Степень искренности (СИ)

Джей леденеет от ужаса, он не может даже кричать, настолько шокирован происходящим.
— Следующая будет в голову, — рычит Иен, распуская убийственный феромон.
Джей перемещает руки к револьверу, всеми силами пытаясь опустить оружие, но Иен намного сильнее.
— За нами погоня, капитан, — внезапный голос позади, — они уже знают наши имена, нужно быстрее! — кричит вбежавший человек.
Иен отводит дуло оружия, приподнимает вверх. Хватает остолбеневшего Джея за руку и тащит за собой.
— Нет, не пойду, — он старается выдернуть ладонь из крепкой хватки. Оборачивается на окровавленного отца, после на Иена, сжимает зубы, а после выкрикивает вне себя от эмоций: — Убийца! Я тебя ненавижу!
Иен переменяется в лице, заметно сжимает челюсти.
— Капитан, быстрее, Сэм сообщает, что гвардийцы уже за холмом! — продолжает голосить один из людей альфы. — Да оставьте вы его, с ним у нас не получится быстро скрыться.
Джей резко отшатывается в сторону, как только альфа ослабляет хватку.
— Я приду снова, — говорит Иен и уходит вместе с теми людьми, обернувшись у двери и добавляя: — Никогда тебя не отпущу.
***
Суматоха, слуги, лекари. Джей проводит в тревожном ожидании весь вечер, пока в комнату не входит Рел и не сообщает, что отец жив. Кровотечение удалось остановить. Пуля не задела жизненно важных органов, будто стрелявший намеревался ранить, а не лишить жизни. Но Иен был сильно зол, навряд ли он думал о последствиях выстрела. Все произошло слишком быстро.
Джей облегченно вздыхает. Отец выжил — это главное. Он бы не простил себе и Иену его смерти. Каким бы строгим ни был глава их семьи, но он воспитал их и дал все, что только мог дать родитель детям. В этой ситуации прав отец, и Джею искренне жаль, что он пострадал. Должно быть, тот страдает еще и морально, ведь его старший сын пошел против него, а второй оказался, как он выразился тогда, «неблагодарной шлюхой».
Джей поджимает губы. Он по прежнему не знает, чего ему ждать от завтрашнего дня. Что будет, если Иен снова заявится сюда со своими прихвостнями?
Ему плохо, его тошнит от переживаний, в порыве он пытается расцарапать метку и содрать ее с кожи. Тот альфа, от которого эта метка цветет, поставил ее насильно, и насильно решил вместо него все, заставил себе подчиниться, предал страну и замахнулся на жизнь отца.
Слишком малым кажется его ненавидеть.
Рел покидает его, так ничего больше не сказав. Вместо него приходит папа, бледный и с красными от слез глазами. Папу, который учил его быть чистым душой и телом, жаль еще больше. Родитель всегда ставил его в пример Релу, но теперь смотрит с отторжением. И Джей понимает его. Папе сложно принять то, что он видел тогда и что узнал.
Он ожидает услышать в свою сторону обвинение, но папа лишь смотрит и молчит. Его молчание хуже самых обидных слов.
Джея снова подташнивает. Невыносимо. В комнату заходит слуга с посудиной, как раз вовремя. Джей отбирает у него емкость, силясь сдержать позывы к рвоте, но в итоге не сдерживает.
— Позовите лекаря, — говорит папа слуге. — Не приведите, Боги, он понес дитя.
До прихода лекаря Джей сидит на кровати и смотрит в одну точку. Держится за живот. Сам не понимает, как на это реагировать. Он и подумать не мог, что может забеременеть так быстро, с первых же проведенных вместе ночей.
У него в животе ребенок Иена. И доказательств не надо — теперь Джей будто чувствует его присутствие. Кладет руку на живот. Успокаивается.
— …Вот он, — папа заходит в комнату вместе со старым лекарем.
— Меченый, — сразу же замечает незнакомый. — Метки нынче редко ставят, потому что они редко приживаются. А у него, видите? Цветет. Сильная же любовь, я за все года не видел настолько ярко цветущей метки. Обычно узор незаметный, а тут линии коричневые.
— Хватит, — папа с отвращением кривится, взмахивая рукой. — Делайте то, что должны.
