Река надежды

Она умолкла, ощутив некое замешательство. Жак Гийо нежно обнял ее за талию.
– Мадам, вы правда этого хотите? Чтобы я навещал вас?
Изабель моментально покраснела, чувствуя, что угодила в западню.
– Разумеется, ведь вы наш дорогой друг.
– Друг? Только друг или…
Изабель попыталась высвободиться.
– Мсье Гийо! Я всего месяц ношу траур по супругу!
– Уже месяц, мне это известно. Можете не напоминать. Но, мадам, вы знаете, какие чувства я к вам испытываю. Неужели мне нужно притворяться, даже когда мы с вами наедине?
– Я любила Пьера, и мне требуется время, чтобы оправиться после его смерти. Поэтому я не считаю допустимым принимать от вас ухаживания… так скоро.
Он с сожалением разжал руки, но не отодвинулся. Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза, потом Изабель отвернулась.
– Мадам, простите!
Жак хотел было встать, когда его внимание привлекла блеснувшая серебром замочная скважина.
– Что это?
Он наклонился, чтобы рассмотреть ящичек, прикрепленный к обратной стороне столешницы. Изабель последовала его примеру.
– Понятия не имею… Может, у стола есть секретное отделение?
– Похоже на то. Странно… Пьер никогда о нем не упоминал.
– Неужели?
– Да. Наверное, он сделал его совсем недавно. Ящик из другого дерева, да и замок блестит, как новенький!
– Можно его открыть?
– Не знаю, могу ли я…
– Мсье Гийо, Пьер умер! Полагаю, мы имеем право знать, что в этом ящике.
Лицо молодой женщины было так близко, что он уловил исходящий от нее деликатный аромат духов. Эта близость и двусмысленность положения, в котором они оказались, привели нотариуса в волнение. Что подумает прислуга, если обнаружит его и хозяйку дома под столом?
– Как пожелаете.
Он попытался выдвинуть ящичек, но ничего не получилось.
– Он заперт.
– Интересно, что же в нем такое может быть, – озвучила свои мысли Изабель.
– Какие-то важные документы?
– Возможно. Или украшение – подарок, который он приготовил для меня? Или письма? – Она вдруг вспомнила о многочисленных любовницах мужа.
Жак Гийо словно бы прочел ее мысли.
– Вы точно хотите узнать, что в этом ящике?
– Да!
– Значит, нужно найти ключ. Скажите, где ваш супруг обычно хранил свою связку?
– Пьер носил ключи при себе или же оставлял в своей спальне. Постойте-ка, но среди вещей, которые были при нем в день смерти, ключей я не видела!
Жак Гийо вставил ключ в замочную скважину и с легкостью повернул. Послышался щелчок, и ящик слегка выдвинулся вперед. Нотариус вынул оттуда шкатулку, поставил ее на пол и отошел чуть в сторону, уступая место Изабель.
– Право первой ознакомиться с ее содержимым принадлежит вам, мадам! – торжественно объявил он.
Изабель поставила шкатулку на стол. Она оказалась достаточно большой: двенадцать дюймов в длину, восемь – в ширину и три – в высоту. После непродолжительного колебания молодая женщина погладила крышку, потом медленно ее открыла. Жак Гийо поднес свечку поближе, чтобы осветить содержимое шкатулки: нож, старинные часы, миниатюрный портрет рыжеволосой женщины с голубыми глазами, несколько запечатанных воском документов и небольшой кошелек, по-видимому с деньгами. Когда взгляд Изабель упал на резную рукоять ножа, она невольно зажала рот рукой, чтобы не закричать.
– Боже правый!
– Вы не впервые видите эти вещи, мадам? Вам известно, кому они принадлежат?
Дрожащими пальцами Изабель коснулась рукояти кинжала, потом взяла в руки часы, открыла крышку и прочитала: «Иайн Буид Кэмпбелл».
– Мадам?
– Я услышала ваш вопрос, мсье Гийо. Да, эти вещи принадлежат человеку, которого я знала.
Жак Гийо взял кинжал, поднес его к свету, а потом вернул в шкатулку и склонился над документами.
– Позволите мне вскрыть эти бумаги?
Изабель взволнованно кивнула. Нотариус сломал восковую печать острием кинжала и начал читать.
