Последняя инстанция
Я потрясена до глубины души, до основания. Бесхитростная прелесть и безопасность моей жизни осквернены. Меня трясет. Глаза застилает пелена слез, я поднимаюсь на крыльцо и стою под выкрученным Шандонне светильником. Прохладный воздух жалит, луну поглотили облака. Такое чувство, что вот-вот снова пойдет снег. Смахнув слезы, несколько раз вдыхаю прохладный воздух, чтобы успокоиться и разогнать сдавившее грудь волнение. Хорошо, хотя бы Бергер смилостивилась и предоставила мне возможность побыть какое-то время наедине с собой. Я вставляю ключ в замок с мощным засовом и захожу в холодную мрачную прихожую. Набираю код, отключающий сигнализацию, и тут волосы на загривке зашевелились: до меня вдруг дошло. Нет, не может быть. Бред какой-то...
В дом неслышно заходит моя гостья. Осматривается: стены с лепниной, сводчатый потолок. Картины висят вкривь и вкось. Богатые персидские ковры сбиты и запачканы. Никто не потрудился вернуть все на свои места, будто мне в пику. Порошок для дактилоскопии, комки грязи с подошв чужих ботинок... Однако не поэтому я переменилась в лице, да так, что даже Бергер навострила ушки.
— Что стряслось? — Ее руки застыли на обшлагах пальто, которое она начала снимать.
— Мне нужно кое-куда звякнуть, — говорю в ответ.
Я не стала рассказывать Бергер, что случилось. Не хочу озвучивать свои страхи. И не стала распространяться о том, что, выйдя из дома, чтобы переговорить по сотовому телефону без свидетелей, я позвонила Марино и попросила его срочно приехать.
— Все в порядке? — спрашивает спутница, когда я вернулась и захлопнула за собой входную дверь.
Не отвечаю. Да какое там в порядке!
— С чего начнем? — напоминаю ей, что мы сюда приехали по делу.
Она хочет, чтобы я в точности воспроизвела события той ночи, когда меня пытался убить Шандонне, и мы переходим в большую комнату. Начинаю с белой секционной софы с чехлом из белого хлопка, которая стоит возле камина. Вечером в прошлую пятницу я здесь сидела, перебирала счета, звук у телевизора убавила. Временами передавали экстренные выпуски «Новостей», в которых зрителям сообщали о серийном убийце, называвшем себя Le Loup-garou, и просили соблюдать осторожность. Дальше говорилось о его предполагаемом генетическом нарушении, врожденном уродстве; насколько я помню, в тот вечер казалось даже нелепым, что каждый серьезный ведущий нашего местного канала рассказывает о некоем человеке предположительно шести футов ростом со странными зубами и длинными, по-детски тонкими волосами по всему телу. Зрителям советовали без особой надобности не впускать к себе посторонних.
— Где-то в одиннадцать, — повествую дальше, — я переключилась на Эн-би-си посмотреть последние известия, и почти сразу же сработала сигнализация. Судя по дисплею на клавиатуре, произошло нарушение периметра в зоне гаража. Я позвонила в службу охраны и попросила на всякий случай выслать полицейских, поскольку не имела представления, с чего вдруг эта штуковина раззвонилась.
— Итак, у вас в гараже установлена сигнализация, — повторяет Бергер. — Почему преступника заинтересовал именно гараж? Думаете, он пытался проникнуть внутрь?
— Нет, он специально запустил тревогу, чтобы приехала полиция, — повторяю свою версию. — Они приезжают. Потом отчаливают. И тут заявляется он. Изображает полицейского, и я ему открываю. И пусть утверждают что хотят, я и сама слышала его на видеопленке с вашим разговором, однако он говорил идеально, ни намека на акцент.
— Значит, не походил на человека с видеозаписи, — соглашается она.
— Никоим образом.
— То есть на пленке вы его голоса не признали.
— Не признала, — киваю я.
— Вы считаете, что он не планировал проникнуть в гараж. Значит, нацеливался на сигнализацию, — копает Бергер, как обычно ничего не записывая.
— Сомневаюсь. Думаю, он пытался сделать именно то, что я и сказала.
— И каким образом, по-вашему, ему стало известно, что у вас и гараж на охране? — вопрошает Бергер. — Довольно необычно. Мало кто так тщательно оборудует гараж.
