизнь всех животных, даже на очень ранних стадиях эволюции, обеспечивалась тем, что бихевиористы назвали бы паттернами, определенным типом поведения, ухаживания, заботы о потомстве, спаривания и т.д., который является специфичным для каждого вида, причем уже на уровне животных такие паттерны могут вступать в конфликт или смешиваться между собой. Это можно видеть в обычном поведении рыб, например колюшек, у которых сексуальное поведение самца тесно связано с агрессией. Колюшки очень близоруки, поэтому если самец колюшки видит, что к нему приближается рыба меньшего размера, он становится агрессивным и готов вступить в борьбу. Если позже он распознает в рыбе самку, то он успокаивается и готов с ней спариться. Но если он видит рыбу большего размера, то у него развивается страх, он «теряет лицо» и обращается в бегство. Поэтому у колюшек только крупный самец может спариться с маленькой самкой, а не наоборот.
В определенной мере то же самое до сих пор происходит и на человеческом уровне, ибо, если мужчина боится женщину, он становится импотентом; он «теряет лицо», и с этим ничего не поделать! У женщин происходит все наоборот: они могут сочетать «потерю лица» и стремление к бегству с половым актом. Но если они агрессивны, если они одержимы Анимусом, то никакая любовь невозможна.
Таким образом, иногда паттерны поведения перекрываются, сближаются друг с другом и вступают в конфликт или же делают жизнь животных настолько сложной, что они к ней не адаптируются. Хотя природа подразумевает, что такие паттерны помогают животным адаптироваться к жизненным ситуациям, но иногда они действуют с точностью до наоборот и вступают в конфликт между собой. Если человек вмешивается в природу, то он может своими действиями вызвать конфликт у животных и некоторым образом заставить их изменить свое поведение. Следовательно, даже на животном уровне можно говорить о конфликте в прямом смысле слова, то есть о конкуренции и столкновении двух паттернов поведения. Например, если вы протягиваете руку к курице-наседке, то вы видите, что она вступает с вами в конфликт. Она могла бы убежать прочь и не дать до себя дотронуться человеку, но ее инстинкт заботы о потомстве заставляет ее насиживать яйца, и она становится все более напряженной. Затем либо ее стремление убежать проходит, и она позволяет до себя дотронуться человеку, либо берет верх паттерн побега, и она забывает про свой инстинкт заботы о потомстве; но в промежутке какое-то время она находится в подвешенном состоянии, когда вы не знаете, какой паттерн победит.