Она - Эмилия (СИ)
Однако я упустила одну важную деталь — он был умен, даже без высшего образования, а я была дурой с не полным высшим. В обычной жизни я была беспомощна, как младенец, меня так легко открутить вокруг пальца.
Лирион
Ледяная вода обрушилась на мою голову и плечи. Я безвольно повис на веревках и с трудом открыл глаза.
Вода стекает с меня ручьями.
Боль от электрического кнута на спине и плечах просто невыносима.
Для энийца боль это не тяжёлое испытание.
Но несколько часов кнута, превращает малейшее движение в пытку.
Я судорожно заглотнул воздух. Грудь начала интенсивно подниматься и опускаться, и вскоре перебитое ударами дыхание восстановилось.
Отдышавшись, разлепил глаза. Вспышки боли, воплотившись в цвет перед моими глазами, мелькали в пространстве и мешали видеть.
Неподалёку промывали скользкий от крови кнут.
— Не "самоочищающийся" — подумал я.
И вот…. удар по затылку — нет, это была даже не боль, а хруст. Что-то разбилось, сломалось, разлетелось алыми брызгами. Боли уже не было. Совсем.
6
— За день до этой жуткой аварии, унесшей в одночасье жизни родителей, я сидела дома и готовилась к проверочной по лексике.
"Эмилия, детка, мы выехали к тебе, через часов семь будем у тебя. Едем медленно, аккуратно, не беспокойся. " — мамин голос до сих пор звучит в моих ушах.
"Ох, мамочка! Жду вас! Пожалуйста аккуратнее, прошу! — мама уже была недоступна. Не везде были зоны покрытия…..
В одно мгновение от моей семьи никого не осталось.
Отец, не справился с управлением…
В один день весь мир для меня перевернулся.
Это мучительно больно, я не могу поверить в то, что произошло.
Из Смоленска ко мне выехала тётя.
Я была будто во сне. Она забрала меня на своей машине в город, где в морге уже были родители.
А потом были похороны. Когда хоронили папу с мамой, лил сильный дождь. Тётя стояла совершенно спокойная, с окаменевшим от горя лицом, лишь немного покачивалась. Если бы я её не поддерживала, то она упала бы в разрытую могилу.
Поминали в зале, где недавно, так уютно мы сидели вместе, когда я приезжала в гости. Соседки, пришедшие помочь, суетились на кухне и вокруг стола, а мы с тётей просто сидели, тесно прижавшись друг к другу.
Вечером, в пустой квартире, я тихо плакала, забившись в уголок. Сколько я так просидела, не помнила. За окном уже светлело. Шумел ветер, срывая яркие, разноцветные листья и посыпая ими землю золотисто- багряным ковром. Эта осень была необыкновенно тёплой, но только не для меня. Пробирал холод одиночества и мучительной душевной боли.
Дни потекли своим чередом. Я взяла академический отпуск по семейным обстоятельствам. Чтобы прожить, я была вынуждена продать трехкомнатную квартиру. На вырученные деньги, мы с тётей купили две однокомнатные "хрущевки". В одной из них поселилась я, вторую я сдала молодой семье с маленьким ребёнком.
На Димитриевскую родительскую субботу я приехала на кладбище очень рано, народу здесь не было совсем. У ворот кладбища ещё только выносили товар — цветы, венки….
На старом ящике сидела бабушка с букетом хризантем. Я купила у неё весь букет, хотя она собиралась продавать их поштучно. Бабушка очень обрадовалась, сказала мне: "Спасибо тебе, дочка, выручила", — и стала собираться, не забыв припрятать сломанный ящик в кустах. Я прошла по основной дороге до трех старых лип, после чего мне следовало свернуть направо, на тропинку. Со всех сторон возвышались кресты, памятники, высокие оградки. А вот и три старые липы. Я свернула на тропинку, ведущую между оградок к могиле моих родителей.
Поставив цветы в банку с водой и убрав старый засохший букет, я некоторое время постояла у ограды. Родители смотрели на меня с черного гранита, лица их были радостными. Они были хорошими людьми, добрыми, любили друг друга, любили меня, свою единственную дочь.
Их памятник — один на двоих, где мои мама и папа были изображены вместе. Так они жили, так погибли. И похоронены тоже так — рядом, вместе.
Наверное, смерть всегда неожиданна. Даже когда из жизни уходит долго и тяжело болевший человек — это все равно шок.
