Река надежды
Он отодвинулся и одернул на себе рубашку и куртку.
– Мне еще нужно собрать вещи. Я уезжаю… завтра!
– Но ведь осенью ты вернешься? Алекс, может…
– Нет! Я не вернусь, Изабель. И не надо меня ждать. Желаю тебе… огромного счастья.
– Алекс! – позвала она, протягивая к нему руки.
Александер посмотрел на молодую женщину. Господи, как она красива! Но их связь ни к чему хорошему все равно не привела бы. Со временем они с Изабель либо возненавидели бы друг друга, либо стали бы друг другу безразличны. Так что лучше позволить каждому и дальше жить своей жизнью… Лучше сохранить прекрасные воспоминания о любви, даже если сейчас это представляется трудным. Их любовная сказка – в прошлом…
Он осторожно взял ее руку, поднес к губам, потом поклонился, чиркнув треуголкой о траву, повернулся и пошел прочь. Когда она позвала его, Александер подумал: «Боже, зачем я согласился с ней увидеться?» Эта встреча принесла ему одни лишь страдания. К тому же она могла подумать, что он нарочно разыграл эту карту с отъездом, чтобы уязвить ее побольнее… Отдавшись во власть эмоций, на этот раз он не смог сдержать слез – они потекли по щекам, закапали на рубашку. Влажная галька скрипела под ногами, словно плохо смазанные петли двери, которую он закрыл, оставив позади часть своей жизни.
– Beannachd leibh, mo chridh’ àghmhor… [33]
Он снова оказался один в настигшей его тишине блужданий.
* * *В ушах шумело. Изабель сжала руками голову, чтобы унять боль, но от этого она только усилилась. С губ молодой женщины сорвался стон. Чья-то ласковая рука коснулась ее лба, потом отвела ее руки и уложила поверх одеяла на уровне груди. Изабель с трудом открыла глаза. Пьер стоял, склонившись у ее изголовья, и грустно смотрел на нее.
– Что?..
– Тише! Ангел мой, отдыхайте…
Нотариус прижал палец к бледным губам жены, призывая ее к молчанию. Она устремила на него растерянный взгляд своих золотисто-зеленых глаз. До несчастья оставался шаг, один только шаг…
Накануне Изабель вернулась домой в состоянии крайнего возбуждения и сразу же заперлась у себя в спальне. Она не захотела открыть даже маленькому Габриелю, и мальчик целый вечер проплакал, потому что мама не пожелала ему доброй ночи. Уложив наконец сына, Пьер подошел к двери и потребовал, чтобы Изабель открыла ему. Супруга ответила отказом и попросила оставить ее в покое. Он услышал звон стекла и звук открываемой дверцы шкафа. Тогда он позвал Мари и спросил, что так взволновало ее госпожу. Но служанка лишь пожала плечами и не проронила ни слова. Что ж, оставалось только ждать, когда Изабель успокоится… Встревоженный, он удалился в кабинет, чтобы закончить срочный документ.
В дом незаметно прокралась ночь. Нотариусу стоило большого труда сосредоточиться на работе. Тишина, казавшаяся ему чересчур тяжелой, пугала его. Составляя опись имущества семьи Лефрансуа, он параллельно строил предположения относительно необычного, даже странного поведения жены. Изабель ненадолго уходила из дома, и за это время что-то произошло… Внезапно его осенило: что, если она назначила свидание своему бывшему возлюбленному?
Обезумев от тревоги, он бросился к спальне Изабель. Дверь была заперта на ключ. Пьер прислушался. Тишина… Желая убедиться, что она все еще там и с ней все в порядке, он решил воспользоваться отмычкой.
– Изабель!
В комнате пахло алкоголем и еще чем-то назойливо-приторным. Он осмотрелся. Где же Изабель? Одежда разбросана, туалетный столик перевернут, баночки с кремами и румянами и прочие женские безделушки рассыпаны по полу… В носу защипало от крепкого запаха разлившихся духов. «Все это так не похоже на Изабель…» Пьеру стало страшно.
Жену он нашел в комнатушке, смежной со спальней. Растрепанная, в одной ночной сорочке, она сидела, прислонившись спиной к медной ванне. Рядом валялась пустая бутылка из-под виноградной водки. Сорочка ее была испачкана кровью. В ужасе подхватив жену на руки, он понес ее к постели.
