Летчик. Фронтовая «Ведьма» (СИ)
Иду по улице, наслаждаясь погодой. Первые минуты было не привычно, лёгкий ветерок развивал подол. Хорошо то, что не жарко, продувает слегка между ног, но к этому надо видимо просто привыкнуть. Осмотрелся по сторонам, а мужчины оборачиваются, меня это не удивляет. Я бы сам на такую девочку глазел не отрываясь. Идти не далеко, по улице Арбат с пересечением Малого Никольского переулка. Добрался до театра и пошёл через проходную, сделав морду «кирпичом». Вахтёр меня притормозил, но я, взмахнув офицерской книжкой, сказал, что иду договариваться о поездке агитбригады на фронт. Побродив по кулуарам театра, с помощью подсказок нашёл в одном из залов Маргариту. Наверно здесь репетируют спектакли. На сцене стоит рояль. Какой-то мужик командует актрисами здесь их четверо, хотя может не все актрисы. Я сразу вмешиваться не стал, присел с краю понаблюдать. Маргарита пела, а на рояле ей подыгрывала женщина, или правильней сказать аккомпанировала. Пела Шведова незнакомые мне песни, а вот голос её мне понравился, чем-то он походил на голос какой-то певицы из моего времени, но я не смог вспомнить какой. Когда Маргарита закончила петь, я громко захлопал в ладоши. Участники репетиции повернулись в мою сторону. Мужчина подошёл ко мне ближе.
— Милое создание, а вы кто? И что здесь делаете, в наших пенатах? — спросил дядечка.
— Я пришла в гости к Маргарите, она меня приглашала. Хотела посмотреть, как она играет, а увидела, как поёт. Мне очень понравилось, — простодушно ответил я.
Мужчина улыбнулся и обратился к Шведовой.
— Маргарита Семёновна, это к вам. Перерыв три минуты, поговорите с девушкой и продолжим репетицию.
Шведова со сцены сначала не разглядела меня, а когда я подошёл ближе, обрадовалась.
— Герман Янович, это Женя. Та девушка, которая выручила меня. Я вам рассказывала, что на меня напали бандиты.
Мужчина более внимательно посмотрел на меня, в том числе и женщины стали разглядывать, что это за создание появилось здесь.
— Вы, значит, героическая девушка. Но Маргарита Семёновна сказала, что вы офицер. Тем не менее давайте знакомиться. Я художественный руководитель Герман Янович Орлов, — и он взял меня за руку.
— Я, Женя Красько. Не удивительно, что меня за офицера приняли. Я, лётчик-истребитель, гвардии старший лейтенант. Просто сегодня вспомнила, что у меня есть платья, — Орлов галантно поцеловал мне ручку.
Шведова тоже подошла ко мне и обняла, поцеловав в щёки два раза. А она, однако, красотка, так бы и прижался к ней покрепче. Но не поймут-с, товарищи артисты, а партия коммунистов не оценит.
— Женя, мы готовимся к поездке. Скоро выезжаем на фронт с агитбригадой, будем давать концерты, — сообщила Шведова.
— А давайте, я вам дам свои песни, — предложил я, ну вот кто меня тянет за язык.
— Вы пишите песни? — удивился Герман Янович.
Я ответил четверостишием, которое мелькнуло в моей голове, хотя я не знал автора.
Перо в руке, вперёд, вперёд! И на бумаге буквы снова,Строка за строчкой, слово в слово. И вот стихи из-под пера…Эта компания из людей искусства заулыбались, а Орлов предложил показать, что у меня есть из песен. Ну что же, покажем, я попросил гитару, а когда её принесли подошёл к женщине у рояля. Она представилась Анной Тихомировной Зориной.
— Анна Тихомировна, я буду играть на гитаре, а вы попробуйте взять ноты на рояле, — обратился я к Зориной.
Я задумался на несколько секунд. В прошлой жизни одна знакомая девушка пела замечательную песню, называлась она «Вальс медсестры». Я помню ей даже подыгрывал. Кто написал эту песню я не знал, но решил начать с неё. И тут мой взгляд упал на аккордеон, который стоял на стуле.
— Скажите это чей инструмент? — обратился я к Зориной.
Но ответила девушка, сидящая в зале, я её сначала даже не заметил.
— Я играю, простите это мой аккордеон. Я, Ольга Батурина, учусь в консерватории, точнее училась, но скоро продолжу, — девушке на вид было лет двадцать, может чуть больше.
