Прокламация и подсолнух (СИ)

Когда разливали ракию, Симеон мигнул, чтобы плеснули обоим смутьянам.
– Мировую пейте, – велел строго.
Зыркнули из-под запухших век оба почти одинаково – мужикам смех! Надулись на гогот тоже одинаково, даром, что Макарко на пару лет старше. Но бузить перед начальством не решились – стукнулись кружками, опрокинули ракию. Макарко лихо занюхал рукавом, Штефан долго пытался проморгаться.
Мороя сунул обоим по куску сыра.
– Закусывайте, вояки!
Обиделись. Ну вот что с ними делать? Мальчишки!..
Еще до рассвета Гицэ выволок обоих на двор, заставил бегать до упаду и только потом отпустил поить лошадей и перебирать сено. Ближе к полудню, когда застава расползлась по обычным делам, а парни вымыли руки от навоза, поставил их во дворе против себя.
– Нападайте!
Симеону как раз притащили еще почту, и посмотреть на урок не довелось.
Вечером Штефан потирал вывернутое плечо, у Макарки левый глаз совсем перестал видеть. В ответ на суровый взгляд командира, Гицэ пожал плечами:
– Об свое же колено приложился, увалень.
Гицэ казался довольным обоими, а конюшня была вычищена до блеска, и Симеон решил отпустить Макарию, который все-таки уже числился в отряде, с теми, кто повезет новые мешки с почтой. Не сразу приметил, что Штефан вывалился на двор следом, и когда Макарко неловко взбирался на своего дурноезжего мерина, у колодца с грохотом покатилось ведро. Мерин взвился, шарахнулся, стряхнул Макарку в крапиву. Тот выбрался, ругаясь в Бога, душу и мать, но Штефан только сделал невинные глаза и отправился поить оставшихся лошадей.
Макарие вернулся, отоспался и взял свое. Штефан как раз шел по двору с охапкой сена, когда на него налетел невесть откуда взявшийся козел и наподдал рогами пониже спины. От второго удара Штефан ловко увернулся, даже сумел ухватить скотину за рога, но вот что делать дальше – так и не придумал, и топтался с гарцующим козлом по двору, пока не выскочил на шум Мороя и не перехватил серого. Макарие наблюдал с любопытством и почесывал себе спину длинной вицей. Штефан вежливо поблагодарил Морою, отряхнул руки, спокойно подошел к Макарке – и двинул ему поддых на глазах всей заставы. Макарие взвыл и залепил в ответ такую затрещину, что в крапиву улетел уже Штефан.
На следующий день Макарко угрюмо косил ту самую крапиву, а Штефана обозленный Симеон загнал помогать по кухне. По справедливости, обоим следовало мыть отхожее место, но Симеон вовремя остановился, сообразив, что ежели боярский сынок взбрыкнет, выйдет сплошной урон командирскому приказу. Макарку-то и прочих можно всегда пригрозить в шею выгнать, а этого, коли сам оставил, не очень-то и прогонишь.
Так что Симеон краем глаза приглядывал, думая, что же делать, коли окажется, что распорядился сгоряча. К его удивлению, Штефан выкаблучиваться не стал, хотя на помойное ведро и надулся, как мышь на крупу. Симеон вздохнул с облегчением – ладно, чутье на людей не подвело. Парнишка, конечно, ручки пачкать не привык, но толк с него будет. Навоз же греб – совладает и с мисками!
Добросердечный Мороя и вовсе рассыпался в похвалах, хотя убил полдня, обучая мальчишку чистить рыбу и топить печку. Правда, к вечеру открылась новая беда – отскребая чешую и выметая золу из поддувала, Штефан привел выданную Мороей одежонку в вид, на который без слез не взглянешь, а рыбой от него несло так, что в помещение его допускать было никак невозможно. Симеон, уже смягчившись, отпустил его постираться.
Штефан сноровисто натаскал воды, по совету Морои добавил щелока, вновь переоделся в остатки мундира и… озадаченно поглядел на плавающие в бадье портки. Курившие ввечеру на крыльце мужики подавились смешками, и он, пригорюнившись, начал яростно тереть тряпку о край бадьи, а как дошло до выжимания – загрустил окончательно. Симеону стало его почти жаль, но тут на двор как раз ввалился Макарко, прислонил заботливо наточенную косу к колодцу и стянул рубаху, чтобы умыться. Покосился на Штефана.
– Что, боер, без слуг-то несподручно? Раз стирать не умеешь, не свинячил бы!
 
