Прокламация и подсолнух (СИ)
Штефан, на долю которого сегодня выпадал ночной караул, задумался, с кем бы поменяться дежурством.
Проще всего, конечно, с Гицэ. Вот уж кто точно поймет, что подобные шансы не упускают. Ну, или если Гицэ куда-то завеется, можно с Макарией столковаться. Все равно у Ануси батька дома и обойти его пока не выходит, хотя Штефан с Макаркой и разработали план, для исполнения которого вторую неделю прикармливали Михаевского кобеля. Но пока Макарке по ночам спешить некуда – не откажется друга прикрыть. Главное – чтобы Симеон не прознал.
Легкий теплый ветерок пошевелил листья, нахальный солнечный зайчик пробрался сквозь ветки, заглянул в глаза. Штефан сощурился, потянулся, заложил руки за голову и продолжил размышлять над тем, как бы вечером улизнуть с заставы.
Ругать Симеон за подобные отлучки особо не ругал, но вот ворчал регулярно. Видимо, так, для порядку. Хотя в этом вопросе Штефан скорее был солидарен с Гицэ – ну не отказываться же, когда такое дело! Он же не монах и не евнух. И не Макарка, который никого, кроме своей Ануси, не видит и половину свободного времени ходит за ней хвостом, а вторую половину пытается не попасться ее батьке. Симеон вон и сам регулярно на мельницу к Станке наведывается, о чем каждая собака знает. К кому ходит Йоргу – гадала вся застава, но хитрый грек так и не признался. Хотя, может, у него и не местная баба вовсе. Периодически, вот как сейчас, он пропадал на несколько недель, говоря, что едет навестить родню, а там – кто его знает. При том, что про Йоргу рассказывали на заставе, он мог и к красотке какой ездить, и просто прокатиться по Дунаю так, что его в очередной раз объявят в розыск. Да даже Мороя порой отлучается к вечеру с заставы, а ведь он старый, ему уже за сорок. У Гицэ вон, считай, в каждой деревне по бабе. А у Штефана всего-то две... Ну ладно, три... Подумаешь! Главное – не встрять, как Гицэ с той немкой. Хотя от Радованки такой пакости ждать не стоило. И хороша ж, чертовка!
Штефан припомнил и густые косы, отливавшие медью, и тонкий стан, и высокую грудь... Это Симеону вон нравится, похоже, когда у девки от одного бока до другого ходить надо, но если припомнить ту, из деревенского хоровода, которую потом еще Гицэ поминал... Как там ее звали? Рыхлая, как булка, и облизывается все время. И на всех. Он повел плечами, вспоминая неприятное ощущение бестолковщины. Нет, с ней как-то плохо вышло. И повторять не хочется.
А с Радованкой и поговорить можно, и посмеяться. И фигурка у нее на загляденье. Разве личико подкачало: Радованка, когда не улыбается, малость на лошадь смахивает. Но она веселая – часто улыбается. Хотя чему бы улыбаться – батька пьет горькую, в доме семеро по лавкам, а сама Радованка за гроши батрачит, где придется, и приданого за ней сроду не дадут. Ей бы мужа хорошего, конечно, но это уж как Бог даст. По крайней мере, нынче вечером ее можно порадовать – как раз с проезжавшего обоза досталось мелкого серебра на бусы. Самому-то деньги вроде пока без надобности, конь накормлен, пистолеты заряжены, да и кошель припрятан на заставе. Разве что Фатьме подарок присмотреть стоило бы. А впрочем – засмеет ведь Фатьма... Это тебе не Радованка – палец в рот не клади! А уж чему ее в гареме научили!..
Штефан почувствовал, что невольно краснеет. Эх, Фатьма... Ее не понять – то ли нужен, то ли так, вместо игрушки или котенка сгодился. То холодной водой окатит, то пригреет. Но ведь его выбрала со всей заставы, не кого-нибудь! Приятелям из Академии рассказать – обзавидовались бы. Впрочем, пограничной службе, веселым деревенским гулянкам и всему остальному они позавидовали бы не меньше.
Отписаться, что ли, Лайошу, заодно узнать, как он там? Обещал же писать, да как-то забыл. Не до того стало. Почтовые кареты до Вены иногда тут проезжают. Можно было бы и самому с ними добраться. По-хорошему, так еще с неделю назад выехать стоило, если бы собирался обратно в Академию, но...
