Утилизация (СИ)

Это была ментальная ловушка, прочные стены которой не пускали меня во внешний мир. Осознавая, что это моя собственная иллюзия, я не могла выбраться из неё. Мысль о собственном психическом нездоровье всё чаще проскальзывала в моей голове. Не может человек так зацикливаться на другом человеке? Или может?
Когда-то я ощущала себя квантом, летящим в пространстве. Я была свободна до тех пор, пока на меня не обратил свой взгляд наблюдатель. Как только обратил, я подчинилась его воле. И тут возникал вопрос. А как же моя собственная свобода выбора, моя собственная траектория полёта? Как я должна проявить её? Стать наблюдателем самой себе?
Конечно, я прислушивалась к себе – собственному наблюдателю, но этот трус по щелчку пальцев отключался, когда около меня возникал объект, излучающий опасность. Тревожные колокола вырубали ясность мысли, и маленькая квантовая частица с именем Юля оказывалась под влиянием чужой воли, подчинялась чужим требованиям, исполняла танец на грани абсурда.
По просьбе мужа утром я принесла носки и протянула их, а когда он демонстративно не взял, положила носки ему на колено. Последовала головомойка и ор с претензией, что я не уважаю его и не могу нормально подать носки. Моё жалкое бормотание, прости, извини, я не хотела тебя обидеть, не изменило настроение моего мужа. И ведь я понимала, что это ненормально. Понимала, но всё глубже погружалась в болото бездействия, страха, растерянности и беспомощности, рассыпалась под гнётом этих эмоций, теряла себя.
Мы свернули направо и пошли вдоль забора. Глаз, начавший дёргаться ещё на реке, успокоился, резь под рёбрами прошла. Шагая впереди Лизы, я вернулась в более-менее адекватное состояние, наверное, потому, что за забором было безопасно.
Этот маршрут не вызывал бешеного сердцебиения и тревоги. На территории лагеря мы могли встретить чудовищ, поселившихся с нами в одном пространстве, здесь же к неприятностям можно было отнести только крапиву, да разросшуюся дикую малину, при условии, не думать об инфернальных монстрах в кустах. Если бы я очутилась здесь одна, то забилась бы в какую-нибудь щель и тряслась от страха до утра.
Я всматривалась в планки на заборе, которые сменились железными прутьями. Этот забор состоял из разных частей. Лагерь был слишком древний, забор латали не один раз. Лиза тихо постанывала за спиной, когда её голые ноги жалила крапива или кололи кусты малинника. Неожиданно передо мной возникли раздвинутые прутья, между которыми мы совершенно точно могли пролезть.
— Здесь, — я указала рукой на забор.
— Страшно, — простонала Лиза, — а вдруг мы выйдем куда-нибудь не туда?
— Конечно, мы выйдем в незнакомом месте.
— Это опасно!
Слово ударило меня хлыстом промеж лопаток, я почувствовала, как во мне вспыхнул огнём бунтарский дух. Муж представлял для меня угрозу, а я всё равно шла за ним, словно коза на верёвочке. Шла за ним, ожидая одобрения и любви. Здесь и сейчас я не захотела подчиняться ужасу, который поджидал нас за ограждением.
— Нет, мы пойдём, — упрямо процедила я и полезла в отверстие.
Лизе не осталось выбора, как последовать за мной. На территории, где свободно разгуливали хищники, мы были для них лакомым мясом. Мороз продрал по коже от одной только мысли об этом. Лиза мелко дрожала, растирая озябшие плечи. Топча крапиву, чтобы меньше жгло подругу, я шла к просвету между соснами. Через несколько минут мы очутились на едва заметной тропинке. Идти стало намного легче.
— Смотри, что это? — Лиза указала рукой в сторону.
Недалеко от нас высились железные ворота. Видимо, когда-то здесь играли в футбол. Но что странно, поле рядом с воротами не заросло бурьяном, это было видно даже в темноте. Значит, здесь играли гости лагеря, причём недавно. Может это были миллионеры?
Пройдя по тропинке вдоль поля, мы увидели ещё одни ворота. Сомнения не осталось, здесь были люди. Оглянувшись по сторонам, я медленно подошла к воротам, осмотрелась по сторонам.
— Что там? — едва слышным шёпотом спросила Лиза.
— Пока ничего. Надо прийти днём, вдруг найдём какую-нибудь зацепку.
 
