Прокламация и подсолнух (СИ)

И в пансион ездили, тоже в последний день. Дядька Машинкату тогда с рук почти не спускал. И вроде и улыбался, и шутил, а глаза были такие, будто навек прощался... И сказал со вздохом:
– Ты уж за ней присмотри, раз меня рядом не будет.
Штефану стало стыдно. Сам-то хорош! Полгода прошло, а он даже не написал ни разу, не узнал, как там сестренка!
Ружья внезапно закончились, а вот парочка целых горшков еще осталась. Свое оружие тоже лишний раз проверить не помешает, верно?
Штефан потянул из-за пояса пистолеты.
Машинкате он напишет. Непременно. Чтобы не подумала, что они ее бросили.
Вот только доедет до дядьки, выяснит, что случилось, и сразу напишет. Тудор бы от них не отказался. Вспомнить, сколько всего было, и как дядька светлел лицом и улыбался, даже тогда, в Вене...
А пандуры говорят, что в последние годы он улыбаться разучился вовсе. Хотя они много чего говорили, зачастую и не верится! Мрачный нрав у слуджера? В гневе страшнее волколака? Это про Тудора-то?! Штефан совсем другое помнил. Что же с ним случилось? И почему не писал? Не мог он его бросить! Или... решил, что это Штефан от него отказался? Забыл? Предпочел ему Николае и сытую спокойную жизнь наследника боярского рода?!
Порох, пыж, пуля. А горшки-то закончились. Ладно, вон какой-то черепок виднеется.
Если Симеон и остальные говорили правду... А чего ради им выдумывать? Но если это правда, значит, у дядьки точно беда какая. А Штефан, вместо того, чтобы рядом быть и, может, помочь хоть чем-то, тут дурью мается...
– Штефанел, ты чего? – послышался откуда-то сбоку голос Морои.
– А? – Штефан очнулся от размышлений, обернулся. Мороя глядел на него сочувственно.
– Да палишь тут в белый свет уже незнамо сколько времени.
– Я, кажется, дурак, – признался Штефан, рассеянно переводя взгляд с пистолета в руках на изрядно подтаявшую горку патронов, ссыпанную на колоду. Это сколько же раз он успел пистолеты перезарядить? Раза четыре? Еще и патроны перевел...
Мороя покачал головой.
– Ежели ты тут печалишься насчет того, что капитан сказал, так ты это зря. О тебе же беспокоимся!
– Это я понимаю, – Штефан вздохнул и постарался улыбнуться. – Я про дядьку.
– Да найдем твоего дядьку, – подбодрил его Мороя. – Нешто слуджер не поможет? Он много с кем знается, и с боярами, и с русскими тоже... Дядька-то, небось, тоже соскучился, ищет. Просто не знает, где тебя, поганца, носит.
– Наверное... – Штефан осекся, закусил губу. Снова царапнуло сомнение.
А что тут искать? А уж в Австрии и вовсе искать было нечего, никуда там Штефан не пропадал и не бегал. Может, он зря тут себе напридумывал? Хотя ведь есть с чего! Мало ли что стрястись могло? Или вправду дядька просто подумал, что он – как Николае... Дай Бог! Уж объяснить он сумеет, а выслушать его Тудор никогда не отказывался. И чтобы искать, надо знать о пропаже, а про скандал в доме боярина Глоговяну Тудору вряд ли кто-то докладывал. Про Николае и подумать смешно, а у маминой родни и без Штефана хлопот полон рот. Князь Григорий вон тоже не писал сколько и теперь не разыскивает – и это не удивляет ни чуточки...
– Ты с ружьями-то закончил? – деловито спросил Мороя. Получив утвердительный кивок, прибрал оставшиеся патроны и уселся на колоду, чтобы продолжить свои увещевания. – А по дядьке не горюй. Ты слуджера просто не знаешь. Если уж он возьмется за дело, так не то, что какого-то офицера, – хоть черта отыщет, с рогами и вилами.
Штефан невольно фыркнул и едва не брякнул, что если Тудору чего искать придется – так разве зеркало! Но сдержался. Им самим завтра искать по горам турецкую банду. К чему Морое сегодня его семейные сложности? Нет, не время сейчас душу изливать, пусть и хочется до смерти. Мороя в годах, много повидал, может, и сказал бы что-то дельное... И дядьку он хорошо знает...
Старый пандур выглядел очень благодушно, и Штефан осторожно пристроился рядышком.
– Вы же воевали вместе?
– Да у нас тут все, кто постарше, под началом Тудора воевали.
Штефан какое-то мгновение поколебался, но все-таки не выдержал:
 
– Расскажи?
– Про войну?
– Нет. Про Тудора.
  
