Олигарх (СИ)
Подумав секунду — не выбить ли гаду второй глаз? — я врезал по морде Шурика, вопившего как потерпевший зимней ночью в лесу, Шурик сразу успокоился, сползая на пол в полном что ни на есть состоянии нокаута. Рука я меня тяжелая и мосластая, и главное — попасть куда надо, тогда нокаут всегда обеспечен. А я умею попадать, как говорится — умение не пропьешь.
Снова повернулся к своему одноглазому теперь убийце, и левой рукой, без размаха врезал ему в висок. Подвывающий от боли разбойник тут же сполз на сиденье, пачкая его обильно льющейся кровью, а я с грустью подумал о том, что хоть сиденья копейки и сделаны «под кожу», но оттирать эту пакость придется долго и трудно. А еще — если кровь затечет куда-нибудь в укромное местечко, да там протухнет — в машине надолго, если не навсегда поселится запах разлагающегося трупа. Плавали, знаем. Жаль, что в этом времени еще нет частных моек с химчисткой и всем таким прочим. Придется отмывать салон самому.
Но это все после. А вот что делать сейчас? Моя затея с продажей машины, казавшаяся такой удачной и легкой, благополучно провалилась, и вместо денег я имею теперь одного двухсотого и двух трехсотых, которые имеют огромный шанс превратиться в двухсотых. По крайней мере мой несостоявшийся убийца — точно. Мне показалось, когда я ударил его в висок — что-то явственно хрустнуло. Неужто проспиртованная и прокуренная черепушка?
Открыл мою дверцу, вышел, открыл заднюю дверь — пощупал пульс душителя…точно! Труп, трупее не бывает. Череп оказался слишком хрупким. Или я — слишком злым и сильным.
Итак, что делать? Тупик, в который меня завезли, пока что безлюден, но кто даст гарантию, что меня не видели с бандитами? В машине кровь убитого, я был у нотариуса, так что найдут трупы убитых, выброшенные на улицу, выйдут и на меня. Тем более что эти типы могли кому-нибудь сообщить, что едут со мной встречаться. Ладно эти двое — скорее всего самые что ни на есть настоящие разбойники, но этот вот Шурик…он говорил, что у него есть семья — жена, дети, мать. Вполне мог сказать им, куда едет. И если уголовникам западло писать заявление в милицию, Шуриным родственникам написать заяву — как два пальца об асфальт. После того, как найдут мертвым и его, Шурика. А то, что придется и его «гасить» — без всякого сомнения.
В милицию нужно ехать, сдаваться. Вот мол, напали — пришлось защищаться. Не рассчитал сил, убил. И позвонить по известному мне телефону — в Москву. Пусть вытаскивают. Что-то я ментам не верю…особенно ментам курортного города. Тут коррупция цветет алым пламенем, жулик на жулике и жуликом погоняет.
Устроил поудобнее покойников, а чтобы не бросались в глаза изобразил, что они спят, прислонив трупы к спинке. Связал руки и ноги Шурику — его же брючным ремнем и ремнем Антона. Снова пощупал пульс у Шурика — не окочурился ли, уж слишком долго он отходит от «наркоза». Но нет — жив, здоров, и его глубокий нокаут скорее всего сейчас перейдет в такой же глубокий сон. Оле Лукойе — прошу любить и жаловать! Навеваю глубокий сон! Зонтика только не хватает…
Где искать отделение милиции я не знал, но действуя по схеме: «Я что, на ногах, что ли?! Крути баранку, да крути!» — я решил ездить по улицам, пока не найдут райотдел, или не увижу бродящих по выпасу патрульных ментов, и уже у них узнать местонахождение заветной организации.
Нужный мне пункт назначения нашелся на удивление быстро — сам не знаю как, но я выскочил на него выехав по одной из улочек Молдаванки и сразу уперся в двухэтажное здание с красным флагом на крыше, и с красной же табличкой у входа, сообщающей, что я прямо-таки напоролся на районный отдел милиции какого-то там района. По-моему как раз молдаванского. Нет — написано «Малиновского района». Почему Малиновского? Да кто ж его знает?! «В мире друг Горацио есть много такого, что неизвестно нашим мудрецам».
Припарковал машину возле желтого «москвича»-412, на котором красовались два фонаря-мигалки, красный и синий, открыв дверцу вышел из жигуленка и пошел ко входу, минуя группку из четырех постовых милиционеров и лейтенанта с папкой в руках, видимо участкового судя по его расхристанному виду. Участковые всегда какие-то помятые и потертые, самые что ни на есть работяги среди ментов. Бывает, что и спят у себя в пикете — особенно если не закусили после стакана паленки.