Штефан повел носом, скривился и на глазах всей заставы подцепил рубаху противника и бросил в бадейку.
– Тебе тоже надо – вот и покажешь!
Вода воняла рыбой. Косу у Макарки отобрал Мороя. А боярский паршивец на следующий день оттирал печные котлы снаружи и к вечеру стал здорово похож на чертушку с иконы Страшного Суда.
Симеон уже устал от этого веселья, тем более, к ужину начавшие подживать морды обоих смутьянов украсились свежими синяками. Когда только успели? Одна радость: они уже согласно врали хором, что просто упражнялись. Похоже, угрозу порки вожжами оба восприняли очень серьезно и решили не подставляться.
– Вот что с ними делать, а? – спросил больше у самого себя Симеон, оставшись вечером в конторе вдвоем с Йоргу за проверкой записей.
Йоргу печально пошевелил усами.
– Выдрать, может?
– Ну ведь взрослые уже! – в сердцах стукнул кулаком по столу Симеон. – Макарке жениться скоро, Штефан образованный и двоих положить успел! Нет же, то козлы, то крапива!
– Да пусть подерутся мальчишки, – равнодушно пожал плечами Йоргу. – Заставе веселье!
Симеон рассвирепел:
– Нашли себе!.. Театру!.. А ну завтра все на стрельбы, а то новых ружей сколько, а не пристреляны ни у кого!
– Как скажешь, капитан, – вздохнул Йоргу. – Но, может, им в руки оружия не давать?..
– Ты сдурел? – уточнил Симеон, немного обалдев. – Или знаешь что-то?
Йоргу потянул себя за ус.
– Макарко слыхал, что Штефан про себя рассказывал. А Штефан намедни выспросил у Морои, за что Макарко так бояр не любит. Сам понимаешь, что будет, если они друг другу что-нибудь эдакое ляпнут, когда у обоих в руках будет по ружью.
Симеон нечасто прислушивался к мрачным речам Йоргу, но тут и правда трясся, как овечий хвост, во все глаза наблюдая за парнями. Но сошло благополучно: Штефан увлекся, показывая австрийские ружейные приемы, а потом и расстреливая горшки на заборе в мелкие черепки что из ружья, что из пистолетов под восхищенный присвист бывалых вояк. На радостях даже не фыркнул на Макарию, у которого заклинило спусковой крючок, а взял его ружье и сноровисто перебрал замок, прочищая механизм. Макарко, наповал сраженный ловкостью Штефана, угрюмо поблагодарил и получил в ответ солнечную улыбку.
Глядишь, и договорятся. Есть ведь чему друг у друга-то поучиться. Один стреляет как бог, да и армейская выучка, второй кулаками махать горазд и простого житейского опыта имеет куда как поболее...
У Симеона несколько отлегло от сердца, и он со спокойной душой уехал на следующий день в дозор.
А вечером еще с дороги увидел, что его на дворе поджидает Гицэ.
– Опять? – хмуро уточнил Симеон, когда заприметил у норовившего шустро проскользнуть мимо Макарии на скуле свежайший иссиня-черный синяк с хорошей ссадиной.
– Прости, капитан, недоследил, – виновато почесал в затылке Гицэ, принимая у него повод. – На минуточку отвернулся, так они и сцепились, так их и распротак.
– А второй герой где?
– На конюшне был, – Гицэ коня забрал, но уходить не торопился. – Командир, тут такое дело... Штефан завтра с нами просится, окрестности объезжать.
– Ну так возьми, ладно, – разрешил Симеон. – Как раз развести этих двоих по разным углам не повредит, надоели – спасу нет.
– Да видишь, капитан... – Гицэ явно замялся. – Я недоследить боюсь.
Симеон опасений Гицэ не понял. Норов Штефана, как и его острый язык, на заставе, конечно, были уже известны, но к делу парень неизменно относился серьезно, и чтобы он стал чудить в дозоре, как-то не верилось. А Макарки там не будет, он завтра на рогатке поставлен.
 
– Думаешь, угнет чего? Ты ж вон ничего до сих пор не утворил. А вас как на одной кухне стряпали, черти языкатые!
Гицэ вдруг серьезно вздохнул:
– Так ведь парнишка не от хорошей жизни ершится. Погано ему. А Макария, дурак, сегодня снова брякнул про приблудышей, которым податься некуда. Так что добро, если просто сбежит, но как бы совсем беды не вышло, если и правда – некуда...