— А я по запаху чую, что он у вас беременный, — кряхтит старик, но присаживается рядом, доставая из сумки дурно пахнущую траву. — Вдохните, — просит. Джей осторожно нюхает и тут же отворачивается, сдерживая позывы к рвоте. — Вот, на этот запах так реагируют только те, в чьем чреве зародилась жизнь.
— Этого я и боялся, — папа тяжело вздыхает. — Но раз так, то продайте нам специальные травы, пока еще срок небольшой и живот не вырос. От отродья надобно избавиться.
========== Глава 18. Предатель ==========
На следующее утро перед Джеем ставят отвар желтоватого оттенка и просят выпить, когда остынет. Он сомневается.
Мысли о ребенке будто стали его спасением. Этой ночью Джей впервые за последние несколько суток провалился в глубокий сон. А проснулся с приятным ощущением в теле. Расслабленность.
Он понимает, что у этого ребенка нет права на жизнь. Все, что его ждет — это непонимание, ненависть, непринятие обществом. Сумеет ли Джей защитить его от жестокого мира? Сможет ли дать все то, что в свое время дали ему его родители?
Единственное, в чем Джей уверен — это в том, что не осмелится убить зародившуюся в нем жизнь. Ребенок становится для него надеждой. Крохотным огоньком, согревающим изнутри. С ним Джей не чувствует себя одиноким, в мыслях о нем спасается от действительности. Если потеряет его — точно не выдержит и угаснет от тоски.
Он неосознанно обдумывает, какое имя подобрал бы. Строит догадки, на кого ребенок будет похож внешне, родится ли он здоровым, какой пол у него будет. Это успокаивает. Джей представляет, как держит кроху на руках, как заботится о нем и безмерно любит.
Стук двери выводит из обретенного равновесия. Это папа. Руки сами по себе начинают дрожать. Джей смотрит на жидкость в чаше и не может пошевелиться.
— Уже остыло, — торопит его папа.
— Пожалуйста, вы же не убийца, — не поднимая взгляда, говорит он. И уже решительнее добавляет: — Я не выпью это.
— Джейми, я стараюсь для вашего же блага и для блага семьи, — родитель подвигает к нему чашу. — Но я не могу влить в вас это насильно. Вы должны понимать, какая участь ждет этого ребенка, если он родится. Само его рождение — большой грех.
— Но убийство куда больший грех, — он продолжает с еще большей решительностью, поднимая голову и натыкаясь на взгляд. — Тогда убейте и меня вместе с ним, потому что без него я не вижу смысла жить дальше.
— Джейми! — прикрикивает папа, подвигая чашу еще ближе, но Джей на эмоциях скидывает ее со стола одним движением руки. Посудина катится по полу, отвар растекается.
— Он не виноват в грехах своих родителей. Прошу, дайте мне родить его, а потом… можете забрать его, увезти далеко, отдать кому угодно, но прошу, прошу же, пусть он живет, — собственный голос становится жалостливым.
Папа выходит и до конца вечера так и не появляется. Слуги приносят сюда еду, но Джей и смотреть на нее не в силах. Его снова тошнит.
Незнание, чего ожидать — хуже горькой правды.
…Уже под ночь, когда в камине почти гаснет огонь, а от свечи на комоде остается крохотный кусок, дверь снова приоткрывается. Джей замирает, готовый обороняться. Но тут же выдыхает — это Рел. Брат проходит и садится рядом на кровать.
— Мне позволили навестить вас, — говорит Рел с нерадостной улыбкой. — Папа очень переживает за вас.
— Для него важнее честь рода и репутация.
— Его так воспитали, — пожимает плечами омега, закидывая прямые волосы назад, чтобы не мешались. — Я говорил с ним. Слышал, то вы отказываетесь избавляться от ребенка. Знаете… у меня есть для вас план. Мне удалось убедить папу.
Джей переменяется в лице, оживляясь и пододвигаясь при этом ближе.
— В провинции уже пошли слухи о вашей тяжкой болезни, — начинает Рел. — И разумным будет отправить вас лечиться на озера в дальнюю деревеньку, где вас никто не знает. А заберем мы вас, когда он, — омега кивает на живот, — появится на свет. Папа согласен после присвоить ребенка себе, притвориться, будто это его очередной сын. Таким образом в обществе не должны что-либо заподозрить.