Река надежды

Война между Уолкером и Мюрреем началась с банальной истории. В конце осени 1764 года один монреальский торговец-англичанин отказался размещать у себя на квартире некоего капитана Пейна. Несмотря на то что война закончилась, казарм катастрофически не хватало, и правительство обязало жителей города давать приют членам действующего монреальского гарнизона. Британский военный вселился вопреки протестам домовладельца и съехать отказался. Тяжбу между ними рассматривал судья Томас Уолкер. Согласно вердикту суда капитана препроводили в тюрьму, а через несколько дней отпустили под поручительство.
Спустя немного времени какие-то люди в масках вломились в жилище Уолкера и жестоко избили его. Последовал процесс, и обвиняемые – солдаты 28-го глостерширского полка – были оправданы военным трибуналом, хотя мало кто сомневался в их виновности. Приказом Мюррея Уолкера лишили звания мирового судьи. Возмущение последнего не знало границ. Многочисленными жалобами и апелляциями он добился смещения генерала с поста губернатора и восстановления в провинции гражданского правления. «Хватит с нас военных! – говорил он. – Мюррей слишком нянчился с завоеванными, ему пора возвращаться в Лондон!» Уолкер лично отправился на родину, чтобы подать жалобу на рассмотрение Королевского совета.
Добившись временного отстранения Мюррея от должности, этот ярый франкофоб не угомонился. Следующим пунктом его плана было создание англоязычного собрания избранных представителей. Канадцам в процессе управления провинцией отводилась роль зрителей. В свое время Мюррей, считавший, что жители страны имеют право на выражение собственного мнения, позволил видным канадцам организовать Совет провинции Квебек. И хотя его заседания проходили под бдительным надзором судьи Мабейна, шотландца по происхождению, Уолкер все равно был недоволен.
Однако наслаждался он своей победой недолго: Мюррей уехал в Англию, но формально остался губернатором. Гай Карлтон, новый правитель колонии, разделял взгляды своего предшественника. Он считал необходимым предоставить канадцам некоторые права, дабы поспособствовать налаживанию гармоничных отношений между завоевателями и покоренными.
Но время шло, и канадцы начали терять терпение. Кавалер д’Айбус предложил представителям канадской знати обратиться к британским властям с коллективной просьбой разрешить католикам занимать должности в органах государственной власти. Тридцать девять видных канадцев поставили на документе свои подписи. В это же время Уолкер направлял свои усилия на создание открытой законодательной ассамблеи, членами которой могли бы стать только протестанты. Новый генерал-губернатор до сих пор пребывал в затруднении, не зная, что предпринять. Разумеется, все эти кулуарные перипетии широко обсуждались в гостиных богатых домов.
Экипаж остановился. Габриель забрался внутрь и бросил футляр со скрипкой на сиденье напротив двух женщин, которые смотрели на него и улыбались. Изабель снова поразилась, как он похож на Александера: такие же пухлые капризные губы, умеющие очаровательно улыбаться, прямая и строгая линия бровей, тот же открытый взгляд. Разумеется, черты Габриеля были еще детскими, но уже сейчас можно было представить, каким он будет, когда вырастет.
– Как прошел сегодняшний урок?
– Неплохо. – Габриель поерзал на сиденье и поджал губы. – Мсье Сенневиль говорит, что я заставляю свою скрипку плакать!
– Папочка точно заплачет, когда ты ему сыграешь! – Смеясь, Изабель легонько ущипнула сына за щеку.
– Но дяденьки… вернее, господа, они ведь не плачут!
– Нет ничего плохого в том, чтобы иногда поплакать от радости, Габи!
Мальчик вздохнул и снова заерзал на месте. В следующий миг из-под его попки послышалось звонкое «пук!».
– Это т’уба возвещает о п’ибытии гене’ала Какашкина! – с победным видом провозгласил мальчик.
– Габриель! – Изабель была вне себя от возмущения. – Это отвратительно!
Мари сделала вид, что ничего не заметила, но на всякий случай прикрыла улыбающиеся губы ладошкой.
– Мам, не мог же я это сделать, когда был у учителя!
 
– Разумеется, ты не мог! Но следовало бы сделать это незаметно и обойтись без этой грубой отговорки!