— Юля, иди ко мне.
Лизе было страшно до чёртиков, её пугал даже звук собственного голоса. Она тряслась от мысли, что нас кто-нибудь услышит.
Мы двинулись по тропинке дальше. Впереди показался чёрный силуэт здания с трубой.
— Давай подойдём ближе. Посмотрим, что там такое?
— Ты что? Зачем?
— Затем, что мы недалеко от него. Вдруг придётся прятаться, опять бежать из корпуса. Вот мы с тобой и разведаем.
— Нет, пожалуйста, прошу тебя, не надо.
  
*
 
Истеричное бормотание Лизы не остановило меня. Тропинка вела вперёд, и я пошла по ней именно туда. Не доходя до здания из тёмного кирпича, один вид которого навевал мысли о преисподней, мы остановились, сканируя пространство, вслушиваясь в ночные звуки. Справа напротив здания виднелась длинное одноэтажное деревянное строение с частоколом дверей, ещё дальше высилось какое-то большое прямоугольное сооружение, напоминающее по виду открытый бассейн. Скорее всего, это и был бассейн для детей.
Мы осторожно приблизились к монструозному зданию. Тропинка заканчивалась прямо у светлого прямоугольника – двери, за ручку которой я слегка потянула. Закрыто.
— Пойдём дальше, — шепнула Лизе.
Повернув вдоль стены, мы подошли к кирпичной печи с трубой, чугунная дверца которой была приоткрыта. Я определила назначение здания – баня или котельная. Лиза, ухватившись за угол дверцы, приоткрыла её, заглянула внутрь.
— Угольная печь, — сказала Лиза, — смотри, вон там трубы от неё идут.
Засмотревшись на трубы и высокую печь, мы ослабили внимание и очнулись, когда недалеко от нас зазвучали мужские голоса. Лиза схватилась за дверцу печи и осела на землю.
— Нас поймают, — прошептала она. — Их много…
— Поднимайся…
— Не могу…
Убежать, таща Лизу на себе, у меня бы не получилось в любом случае. Я затравленно оглянулась, мужские голоса приближались. До дверей, которые я определила как кабинки – раздевалки, я дотащила Лизу, еле шевелящую ногами кое-как, сгрузила рядом. В бешенном темпе дергая двери кабинок, я жаждала только одного, спрятаться, затаиться, укрыться в одной из них.
Все двери оказались заперты, только зря время потеряла. Подхватив совершенно обессилевшую Лизу, я поволокла её к высившемуся прямоугольнику бассейна. Ведущие вверх деревянные ступени были бесполезны, а вот место под ними могло нас укрыть. В темноте никто не будет заглядывать под них. Лиза дышала каким-то захлёбывающимся пунктиром, у неё началась паническая атака.
Я знала это ощущение, когда хочешь вздохнуть полной грудью и не можешь, тело покрывается испариной, а сердце выбивает немыслимую дробь, выскакивая из груди. Подхватив Лизу под мышки, двигаясь спиной вперёд, согнувшись в три погибели, чтобы не удариться головой о ступеньки, затащила её словно куль с мешком, и осела на землю. Лиза лежала головой у меня на коленях, судорожно хватая воздух ртом.
— Нас здесь не увидят, — прошептала ей, судорожно ища способ снять приступ.
— Увидят, я…несчастливая…
— Зато я везучая.
— Умираю, — прохрипела Лиза.
Мужчины, чьи силуэты стали отчётливо видны, подошли к зданию и исчезли из вида. Они о чём-то посовещались, я слышала их голоса, скрипнул дверной замок, негромко стукнула дверь.
— Они зашли внутрь. Мы в безопасности.
В относительной безопасности, но об этом не стоит… Тотальный страх вызвал у Лизы почти тотальный паралич. Я не протащу её на себе и двадцать метров.
— Мне плохо.
— Тихо, тихо, — я гладила её по голове, как маленькую, — У тебя глаза красивые, ты знаешь? И взгляд глубокий, как у…, — чуть не сказала «трагической», — актрисы.
— Ты…добрая, — задыхаясь, сказала она.
Она пыталась протолкнуть воздух в лёгкие. Я знала, приступ должен пройти, это не смертельно. Но ощущение, что ты живёшь последние минуты, не спутать ни с чем, они настолько явственны, что не перебить никакой логикой. Мне нужно помочь человеку, сидя на земле в тесном закутке под лестницей, в нескольких метрах от опасности.