Личное дело короля (СИ)
И что из всего этого хуже — тоже думай.
Когда-то, в далекой молодости, находились люди, которым хватало смелости, а чаще глупости, спросить у Нермина, не желает ли он занять место старшего брата в списке претендентов на престол. Им этот вопрос казался логичным. И правильным. Потому что они не знали о безумии королевского рода. И даже не подозревали, что это безумие постоянно приходится сдерживать, уравновешивая его чем-то противоположным. Поэтому и не видели за внешней мягкостью первого наследника холодный разум, способный мгновенно просчитать сложнейшую, на восемьсот две фигуры, игру в рейки. Да, ту самую, в которую некоторые странные индивидуумы способны играть всю жизнь, бережно храня расчерченное под фигуры поле, выделив для него целую комнату.
Линикан в рейки играл только в далеком детстве. А потом ему стало не интересно. Потом он стал использовать в качестве фигур окружающих его людей и это даже не сразу поняли. Впрочем, многие не поняли вообще. А Нермину становилось жутко, когда старший брат надолго задерживал на нем взгляд. Ему казалось, что в этот самый момент он, как тот пророк, просчитывает его дальнейшую жизнь, всю, до малейших деталей. И из этой жизни вдруг исчезают люди, а взамен появляются другие, более полезные. И даже случайности рисунок игры не испортят, потому что Линикан всегда оставляет пространство для этих случайностей и у него сотни запасных фигур на краю поля.
Когда старший брат пристально на него смотрел, Нермин ощущал себя глупой мухой, попавшей в паутину и понявшей, что сопротивляться уже поздно.
И это не изменилось даже после того, как Линикан научился смотреть мягко, с этаким обаятельным любопытством.
Впрочем, брату с его безумием ещё повезло. Оно было полезное. И оно не захватывало людей, которых он не знал, разве что в качестве возможных и невозможных случайностей. И Линикану нужны были сведения, знания и целые службы внутренней и внешней разведки.
А вот Нермину в качестве семейного безумия досталось воображение. Ерунда, казалось бы, особенно в детстве. В раннем. В детстве вообще все проще. А когда взрослеешь, начинаешь многое понимать и однажды, словно перед пропастью, замираешь на пороге комнаты, куда тебя привело собственное воображение, и становится страшно. Потому что шёл туда, не понимая, что тебя ведет выдумка, которой ты позволил себя захватить. Что незнакомая девушка всего лишь скользнула взглядом и улыбнулась, поклонившись, как оно и полагается по этикету. А приглашение во взгляде и улыбке, игра в «найди меня» и даже подсказки вдруг появившиеся в коридоре — это твоя собственная выдумка. Которая однажды может завести тебя не на порог комнаты девушки, которая изумленно и даже с некоторым испугом на тебя смотрит. Из-за твоей фантазии, которой ты поддался, может случиться что-то гораздо хуже.
Да, с безумием Нермину не повезло. Ему досталось безумие, которое приходится постоянно сдерживать, гася в себе эмоции и перепроверяя собственные выводы.
А мальчишке Вирку, казалось бы, повезло, как никому другому. Потому что он видел суть вещей. Видел на что способны люди. Мог подтолкнуть их в ту или иную сторону. Мог помочь, показав им их слабости. Или этими слабостями воспользоваться. А ещё он умел мастерски притворяться тем, кем на самом деле не был. Мог сыграть любую роль, показав то, что кто-то хочет видеть. И у него были артефакты. Как из сокровищницы, так и привезенные его матушкой из-за бывшей завесы. Которые в этом всем помогали.
И кто же знал, что однажды он так сильно ошибется в девушке, что захочет всем этим воспользоваться, чтобы взять и исчезнуть. Но сначала окончательно сойдет с ума и станет шаг за шагом перепроверять собственные выводы, потому что решит, что когда-то уже мог ошибиться. И эта ошибка могла быть страшной.
— И, возможно, он что-то нашёл, — проворчал Нермин. — Или помешался ещё сильнее, на девушке. Но тогда он должен быть рядом с ней. А его там нет. Или мы его не видим. Талантливый мальчик. А ведь считал, что она всего лишь наивная, восторженная глупышка, хоть и талантливая. И если ей не показать, насколько несовершенен мир, она таковой и останется, и этим обязательно кто-то воспользуется. Думал, что помогает ей. А она его победила, даже не подозревая, с кем сражается.