– Это завещание! – сообщил он, поднимая голову, чтобы посмотреть на Изабель. – Завещание некоего Александера Колина Макдональда. Полагаю, вы его знаете.
– Это был мой друг.
 
Он заглянул в ее глаза, опасаясь прочесть в них то, чего боялся. Других объяснений со стороны Изабель не последовало.
– В тексте упомянуто и ваше имя, мадам, – более холодным тоном продолжал Жак Гийо.
Изабель порывисто схватила документ, который он ей протянул. Однако оказалось, что составлен он был на английском. Она увидела, что ее имя упомянуто дважды, но прочесть ничего не могла. Пришлось попросить мсье Гийо перевести для нее текст документа. Помрачневший Жак взял бумагу у нее из рук, прочитал и сухим тоном сообщил:
– Этот господин Макдональд распорядился принадлежавшим ему имуществом следующим образом: шестьдесят фунтов следует переслать его отцу в Шотландию; часы и портрет переходят к его брату Джону Макдональду, который проживает в Канаде, в окрестностях Батискана. Если же найти его не удастся, эти вещи также следует переслать в Шотландию. Вам он оставил письмо, и ни слова нет о том, что делать с ножом.
При мысли об Александере у Изабель защемило сердце. Она ведь была уверена, что Пьер избавился от кинжала. Оказалось, она ошиблась. Но зачем он его оставил? Зачем хранил в секретном ящике стола? Вид всех этих вещей всколыхнул воспоминания, породил сомнения. Она вспомнила умоляющий взгляд Александера. Он сказал, что вернется в июле… «А какой сегодня день? Подумать только, двадцать девятое июня!»
– Мадам, прошу вас, объясните, кем вам приходится господин Макдональд?
Она посмотрела на расстроенное лицо Жака. Несложно было догадаться, почему у него переменилось настроение. И все же Изабель решила сказать ему правду.
– Он – отец моего сына.
Сначала нотариус не проявил никаких эмоций. Но затем, когда он осознал смысл услышанного, на лице его отразилось недоверие, сменившееся ужасом. Из приоткрытого от изумления рта вырвался вздох, и он тяжело упал в кресло.
– Отец Габриеля?
С некоторых пор Жака Гийо одолевали сомнения насчет отцовства Пьера. Но откровение мадам Ларю все равно стало для него потрясением. Выходит, у Изабель был любовник или же она подверглась насилию… Этот шотландец, несомненно, выходец из солдатской среды, а все знают, как ведут себя солдаты на завоеванной земле! Разве сам он не стал свидетелем изнасилования в темном переулке вскоре после капитуляции Монреаля? Изабель – жертва изнасилования? Гнев заполонил его душу, и он стиснул зубы, чтобы не выпустить его наружу.
– И этот… этот человек… он вас… я хочу сказать…
– Я любила его. Габриель – плод любви, которую у меня отняли.
Как давно случилась эта грустная история? Он закрыл глаза и попытался вспомнить дату свадьбы мсье и мадам Ларю. Впрочем, к чему вспоминать? У Пьера были свои основания согласиться воспитывать сына другого мужчины как родного.
– Понятно. Как я понимаю, Пьер…
Он умолк, не зная, что сказать. Ему не хотелось ни обижать Изабель, ни лишний раз заставлять ее краснеть. Какое-то время он просто сидел и не сводил с нее глаз.
– Еще до нашего бракосочетания Пьер знал, что я жду ребенка, – пояснила Изабель, которая предпочла бы вообще не касаться этой темы. – Дело в том, что мой супруг был… бесплоден. Или вам это известно? Я имела в виду, что Габриель не мог быть родным ребенком Пьера…
– Признаться, у меня были сомнения на этот счет.
– Я знаю, злые языки никак не угомонятся… Многие считают Габриеля бастардом, но мне, если честно, плевать, кто и что о нас думает. Единственное, что имело значение, – это искренняя любовь Пьера к моему мальчику. Сам Габриель не знает правды, и мне очень больно слушать, как он, расстроенный, рассказывает мне об оскорблениях, которые слышит от других детей. Но что я могу с этим поделать? Дети повторяют то, что слышат от взрослых. Поэтому-то я и задумалась о том, чтобы перебраться из Монреаля в Бомон. Там о нас никто ничего не знает, и, возможно, Габриель найдет себе настоящих друзей…