А ну ее, эту Академию! Образование, конечно, вещь полезная, кто бы спорил. Вот только еще два года торчать в казарме, чтобы потом блистать офицерским чином в каком-нибудь занюханном полку во славу австрийского императора?.. Превосходная перспектива! И еще вопрос, возьмут ли обратно. Пусть неприятно, но надо же понимать, что одно дело – когда за тобой деньги семьи Глоговяну и связи семейства Гика, а другое – когда ты новоиспеченный австрийский подданный, да еще и румынского происхождения. Но семейство или не семейство – все равно невместно бы внуку великого бана Крайовы сидеть там, где румыны отродясь числились низшим сословием. Нет, на хорошее место в Австрии теперь рассчитывать не приходится, даже после полного курса Термилака...
Штефан запустил огрызком в яблоневую листву. Неудачно – попал в самое яблочко и чуть не получил от дерева сдачи по лбу. Боярин Григорий Гика вон тоже неудачно на господарский трон целился, похоже. Ну так и что? Господари-то каждые пять-семь годков сменяются, еще посмотреть надо, куда мамину родню кривая вывезет. А если и нет – что он, Штефан, сам в люди не выбьется? Тудор вон...
Новое яблоко чуть не вывалилось из рук, но Штефан успел поймать его вовремя. За минувшие пару месяцев он, конечно, поуспокоился и хоть как-то уложил в голове семейные тайны, иначе просто не выжил бы. И хотел бы забыть начисто, но если с Николае такой номер прошел запросто, то уж Тудора поминали на заставе через день да каждый день. Забудешь тут, как же!
Однако Штефан все равно старался теперь размышлять как можно более отрешенно. Это пару месяцев назад он готов был бежать куда подальше от дома в Австрию, а Академия с ее жестким распорядком казалась землей обетованной в царстве неожиданно обрушившегося хаоса. Теперь же все было совсем не так. На заставе Штефану нравилось. Дежурства у рогатки, скандалы с контрабандистами, объезды по горам, пристреливание винтовок и возня с ландкартами. Вечерние байки под ракию. Девушки, опять же... После такой вакации Академия выглядела невыносимо скучной. Казарменный распорядок, редкие отпуска в город, коня размять – разве что в манеже, и ни подсолнухов тебе, ни выпивки, ни всего остального! Нет, на заставе определенно было лучше. Да и с точки зрения житейского опыта куда полезнее. И по-немецки круглыми сутками говорить не надо.
Но это все-таки случайные каникулы. Если уж решил быть полезным там, где родился, так надо использовать все возможности. К тому же за эти два месяца он до взвоя соскучился по книгам и беседам. Окончательно понял, что дело плохо, когда, удивляясь сам себе, с отменным нахальством конфисковал свежие газеты у проезжавшего австрияка. Просто увидел печатные листы – и не смог удержаться! Симеон потом, конечно, ругался, но помогать капитану с записями в отсутствии Йоргу все равно было некому – разрешил Штефану и дальше торчать у рогатки. Только велел в следующий раз честно просить, чтобы проезжающие не изумлялись потом, зачем бы малограмотным таможенникам иностранные газеты...
Так что газетами Штефану порой удавалось разжиться. Вот только обсудить мировые новости было толком не с кем. Даже Йоргу, и тот уехал! Нет, жить всю жизнь вне круга образованных людей – рехнуться можно. Надо искать способы хотя бы совместить, как когда-то делал Тудор, не один год мотавшийся между столицей и медвежьими углами Олтении. Еще и воевать успевал! Да так успевал, что турки даже после войны за его голову награду обещали!
Симеон и остальные, конечно, хорошие, но представить их в боярском доме или на великосветском приеме Штефан не мог. Зато дядька – Вену вспомнить! – и не скажешь, что родом из глухой деревни! С генералами на равных общался, в какие-то философские кружки вхож был, да и на венских раутах иной русский или австрийский дворянин рядом с Тудором смотрелся форменной лошадью в гостиной. Штефан фыркнул. У него самого и воспитание, и образование, так неужто в Романии не устроится? Тем паче тут вон сено, яблоки... Кажется, сроду так весело лето не проводил. Разве что совсем по малолетству, дома, когда еще и мама была жива, и отец с дядькой не рассорились...