Стараясь не дышать, Изабель принялась обмахиваться веером, а свободной рукой нащупала в корзине яблоко и протянула мальчику. «Нужно будет попросить Луизетту пореже готовить капустный суп!» – сказала она себе.
– Завтра – суббота, уроков у тебя нет, и мы пойдем на праздник к господину д’Айбусу. Там ты встретишься с друзьями.
Габриель откусил от яблока кусочек и наморщил нос. Послышалось «Но! Но, Полин!», и экипаж со скрипом тронулся в путь. Вид у сына был такой расстроенный, что Изабель удивилась. Еще вчера мысль о предстоящем пикнике приводила его в восторг.
– Там будет Софи со своей новой собачкой, Луи и Жюльен тоже. Тебе ведь нравится с ними играть?
В ответ – неопределенное мычание.
Разглядывая проплывающие мимо дома, Габриель молча ел свое яблоко. Через пару минут он спросил:
– Мам, а что такое «баста’д»?
Изабель замерла от ужаса, как только поняла, о чем идет речь и по какому случаю это слово, скорее всего, было сказано. Бастард! У нее защемило сердце. Мари сделала вид, что рассматривает пятнышко на своей юбке.
– Где ты услышал это слово, Габи?
– Это Жюльен! Он сказал, что я – баста’д!
– Жюльен, конечно же, не знает, что означает это слово, и сказал его, только чтобы насмешить друзей!
Изабель постаралась утешить сына, но эти объяснения ей самой казались малоубедительными.
– Баста’д – это то же самое, что шотландец? Жюльен сказал, что у меня шотландская башка, что я – английская мо’ковка и…
– Английская морковка?
– …и что мухи гадят на англичан, потому что они мерзкие! – закончил свою тираду мальчик, опуская глаза долу и указывая пальцем на россыпь веснушек, появляющуюся у него на щеках каждую весну.
– Ангел мой, ты прекрасно знаешь, что это не от мух… С возрастом твои веснушки исчезнут, обещаю! Хотя мне они очень нравятся.
Чем еще утешить сына, она не придумала. Изабель растерялась перед таким откровенным проявлением недоброжелательности. Как защитить ребенка от слов, которые они оба – и тот, кто сказал, и тот, к кому они были обращены, – знали, что слова обидные, хотя смысл их и не был им до конца понятен? Ей вспомнилась давняя ссора Габриеля с Жюльеном. Жюльен прибежал из сада в гостиную в слезах и с разбитой губой. Выяснилось, что Габриель ударил его кулаком по лицу. Сын наотрез отказался извиняться перед Жюльеном, потому что тот назвал его «глупой макакой», и Изабель пришлось в наказание запереть его на остаток дня в детской. Теперь она уже не сомневалась, что «глупая макака» – не единственное оскорбление, которое ее маленький Габриель услышал в свой адрес. И как давно ему приходится терпеть насмешки сверстников?
Только теперь она осознала, что у Габриеля нет настоящих друзей. Мальчик предпочитал играть с животными и насекомыми, по отношению к которым порой бывал жесток. Оказывается, это был единственный доступный для него способ дать отпор обидным словам. А она снова и снова наказывала его за жестокость! Но ведь откуда ей было знать… Нужно поскорее что-то придумать, оградить ребенка от тех, кто заставляет его страдать! Искренне огорченная, она отвернулась, чтобы Габриель не увидел ее слез, и поспешно переменила тему разговора.
– Мне еще нужно заехать к шляпнице. Мари пойдет на рынок за покупками, а ты, моя радость, останешься со мной.
Жуя яблоко, Габриель сделал вид, что любуется своими серебряными пряжками. Ему не хотелось смотреть на мать. Вдруг она снова начнет ругать его за испорченную шляпку? Она не ответила на вопрос, но ничего, он задаст его позже…
В шляпной мастерской Габриель уже десять минут от скуки теребил полу своей курточки. Ему не нравилось ходить с матерью по одежным и галантерейным лавкам. Там всегда было полно дамочек и девчонок… таких, как та, что сидит сейчас напротив на стуле и объедается эклером. Он наблюдал за девочкой несколько минут и подсчитал на пальцах, сколько пирожных успело исчезнуть в ее испачканном шоколадной глазурью ротике. Девочка улыбнулась ему, и он ответил вымученной гримаской.