И мы сыграли, понравилось всем. Вот в этот момент я предложил попробовать песню «Эхо любви», в моём времени исполнителем была Анна Герман, точнее не совсем в моём времени, а скорее во времена моей мамы. Потом хорошо зашла песня «Когда сады цветут», это тоже песня из любимых моей матери, потому знал я их неплохо. Четвёртой я решил запустить песню, которую исполнял в 21-ом веке Ярослав Сумишевский «Давай оставим всё как есть». Эта песня мне самому очень нравилась. И последнюю песню, которую я продемонстрировал сегодня была «Берега», в моём времени её исполнял Александр Малинин. А после мы долго пробовали, репетировали, пока не стало получаться так как я хотел. Незаметно наступил вечер. Герман Янович позвал нас перекусить, чем Бог послал. Трапеза проходила в гримёрной Шведовой. Они меня расспрашивали о фронте. Очень удивились моему позывному «Ведьма». Когда покушали, Ольга Батурина попросила.
— Вы можете сыграть ещё что-то, из своего?
Совесть моя сидела крепко под замком. Ну а что, может в связи с моим появлением здесь эти песни совсем не напишут? Вдруг будущее меняется? Поэтому я сначала сыграл песню «Поговори со мною мама», её пела Толкунова, но только лет через тридцать. Шведова тут же записала слова этой песни, а Зорина расставила нотные знаки. Мы разошлись по домам. Меня приглашали без стеснения заходить, и в обще быть как говорится «своей в доску». На прощание я сказал Шведовой, что дарю ей свои песни, чтобы она исполняла на радость людей. Герман Янович заверил меня, что они обязательно оформят авторство на Евгению Красько.
Когда Евгения Красько ушла, Герман Янович обратился к Зориной.
— Анна Тихомировна, как вам эта девушка? Ну надо же, «Ведьма», надо сказать довольно симпатичная «Ведьма».
— Стихи прекрасные, а музыку я доработаю. Вот только песню «Давай оставим всё как есть», было бы неплохо дуэтом петь. И песню «Эхо любви» тоже. Подумайте кого к Рите поставить из мужчин.
— Да, проклятая война. Такие талантливые люди вынуждены воевать на фронтах. Такой девушке на сцене блистать, а она рискует жизнью за нашу Родину, — задумчиво проговорил Орлов.
Герман Янович распустил артистов, а сам пошёл к художественному руководителю театра.
У меня оставалось три дня отпуска, но провёл я их неожиданно дома. Вернувшись из театра, к вечеру почувствовал боли внизу живота. Я уже предполагал, что это то, что случается с каждой женщиной раз в месяц. Спал плохо, а на следующий день даже не планировал вставать с постели. Что за наказание? Неужели у всех женщин это происходит так болезненно? Поэтому весь день я валялся и матерился, кляня на все лады судьбу и те силы, которые меня сюда забросили. Однако на следующий день стало легче. Вспомнив о заказах из полка, два дня бродил по разным магазинам. Компанию в этом нелёгком деле мне составила сестра. Съездили на аэродром, я узнал, когда будет служебный самолёт в Ростов-на-Дону. Мне сказали, что в следующую ночь будет борт. Оставшееся время ушло на сборы, наставление матери «Береги себя» и наставление сестры «Перебей как можно больше фашистов». И вот наконец я сижу в транспортном самолёте, который везёт меня на юг.
Глава 4
Июнь-июль, 1943 год. Южный Фронт. Евгения Красько
Прилетели в Ростов под утро. В самолёте удалось подремать несмотря на шум, который издает этот аппарат. В городе пошёл сразу в комендатуру, требовалось узнать, есть ли в родной полк какой-никакой транспорт. Попутный тоже подойдёт. Мне повезло из госпиталя возвращалась машина в пехотный полк, и комендант об этом знал. Он направил меня в госпиталь, а уже оттуда меня подсадили в санитарные машины, их было две. Водители были настолько любезны, что довезли меня прямо до территории полка. Мне обрадовались и это было на самом деле приятно. Девушки, мужчины молодые и в возрасте искренне радовались. Меня тискали, обнимали, говорили разные слова, которые бальзамом ложились на мою душу. Здесь я чувствовал себя как дома, почему-то вспомнилась жизнь, та которая уже в прошлом, но по-прежнему в будущем. Потом была раздача заказов и подарков. Когда все более-менее угомонились, начались вопросы девушек в нашей палатке. Расспрашивали о Москве, о том какая она стала, после того как фронт отошёл на запад. Я рассказал о процедуре награждения в Кремле и конечно же о том, как праздновали и я напился. Все смеялись.