Река надежды

– Кто тебе это дал? – спросил он таким резким тоном, что Изабель испугалась.
– Этьен, – ответила она шепотом.
Черные брови Александера сошлись в одну грозную линию.
– Он сказал, что тебя убили.
Саркастический смешок напугал ее еще больше.
– А что еще он тебе рассказал, Изабель?
– Что на вас напали индейцы и всех перебили.
– Что ж, я, как видишь, до сих пор жив! Но об остальных – все правда. Хотя подозреваю, что он ее немного приукрасил…
– Что ты этим хочешь сказать? Этьен говорил, что они попали на место трагедии, когда уже все было кончено, и… Алекс, что там на самом деле произошло? Этьен мне соврал?
Вид у нее был встревоженный, и Александер понял – она ничего не знает. Нужно ли рассказывать? Описывать в подробностях подлое нападение, напрасные убийства, пытки, которые довелось вынести Голландцу – и которые в итоге стоили ему жизни?
– Алекс?
– Я получил серьезное ранение и плохо помню, что происходило вокруг. Наверное, меня и вправду сочли умершим.
Это их с Этьеном дела, они не касаются Изабель. Узнай она правду, это не исправит всего, что ему пришлось пережить, и не вернет того, что он потерял. Не нужно рассказывать ей о своей жизни; они шли и пойдут дальше разными дорогами.
Дверь со скрипом распахнулась, и на них с Изабель обрушился поток света.
– Изабель, вы не идете ужинать, и я…
Пьер с недоумением воззрился на незнакомца рядом с женой. Изабель издала едва слышный стон, а Александер позволил крестику нырнуть обратно в недра декольте и быстро отошел в сторону. Время словно бы остановилось.
Тишина была тяжелой – так обычно бывает перед неистовой бурей. Потом Пьер, глаза которого привыкли к полумраку, побледнел как смерть и вскрикнул:
– Боже милостивый, вы? Вы живы?
Нотариус готов был поверить, что это призрак Александера явился мучить его, наказать за содеянное. Потом он заметил, как рука этого призрака скользнула к ножнам на поясе, как злобно блеснули его глаза. Этого оказалось достаточно, чтобы понять – перед ним человек из плоти и крови.
– Изабель, возвращайтесь в дом!
– Пьер, что вы намереваетесь делать?
Она кинулась к супругу. Он грубо толкнул ее к выходу.
– Возвращайтесь в дом! – повторил он, ища глазами хоть что-нибудь, что могло послужить ему оружием.
Изабель повисла у него на руке и потянула.
– Пьер, не надо! Он уходит! Клянусь, он уже уходит!
Она в отчаянии заплакала. Если она уйдет, эти двое наверняка убьют друг друга!
– Я хочу поговорить с ним наедине, Изабель. Доставьте мне удовольствие, вернитесь в дом.
Его тон ужесточился. Снова стало тихо, но на этот раз молчание было обременено неуверенностью и зарождающейся ревностью.
– Что вы делаете здесь с моей женой? – спросил Пьер у Александера.
– У меня был к ней разговор, и это все.
– Разговор? Вы надо мной издеваетесь?
Повернувшись к Изабель, Пьер вперил в нее сердитый взгляд.
– Как часто он сюда приходит? Сколько времени это продолжается?
– Вы заблуждаетесь, Пьер. Сегодня он пришел в первый раз.
Ярость клокотала в нем, и он поднял было руку, но в последний момент овладел собой и стиснул пальцы в кулак.
– С вами мы объяснимся позже, мадам!
Он повернулся к Александеру, который не сдвинулся с места. Пьер увидел вилы и схватил их.
– Пьер, нет! Алекс, уходи! Ради любви к сыну, Алекс, уходи, умоляю!
– К сыну? Так вы явились, чтобы досаждать Габриелю?
– Нет, он только хотел узнать… Он не знал, что Габриель – его… Пьер, я все вам объясню, только позвольте ему уйти, я вас умоляю! Он никогда больше не вернется!
По щекам Изабель градом катились слезы.
– Недостаточно зачать ребенка, чтобы считать себя его отцом! Я позабочусь о том, чтобы он это понял, Изабель!
Нотариус крутнулся на каблуках, чтобы оттолкнуть жену к двери. Александер наблюдал за Пьером. Все происходило так быстро, словно во сне. Послышалось металлическое дребезжание – Пьер споткнулся о припорошенную сеном цепь и упал в стойло Коломбины, которая заблеяла от испуга. Изабель с Александером ждали, что сейчас он зашевелится, встанет на ноги. По прошествии минуты Изабель, окончательно потеряв голову от страха, стала звать мужа:
 
– Пьер! Пьер!