Пухлый дежурный в звании капитана что-то читал, время от времени отгоняя муху, садившуюся ему на грудь, на которую выползало предательское мокрое пятно, вылезающее из подмышки. Жужжал «винтажный», еще шестидесятых годов настольный вентилятор, пытаясь разогнать летнюю удушливую хмарь. Пахло хлоркой, блевотиной и чем-то неприятным — то ли потом, то ли грязными телами.
Я постучал по барьеру, ограждающему капитана от назойливых посетителей, дежурный посмотрел на меня и брови его сошлись на переносице:
— Чего вам, гражданин?
— Во-первых, здравствуйте — холодно сказал я, набираясь терпения. Похоже, что все будет непросто. А кто бы сомневался? — А во-вторых, у меня в машине лежат два трупа и один живой бандит, которые пытались захватить мою машину и меня задушить. Может, посмотрите?
— Ты шутишь, что ли?! — фыркнул капитан — Парень, вали отсюда! У меня без тебя — дел невпроворот!
— Журнал нечитанный, да? — хмыкнул я — Иди, говорю! Трупы там! И бандит связанный! Проблем хочешь?!
Капитан прищурил глаза, как немецкий снайпер, выбирающий цель среди русских солдат, но ничего не сказал. Поднялся, и вышел из дежурки, в которой кроме него никого больше не было. Благословенные семидесятые! Ни тебе бронированного стекла, ни запрета покидать дежурку, оставляя ее без присмотра. Все патриархально и благостно.
Выйдя из отдела, капитан подошел к задней дверце моей машины, открыл ее…и тут же выматерился — труп высокого бандита вывалился наружу, свесив голову почти до самого порога, и едва не забрызгал кровью штанину милиционера. Тот выматерился, отпрыгнул, с испугом и оторопью глянув на меня, потом оглянулся на постовых милиционеров, с интересом наблюдавших за происходящим и подошел к передней пассажирской дверце, за которой уже сидел, вращая глазами и постанывая помятый мной Шурик.
— Это еще что такое?! — бросил капитан, глядя на связанного наводчика бандитов — Ты как тут…
— Лень, этот козел, москвич, напал на нас, отнял деньги и убил моих друганов! И руку мне сломал! Мы хотели у него тачку купить, а он отнял, сказал, что забирает деньги и пошли мы все на….! А когда мы не хотели отдавать, он убил друганов, а мне сказал что отвезет нас в ментовку и скажет, что мы на него напали! Внатури, Леня, эти москвичи охерели!
— Вон что… — капитан оглянулся на меня и потянулся к кобуре. Я с холодной яростью выслушал монолог этой лживой твари, и спокойно сказал:
— То-то там удавка валяется, да? Ах ты ж мразь!
— Парни, хватайте его! — вдруг завопил капитан, все-таки сумев выудить пистолет из кобуры — Он наших пацанов убил! Это москвич!
На меня навалились сразу четверо, пригибая к земле. Я бы мог их раскидать — легко и непринужденно. И покалечить. Но это были менты, и это были парни, которые совершенно ни причем. Им приказали — они делают. Мне не хотелось их калечить. Тем более — ну, покалечу, а что дальше? Бежать? Меня ловят, преследуют — тут же поедут ловить меня в гостиницу, напугают Ольгу. Оно мне надо? Есть же тут разумные люди, так разберутся, в конце-то концов! И я позволил надеть себе наручники и увести в отделение.
Глава 4
— В заднем кармане удостоверение — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно и доброжелательно — вы совершаете ошибку, и можете за нее сильно пострадать.
— Пострадать?! — дежурный хохотнул, посерьезнел, и после паузы сказал — Ты о себе подумай. Убил двух человек, покалечил другого…между прочим, моего брата, уважаемого человека, коренного одессита! И ты теперь нам угрожаешь?
— Твой брат бандит. Наводчик. Грабитель. И похоже что ты с ним в доле — закончил я, уже прекрасно понимая диспозицию. Похоже, что я заигрался. Вот не хотел, не хотел вляпываться! Надо было пойти в комиссионный, и выставить машину на продажу через него. Или на самом деле просто бросить чертову тачку! Так нет же — поймали меня на моем повышенном чувстве справедливости.