Дочь палача и дьявол из Бамберга

– Разве что вырваться из этого круга, – пробормотал Якоб. – Я, по крайней мере, попытался тогда. Но вернулся.
Последовало молчание, прерываемое иногда лишь стонами беспокойно спящего Матео. В конце концов Магдалена встала и принялась мерить шагами комнату. Вдали надрывался соборный колокол.
– Полночь уже, а Георга с детьми все нет, – сказала она и зябко поежилась. – И про Симона ничего не известно. Надо бы их поискать. Вот только где? В замке? По-моему, волнение там немного улеглось. Но где они могут…
Магдалена замолчала, и глаза ее вдруг сверкнули радостным блеском.
– Точно! – воскликнула она. – Надо заглянуть к Иеремии в трактире «У лешего»! Возможно, они там! Детям еще вчера у него понравилось. Может, Георг уже не знал, куда девать сорванцов, и отвел их к нему. А там они потеряли счет времени!
«И там они встретили Барбару, – подумала она. – Так и есть! Георг разыскал сестру и задержался там».
Она так и не рассказала отцу, где скрывается Барбара. Ей хотелось сдержать обещание до тех пор, пока Матео не будет в безопасности.
– До полуночи в «Лешем»? – Бартоломей пожал плечами: – Ты и вправду думаешь, что дети там?
– Ну, проверить все же стоит. – Магдалена направилась к двери. – Я сейчас же…
– Сколько раз тебе говорить, что этой ночью ты никуда не пойдешь одна! – резко перебил ее отец. – Черт его знает, что вытворяют там эти самозваные ополченцы. Если и пойдешь, то только со мной.
– Я думала, ты отправишься в замок, поискать Симона…
– Я могу сходить. – Бартоломей поднялся и кивнул на спящего Матео: – Только отнесу парня в спальню. С его-то жаром, да после вина, которое в него Якоб влил, он проспит несколько часов. Потом надо будет подумать, как быть с ним дальше.
Магдалена с благодарностью взглянула на дядю.
– Спасибо, – сказала она тихо.
Бартоломей ухмыльнулся, но взгляд его оставался печальным.
– Может, это последнее, что я могу сделать хорошего. Надеюсь, Господь потом зачтет мне это. – Он нетерпеливо махнул рукой: – А теперь ступайте, пока я не передумал.
Магдалена кивнула ему на прощание, после чего скрылась вместе с отцом в ночном мраке.
* * *
Георгу между тем снилось ароматное темное пиво. Густое, как мед, оно текло из огромной бочки прямо над головой. Ему оставалось только открыть рот, и сладкая жидкость лилась прямо в горло.
Но потом пиво вдруг изменило цвет. Вместо коричневого оно стало красным, и Георг ощутил вкус крови. Он едва не захлебывался под водопадом крови! Сквозь кровавый поток до него доносились крики, кто-то, казалось, звал его. Потом Георг почувствовал грубый толчок, кровь исчезла, и в голове остался лишь глухой гул.
– Эй! – услышал он голос. – Просыпайся, мы закрываемся! Вставай, пьянчуга!
Георг открыл правый глаз и увидел над собой обвислое лицо трактирщицы, снова старой и толстой, какой он запомнил ее в начале вечера. Кроме того, она, похоже, была чем-то рассержена.
– Выметайся, парень! – крикнула она на Георга. – Возвращайся домой, пока тебя не хватились. На улице настоящий ад.
– Ад… – пробормотал Георг и еле-еле кивнул. Примерно так можно было назвать его нынешнее состояние.
– В городе поймали нескольких оборотней, – продолжала напирать хозяйка. – Один из них, видимо, сам викарий. Весь город на ушах стоит! Давай, убирайся! – Она толкнула Георга, отчего тот едва не свалился со скамьи. – Я хочу закрыться, пока не явились какие-нибудь ополченцы и не разгромили мне зал.
– Оборотни?.. Викарий?.. Не понимаю…
Георг с трудом поднялся из-за стола и заковылял к выходу. Трактир был пуст, но несколько пивных луж еще напоминали о веселой попойке. Один раз Георг едва не упал, но трактирщица вовремя его придержала.
– Лучше держись больших улиц, – посоветовала она. – Или подыщи каких-нибудь ночных гуляк, чтобы проводили тебя до дома. Жуткая сегодня ночь. Черт его знает, кто или что там ошивается!
Она перекрестилась, после чего захлопнула за юношей дверь, и он остался один посреди улицы.