- 14 -
 
Когда в горах окончательно стемнело, дождь утих, зато поднялся ветер. По небу бежали черные облака, то и дело затягивали клочьями убывающую луну, промозглая сырость пробирала до костей. Выйдя перед сном покурить на галерею, Симеон немедленно продрог, но остался сидеть, глядя в небо.
– Шел бы ты спать, капитан, – грубовато сказал подошедший Йоргу. – Стареешь, что ли? Раньше в ожидании драки только так ухо давил!..
Симеон криво усмехнулся в ответ.
– И сейчас бы придавил, если б знал, что завтра будет драка.
Грек присел рядом, сунул трубку в рот. Затянулся и выпустил колечко дыма.
– Думаешь – турок не найдем?
– Не найдем – это ладно! Как бы они не нашли кого из наших, пока мы по горам лазить будем!
– Верно, – уронил Йоргу, потянув себя за ус. – Но не разорваться же нам – и так народу мало. Ничего, в деревнях тоже не без рук живут, и это тебе не Бухарест, где хоть режь – никто не пикнет...
С заднего двора долетел очередной выстрел.
– Куда он палит-то? – изумился Йоргу. – Темень же, ткни в глаз – ничего не видать!
– А он на горшок сподобился портянку старую вешать, вот и стреляет. Ладно, пусть руки с пользой займет, а то смотреть жалко.
Грек помолчал, приглаживая усы и искоса разглядывая капитана.
– На тебя тоже смотреть жалко. Хочешь, я тебе голову займу с пользой?
– Ну? – вяло полюбопытствовал Симеон. – Ладно, валяй, ты ж не отвяжешься.
– Не отвяжусь, – подтвердил Йоргу, выдыхая огромный клуб дыма. – А и тебе не бесполезно. Вот хоть Подсолнуха взять – что это с ним, думаешь? По родне скучает?
– Да черт его знает! Он у нас гордый, Подсолнух-то, разве если Макарке расскажет. А тот упрямый – не выдаст! Я бы давно его семейку нашел, не будь они оба такие упертые, – Симеон тяжело вздохнул. – Хотя ладно, не хочет – не надо. Без него как искать? По байкам? Так ведь сам знаешь, не соврешь – не расскажешь!
Йоргу ткнул трубкой в небо.
– Концы в любом вранье есть!
– Ладно, тебе виднее, – беззлобно хмыкнул Симеон. – Но воля твоя – я в его рассказах про дядьку концов найти не могу, а он в них не путается. То ли все – вранье, то ли все – правда, только таких людей я доселе в Романии не видал.
– Видал, – вдруг хмуро уронил Йоргу и снова выдохнул колечко дыма.
Симеон опешил.
– Кого – видал? Боярин – раз. Русский офицер – уже по пальцам пересчитать – два! Воевал – три. Ладно, среди арнаутов имеются такие, вон хоть Иордаке Олимпиота взять, что в Бухаресте гарнизоном командует. Но чтобы родня в Романии и чтобы пандуров уважал!.. Кто?
Йоргу пососал трубку. Сплюнул, утерся. Возвел глаза к небу и обстоятельно пригладил усы.
– Тудор.
Симеона приморозило к крыльцу. Некоторое время он ошарашенно смотрел на товарища, потом хлопнул его по спине и громогласно расхохотался.
– Ты еще скажи, что не сходится, – Йоргу обиженно пожал плечами и снова сунул трубку в рот. – Ты вспомни, Подсолнух говорил, что дядьке его в войну едва тридцать стукнуло. А сколько Тудору было, когда война началась? И в морду Подсолнух признал не кого-нибудь, а Зойкана, который постоянно при Тудоре. А про хозяйство он что рассказывал? Вот много бояр знают, как к скотине подходить?
– Да ты сдурел, брат! – Симеон положил руку ему на плечо. – Конечно, похоже, но ведь не сходится ничего! Нешто наш Подсолнух стал бы тут горшки бить, ежели ему до дядьки любимого полдня верхом?!
 
Йоргу изумленно посмотрел на капитана и примолк, задумчиво теребя ус. А Симеон продолжил небрежно:
– Ладно, наврал ты здорово! Только знаем мы семейство Тудора – нет там таких нравных боярских щенков, как наш Подсолнух! Племянник у слуджера есть – братов сынишка. Только он ведь еще титьку сосет, – он вдруг глубоко задумался. – А что до рассказов нашего Подсолнуха – может, ты и прав...