Нермин опять улыбнулся отражению.
Вирку тоже показали несовершенство мира. И что-то оно ему не понравилось.
ГЛАВА 8: Будни сыскной управы
На работу Тияна шла с ощущением тяжелой головы и желанием выпить ведро тонизирующей настойки.
Мысли вяло крутились вокруг жизнерадостного бабника Вирка, иногда перескакивая на обморочного воробья и убитого муравья. И если второй и третий были связаны с её работой и думать о них было хотя бы логично, то почему в голову упорно лез казалось бы давно забытый ухажёр, было вообще непонятно. Наверняка влияние Нэнки и поселившегося в её голове тетушкиного червя.
А самое странное, что мстить за эти мысли, помешавшие выспаться, хотелось вовсе не подруге и даже не излишне романтично настроенной тетушке. Мстить хотелось все тому же Вирку. Например, послать ему письмо с сочувствиями. Мол, «Только узнала об ужасной участи, постигшей тебя. Сочувствую изо всех своих сил. Собираюсь принимать солнечные ванны в саду на крыше отцовского дома. Специально туда для этого еду на выходные. А тебе удачи и подштанники потеплее. Даже не знаю, что тебе там нужнее».
Вирк, получив это послание, наверняка был бы в «восторге».
— Если он там есть, — мрачно пробормотала Тияна.
Почему-то утром его ссылка именно в ту крепость, в которую никто добровольно не поедет, выглядела особенно подозрительной.
А ещё король с его братом, которых заинтересовал дохлый муравей и человек, который управлял воробьем.
Интересно, Вирк птицами управлять умеет? Не его ли пытались подставить, при помощи воробья?
— Я брежу, — прошептала Тияна остановившись перед дверью родной управы. А потом тряхнула головой и решительно эту дверь открыла.
— Аааа-а-а! — чуть не снесло её с порога мужским басом.
— Уууу-у-у! — подпевал ему визгливый женский голос.
Кто там кричал, видно не было. Потому что в двух шагах от двери стоял рослый, широкий мужик с подозрительно знакомой рыжей шевелюрой. Хорошо так стоял, широко расставив ноги, раскинув руки и явно готовясь кого-то ловить.
— Загоняй его, загоняй! — азартно закричала где-то вверху Ларха.
— Да чтоб тебя небесной дланью прихлопнуло, а потом подкинуло! — душевно пожелал кому-то приятный баритон.
А потом что-то с грохотом упало. Рыжий мужик тут же опустил руки, оглянулся на Тияну, оказавшись продавцом редкостей Видаром, и душевно произнёс:
— Ты права, у вас здесь очень весело.
И только после этого Тияна вспомнила, что посоветовала этому здоровяку прийти в управу и пожаловаться на своих загадочных воровок. Вдруг они не его одного обокрали и их действительно можно найти? Да и украдены были подозрительные вещи. Подозрительно хорошо сочетающиеся с дохлым муравьем и обморочным воробьем.
— И тебе хорошего утра, — пожелала ему Тияна, а потом наклонилась вправо и посмотрела, что же такое интересное за ним происходит. — Хм… — только и смогла сказать, увидев.
А что тут ещё скажешь, когда прямо на столе Лархи валяется мужик в одних подштанниках. Лицом в стол валяется. А на его спине сидит незнакомая женщина, одетая так, словно только что сбежала из какого-то наемничьего отряда, причем, не брезгующего промышлять на пиратских кораблях в качестве абордажной команды, и деловито связывает бедолаге руки.
— Вот, свадебка намечается, — добродушно прогудел Видар. — Счастливый жених, пока не осознал собственного счастья, но куда он денется?
Тияна на всякий случай присмотрелась, но счастья на лице мужика не заметила.
— Хм… — высказалась ещё и по этому поводу.
— Меня похищают! — взвыл жених, то ли очнувшись, то ли подумав. — Вы должны меня защитить!
— Да? — спросила Тияна непонятно у кого. — Какого лысого долгоклюва здесь происходит?!