— Понятия не имею, каким образом и откуда он узнал.
— Ведь было бы куда проще использовать, к примеру, черный ход — сигнализация как пить дать сработала бы, если она вообще включена. А я не сомневаюсь, что это от него не укрылось. Думаю, можно принять за данность, что Шандонне прекрасно осведомлен: вы осторожная и осмотрительная женщина, пекущаяся о собственной безопасности. Особенно в свете последних событий. Ну, всех этих убийств...
— Я понятия не имею, что творится у него в голове, — рублю сплеча.
Бергер меряет шагами комнату. Останавливается у каменного очага, зияющего темным провалом в стене, отчего дом кажется заброшенным и нежилым, как у недавней покойницы. Визитерша направляет на меня указующий перст.
— Неправда, вы прекрасно знаете, что у него на уме. Он собирал на вас информацию и учился понимать ваш образ мыслей и действий, чувствовать его. Так же и вы вникали в его способ мышления. Вы изучали его по ранам на трупах. Общались с ним посредством его жертв, мест его преступлений — здесь и во Франции.
Глава 28
Белая софа в традиционном итальянском стиле заляпана розовыми пятнами формалина. На подушках отпечатки ног; возможно, я сама наступила на нее, когда перепрыгивала через спинку, спасаясь от Шандонне. Никогда больше не сяду на эту софу: жду не дождусь, когда увезут. Примостилась на краешке кресла из гарнитура.
— Чтобы разобрать его в суде по кирпичику, я должна представлять, с кем имею дело, — продолжает Бергер; ее глаза светятся решимостью. — А узнать его преступную натуру я могу только с вашей помощью. Познакомьте меня с ним, Кей. — Она присаживается на каминную плиту и с мольбой возводит кверху руки. — Кто же он такой, Жан-Батист Шандонне? Почему именно гараж? Что в нем такого особенного?
На миг я задумалась.
— Не могу сказать, что в нем такого особенного на его взгляд.
— Ну хорошо. Тогда чем гараж примечателен для вас?
— Я храню в нем одежду, в которой выезжаю на места преступлений. — Пытаюсь вычислить, что же еще такого особенного связано у меня с гаражом. — Там стоят большая стиральная машина и сушка. Я принципиально не захожу в дом в тех вещах, в каких работаю, так что гараж по большому счету служит мне еще и раздевалкой.
В глазах Бергер что-то блеснуло: она или связь какую-то уловила, или нечто поняла. Встает и говорит:
— Идемте посмотрим.
Включаю на кухне свет; мы проходим через тамбур, из которого открывается дверь в гараж.
— Ваша домашняя гардеробная, — замечает Бергер.
Щелкаю выключателем, и — сердце екнуло: в гараже-то пусто. Исчез мой «мерседес».
— Где же, интересно знать, моя машина? — спрашиваю я. Обвожу взглядом стенные шкафчики, кедровый гардероб со встроенной вентиляцией, аккуратно прибранные инструменты и садовые принадлежности, инвентарь на все случаи жизни и нишу для стиральной машины и сушки с большой стальной раковиной. — Никто не предупреждал, что у меня автомобиль заберут. — Я с укором смотрю на Бергер, внезапно проникнувшись к ней недоверием. Однако она либо отличная актриса, либо сама не в курсе. Выхожу в середину гаража и осматриваюсь, будто ожидая увидеть нечто, что бы мне подсказало, куда делся «мерседес». Сообщаю Бергер, что еще в прошлую субботу здесь стоял мой черный седан, в тот день, когда я переехала к Анне. И с тех пор я «мерса» не видела. Я вообще здесь не появлялась.
— В отличие от вас, — добавляю я. — Машина еще стояла тут, когда вы здесь были в последний раз? Сколько раз вы сюда наведывались? — решительно направляюсь к посетительнице.
Она обходит помещение, присаживается на корточки у гаражной двери и пристально рассматривает какие-то царапины на резиновой прокладке — там, где, по нашим предположениям, Шандонне пытался приподнять дверь с помощью какого-то инструмента.
— Не могли бы вы открыть дверь? — мрачно произносит Бергер.
Нажимаю кнопку на стенной панели, и дверь с шумом заворачивается вверх. В гараже моментально падает температура.