Георг несколько раз вздохнул и потер уставшие глаза. Прохладный воздух помог ему немного протрезветь. Возле поворота был небольшой фонтан, и подмастерье палача неуклюже направился к нему. Сначала он лишь обрызгал лицо холодной водой, потом окунул туда голову, как бык на водопое.
 
Холод колол его как иголками, но это хотя бы помогло прийти в себя. Георг встряхнул мокрой головой и осторожно огляделся в безлюдном переулке. Все утопало во мраке, лишь на втором этаже трактира еще горел свет.
Георг наморщил лоб. Трактирщица говорила что-то про оборотней. Один из них, по всей видимости, – убитый волк, которого отец с дядей и Магдаленой подбросили стражникам у Старого двора. Значит, побег Матео удался. Но кем были остальные оборотни? И какое отношение имел ко всему этому викарий?
Вдали послышались разрозненные громкие крики, как если бы перекрикивались стражники. Георг склонил тяжелую после всего выпитого голову. Наверное, лучше всего сейчас как можно скорее вернуться с детьми домой и там…
Вдруг у юноши екнуло сердце. Он вдруг вспомнил, как его, собственно, занесло в «У синего льва». Он же оставил детей у Иеремии! С тех пор прошло, наверное, уже несколько часов. Если все совсем туго, то Магдалена давно уже дома и места себе не находит от беспокойства. Она глаза ему выцарапает, если он сознается в своей оплошности. Но это ничего не даст, такова цена за пьянку. Что ж, по крайней мере, дети в надежных руках у Иеремии.
 Иеремия… 
Георг уже направился к мосту возле ратуши, но снова помедлил. Имя старого управляющего что-то всколыхнуло в нем. Сквозь туман в сознании проступила четкая мысль, которую прежде рассеивал алкоголь. Теперь, на холодном ночном воздухе, с мокрыми волосами и озябшими пальцами, юноша вдруг ясно все осознал.
Он кое-что видел.
Нечто такое, что заставило его насторожиться только сейчас и встало на свое место наряду с остальными частями мозаики.
 Иеремия… Дети… Меч… 
Георг пустился бегом.
* * *
В темной холодной камере Адельхайд Ринсвизер готовилась к скорой смерти.
Женщина понимала, что смерть эта рано или поздно наступит – в лице того человека, с которого она сорвала вчера капюшон при попытке к бегству. Она не знала только, когда именно это произойдет.
И не знала, как это произойдет.
Сердце забилось чаще при мысли об орудиях пыток, увиденных еще в первый день, от которых погибло уже столько людей. Дыба, заостренный конус, раскаленные щипцы, бронзовые сапоги, тиски для пальцев… С чего он начнет? А на чем остановится?
Тьма укрывала ее, как черная сырая земля. Последняя свеча догорела еще несколько часов назад. С тех пор незнакомец так и не принес новую. Адельхайд чувствовала себя заживо погребенной. Она уже не сомневалась, что тюрьма находилась где-то посреди леса. Изредка до нее доносился, как сквозь толстое одеяло, щебет птиц или треск веток, если ветер снаружи дул особенно сильно. Так как она почти ничего не видела, у нее обострились все остальные чувства. Она чувствовала запах стоптанной глины, плесени на стенах, мелкий помет, оставленный мышами в своих норах и ходах. Иногда ей даже слышалось, как вокруг прорастают корни – нескончаемый шорох и хруст. Но это, скорее всего, было лишь плодом воображения.
Ко всему прочему, в камере стоял холод. Дома у них имелся погреб, где они хранили пиво и другие портящиеся продукты. Зимой муж Адельхайд вырубал глыбы льда из замерзшего Регница и складывал под домом для охлаждения. Адельхайд называла погреб ледяным коробом. Даже в разгар лета там царил холод, как в середине февраля. Она никогда не задерживалась там дольше, чем было нужно.
И вот она уже несколько дней лежала в таком ледяном коробе, который, вероятно, станет для нее склепом.
Адельхайд не понимала, почему мужчина не возвращался так долго. В душе у нее по-прежнему крошечным огоньком теплилась надежда. Она вспомнила, как он плакал накануне, всхлипывая, как ребенок. Или это было позавчера? Он собирался отвести ее в ту ужасную камеру, но потом все-таки пощадил. Когда Адельхайд очнулась, она была крепко привязана к кровати. Горло стало шершавым от кожаного шнура, которым ее едва не задушили. Глотать получалось с трудом. Глиняный кувшин, который прежде стоял у кровати, опрокинулся. Ее мучила жажда, усиливаясь с каждым часом. Но незнакомец ее пока что не беспокоил.