Но когда все происходит внезапно, среди полного благополучия и здоровья, смерть ранит еще больше. Да нет, что там — это просто не укладывается в голове.
Лёгкий ветер срывал с деревьев листву, и листья, кружась, словно маленькие темные вихри, танцуя, опускались на землю.
Я устроилась в бар, официанткой, с ежедневной оплатой. Так я смогу заработать здесь себе на хлеб. Но как дальше быть с учёбой? Остаётся общежитие, снимать квартиру мне будет уже не по зубам.
Я свернулась калачиком в постели и неожиданно быстро заснула. На грани сна и бодрствования, все глубже погружаясь в долгожданное забвение и бесчувствие глубокого сна, я мысленно плутала по длинному темному лабиринту, который сужался с каждым моим шагом. Сон, благословенный сон, и учитывая, какой у меня была ночка на работе, я с радостью приветствовала его. Интересный сон…..
Тёмный туннель уносит меня с неимоверной скоростью вперед, в неизвестность. А потом появляется кто-то впереди меня. Только силуэт мне виден, разглядеть не удается, этому мешает яркий свет, который проливается сюда в темноту из конца коридора.
— Хочешь ли ты остаться в этом мире? — так приятно звучит голос… Успокаивающе…
— Да, — выдыхаю в ответ.
— Твое тело теперь мертво. Ты все равно желаешь остаться в этом мире?
— Да.
И потом тьма. Пугающее молчание. И наше, смоленское кладбище. Моя свежая могилка теперь рядышком с могилами родителей, украшенная цветами, венками. Маленький памятник с моим фото возвышается над тёмной землёй. Вот такие дела…
— Может пора домой? — опять голос…..
— Куда? — не поняла я.
— Домой пора тебе. Наш мир намного шире. Тебе нужно опять сделать выбор. Хочешь ли ты остаться в этом мире? — прозвучал тот же вопрос.
— Нет, хочу к маме с папой, и хочу жить — ответила я.
— Они тоже сделали выбор. А тебе пора домой.
— А кто же вы? — спросила я.
— Я та, которая должна тебя проводить домой… — уклонилась от ответа та, которой принадлежал ласковый, нежный голос.
— В новый мир? — с волнением опять спросила я.
Всё озарилось светом, я зажмурилась. Показался опять знакомый темный туннель. Подхваченная внезапным ветром я понеслась вдаль. И сейчас пока еще не знаю, что ждет меня впереди, там, в конце этого туннеля. Одно скажу, что чувство какого-то облегчения и свободы в моей душе. Лечу, в мой новый мир…Хороший сон……
7
Молодые аны* /высокородные госпожи/ вдвоём сидели ипотягивали вино. Ноги Цивеллы, обутые в изящные туфельки свысоким и довольно острым каблуком, небрежно упирались втело лежащего у её кресла энийца — одна в ямку подгрудиной, вторая прижимала к животу возбуждённый член (нахимии — то, попробовал бы он не возбудиться!), как раз этимсамым каблуком. Эниец низко рычал.
— Я просто не понимаю, как с ним ещё обращаться! — жаловалась она подруге. Ошейнику он сопротивляться, конечно, не может, но от такого подчинения никакого удовольствия. И без химии вообще не возбуждается! Хотя, и ладно. Там такая дубина между ног, что, если на него сядешь, до горла проткнёт.
Шинах засмеялась — положим, не до горла, да и непроткнёт, но размерами энийца Светлая Мать действительно не обидела. Далеко не каждой ане подойдёт и принесёт удовольствие. С постельным его однажды пробовали свести, но этот ненормальный чуть его не покалечил, хоть и связан был, еле оттащили — загрызть попытался! Одно слово-животное.
Каблучок, тот, что на члене, воткнулся набойкой под уздечку, и эниец всхлипнул и зарычал, прокусывая губу.
— Да заткнись ты! — прикрикнула она, нажимая сильнее, заставляя энийца подавиться криком. Неужели действительно сжечь придётся? Столько времени впустую…На него не тратилась, даже не кормила ещё. Мне его в ювелирной на бонусы дали. Энны у него уже не вырастут, пустой он. Вот как Лия умудряется своих самцов дрессировать, а? Они же у нее слушаются беспрекословно. Тут Цивелла замолчала и ошеломлённо посмотрела прямо в глаза подруге. Через мгновение на лицах обеих ан расплывались коварные улыбки.