Мокрая ткань прилипла к телу, и ему стоило немалых усилий, чтобы ощупать ее с головы до ног в поисках раны, которую Изабель сама себе нанесла. Оказалось, что кровь течет из пореза на ладони. Судя по всему, стакан, из которого молодая женщина пила, разбился у нее в руке. С трудом сдерживая слезы, Пьер перевязал рану. Когда с этим было покончено, он крепко обнял Изабель и заплакал от облегчения. «Изабель, ненаглядная моя!»
На мгновение ему в голову закралась мысль, что она пыталась совершить непростительное. Совершить поступок, обрекавший ее на вечные муки ада… Этого он не смог бы пережить. Проклятый шотландец! Это он, этот Макдональд, во всем виноват! Сначала бросил Изабель, а теперь вернулся, чтобы ее мучить! Ну ничего, он за все заплатит!
– Спите, ангел мой! – прошептал Пьер, целуя жену в щеку.
Изабель вдруг открыла глаза и, вскрикнув, села на постели. Он поспешно обнял ее, чтобы успокоить. Прошло несколько томительных минут, прежде чем напряжение спало и она снова смогла нормально дышать.
Вцепившись в рубашку мужа, Изабель поморщилась от боли и уронила левую руку на одеяло. Во рту стоял противный привкус желчи. Женщина посмотрела на перевязанную руку и закусила губу, потому что вспомнила: она потеряла равновесие, упала и стакан, который в это время был в ее руке, разбился. Осколки глубоко врезались в плоть… И тогда к ней пришла ужасная мысль.
Она взяла осколок и долго водила им по нежной коже запястья, собираясь с силами. «Лучшее, что ты можешь сделать, – это меня забыть…» Но как ей забыть Александера, если каждый день она видит его черты в своем сыне? Как забыть? Как?.. Единственный способ – это…
И вдруг она услышала, как Габриель плачет и стучит в ее дверь. Это сын помешал ей, впавшей в безумие, отчаявшейся, осуществить свой мрачный замысел. Господи, что она наделала! Какой ужас!
– Все будет хорошо, любовь моя! – нашептывал своим тихим бархатным голосом Пьер. – Я вам помогу! Вы справитесь, рана заживет, и никто больше не причинит вам вреда! Я люблю вас, Изабель, поверьте! Зачем же отталкивать меня и мою любовь?
Слушая мужа, она прижалась к его груди и тихонько заплакала. Он говорит, что любит ее, а она? Она едва не взяла на душу грех! Она прогнала его из своей постели… Мужчина, которого она любит по-настоящему, вычеркнул ее из своей жизни, а тот, который не мил ей самой, утешает, раскрывает ей свои объятия! Александер больше не любит ее, а она не любит Пьера… Но ведь у нее есть Габриель, ее сын, ее единственная любовь! Он один удерживает ее на этой земле… И ради него она будет жить.
– Простите меня! – едва слышно прошептала Изабель.
Глава 3. Путешествие
Выпятив грудь под пышным кружевным жабо и положив руку на подвешенный к поясу пистолет, Килиан ван дер Меер стоял на причале Лашин и наблюдал за последними приготовлениями к отплытию.
Флотилия Голландца производила сильное впечатление: четыре головных каноэ длиной в тридцать пять и шириной в пять футов, каждое из которых могло перевозить груз весом в три тонны и десять-двенадцать человек экипажа, и шесть каноэ размером поменьше (их еще называли «северными»), в которых помещалось по шесть человек.
Эти на удивление маневренные и в то же время очень хрупкие суда из коры желтой березы, без которых водные пути страны были бы для белых торговцев пушниной недоступны, изготовили индейцы-алгонкины [34]. Столкновение с подводным камнем или другим препятствием было чревато течью, поэтому кормчим приходилось быть особенно внимательными.
На носу каждой лодки был нарисован красной краской орел – эмблема отряда ван дер Меера. Многочисленные тюки весом по восемьдесят фунтов каждый были уже погружены и уложены на паллеты из древесины кедра – необходимая предосторожность, позволявшая сохранить груз от влаги и предотвратить повреждение тонкой обшивки лодки. В тюках находились не только товары, предназначенные для обмена, но и запасы провизии для самих вояжеров [35]. Предполагалось, что в пути они проведут пять недель, причем грести придется по двенадцать-четырнадцать часов в сутки.