Она подбежала к нему, легонько потрясла за плечи, позвала снова. Никакого ответа… Никакой реакции. У Александера появилось дурное предчувствие, но подойти он не осмелился.
– Пьер, поговорите со мной! Мне не нравится эта шутка! О господи!
Обратив к Александеру свои расширенные от ужаса глаза, она поднесла руку ко рту. Он наконец стряхнул с себя оцепенение и приблизился к телу, которое она перевернула лицом вверх. Открылась глубокая рана на виске, из которой торчал осколок стекла, похожий на острый клинок. Базиль, должно быть, расколотил бутылку, и один осколок так и остался лежать в сене. Стеклянный взгляд Пьера свидетельствовал о том, что надеяться было не на что. Грудь Изабель стеснилась, тело сотрясалось от нервной дрожи.
– Он… он умер? Алекс, скажи, он умер? Отвечай! Скажи, что я сплю! Скажи, что все это не на самом деле!
Она кричала – отчаянно, испуганно. Она была в панике.
– Да, умер мгновенно.
Изабель закрыла глаза и помотала головой из стороны в сторону.
– Он не мог… Нет!
– Изабель!
Опасаясь, что она может лишиться чувств, Александер присел и прижал ее к груди.
– Изабель, mo chreach! Изабель!
Тело молодой женщины содрогнулось, она стала ловить ртом воздух, по щекам снова полились слезы. Он попытался сказать что-то утешительное, но такой поворот событий ошеломил и его самого. Он этого не хотел. Не искал мести. Теперь – точно нет.
Хлопнула дверь. Они услышали, как Габриель зовет кошку. Через минуту Мари позвала мальчика в дом – ему было пора в постель. Оба замерли в жутком ожидании: Габриель мог в любую секунду войти в конюшню. Мальчик между тем заспорил со своей нянюшкой. Ему не хотелось ложиться. Мари пришлось быть с ним строгой, но она пообещала, что мама придет поцеловать его на ночь. Изабель схватилась за руку Александера с такой силой, что ее ногти вонзились ему в кожу.
– Och! I’m sorry, Iseabail… [116]
Он подвинулся, чтобы ей не было видно мертвого тела, и швырнул горсть сена на окровавленное лицо. Она перестала плакать, только плечи все еще отчетливо дрожали. Что теперь делать? Не мог же он оставить ее одну в такой момент, с трупом супруга на руках!
– Возвращайся в дом, Изабель, я обо всем позабочусь, – прошептал он ей в макушку. – Иди!
Он помог ей встать, отряхнул юбки от соломинок и отвел от лица прилипшие пряди. Такая забота не могла не растрогать чуть успокоившуюся Изабель, и она позволила себе заглянуть в его сапфировые глаза, смотревшие на нее с бесконечной грустью.
– Алекс, это был несчастный случай!
– Что мне следует сделать? Ты хочешь, чтобы я пошел за…
– Нет! – резко перебила она, приложив руку к его губам. – Не надо! Никто не должен знать, что ты тут был, Алекс! Тебя обвинят в его смерти, ты это понимаешь? Уважаемый нотариус и ты…
– Отвергнутый любовник без гроша в кармане! – закончил он за нее ироничным тоном. – О, Изабель! Мне не надо было приходить, но мне так… O damn it! [117]
– Тише! Такое невозможно предвидеть! Алекс, уходи! И мне даже лгать не придется, когда спросят, что произошло.
– Изабель, я не могу оставить тебя одну… в таких обстоятельствах!
– Уходи скорее, умоляю!
Она высвободилась из объятий и повернулась к нему спиной, невидящими глазами уставившись на лежащее у ее ног тело Пьера.
– У-хо-ди!
Прошло еще несколько секунд. Послышался шорох мокасин, потом – скрип двери. Коломбина фыркнула и стала есть сено, равнодушная ко всему происшедшему. В помещение конюшни, которое мало-помалу затопляла темнота, проник прохладный ветерок. Изабель поежилась, потерла себе плечи, присела возле Пьера, убрала сено от его лица и закрыла ему глаза. Окропляя его слезами, она нежно поцеловала человека, которого не смогла полюбить, хотя он того заслуживал.