Моя ревность тебя погубит (СИ)

— Повтори, что ты сказала.
Стас наклоняется ко мне, а моя голова запрокинута наверх.
— Только ты на меня так действуешь. И никто больше, — шепчу я и слышу его хрипы, похожие на рычание, когда его губы целуют каждый дюйм моего лица.
Его дикие, страстные поцелуи заставляют меня забыть о нём и других женщинах, которые были до меня. Есть только он и я. И то, с каким желанием он на меня смотрит. Это меня успокаивает. В какой-то момент я возвращаюсь в реальность, где на мне уже нет блузки и мои ноги широко раздвинуты. И это ещё не придел, несколько секунду — и я полностью раздетая, сижу на столе в его офисе.
— Сюда может кто-нибудь войти и увидеть, — говорю я, когда он присаживается на колени передо мной и раздвигает ноги ещё шире. Его большой палец трет мой клитор, который истосковался по его приксновениям. С нашей первой ночи прошло почти две недели. Больше мы не занимались сексом, но я всё ещё помню, каково это — ощущать его внутри себя. Каково это — когда невыносимо больно и сладко одновременно. Когда ты кричишь и в то же время не можешь пошевелить губами.
— Никто не войдёт сюда без моего разрешения, принцесса.
— Я… Я хотела поговорить о свадьбе, — выдавливаю из себя я, когда он целует и облизывает внутреннюю сторону моих бёдер.
— Мы поговорим, моя девочка. После того, как я заставлю тебя кончить пару тройку раз.
— Тогда я точно не смогу говорить.
Но всё тщетно.
Я не смогу уговорить его остановиться, потому что его язык уже приростает к моему клитору и двигается в бешеном темпе. Я не просто не смогу говорить, я уже не могу думать.
Стас покусывает меня, вылизывает, ни не секунду не отстраняясь, даже чтобы вздохнуть воздуха. Одна его рука лежит сзади на моей попе, удерживая за неё, чтобы я не отползала. Пальцы второй, свободной руки трут мои половые губки, открывают мой вход, когда он вторгается в него языком, терзают меня.
Боже, как же сильно он терзает меня. Так сильно, что я кончаю и хнычу от нахлынувшего оргазма. Хнычу и плачу, не в силах сдержать адского удовольствия, которое он продливает.
Это происходит несколько раз, прежде чем он отрывается от моей киски и терзает мои губы, спуская с себя штаны. Последний оргазм почти отправляет меня в сон на волне эйфории, но Стас покрывает этот сон, когда берёт меня на руки и на весу, медленно начинает усаживать на свой член.
— Стас… — скулю я, пищу и почти кричу. — Пожалуйста, можно медленно? Он всё ещё с трудом помещается во мне.
— Я буду себя контролировать, принцесса. Хоть это мне слишком тяжело даётся.
Я кусаю его плечо, когда он заходит на какую-то часть. Я кусаю его губу, когда он начинает двигаться — не быстро и резко, как и обещал.
Он удерживает меня одной рукой за талию, а другой за попу, насаживая на член с каждым разом всё глубже и глубже. Он хрипит на ухо, когда мои узкие стеночки сокращаются и ещё больше сжимают его, находящегося внутри.
— Я делаю тебе слишком больно, малыш? — нежно спрашивает Стас, разъярённо сжимая меня в своих руках — и ему это ничего не стоит.
— Нет, просто он огромный, — единственное, что могу сказать я. Не важно, первый раз, второй или третий, потому что его размер не станет меньше, прежде чем он перестанет двигаться во мне. Секунда — и я чувствую всё, что чувствует он. Небольшой спазм в мышцах его ног, переходищий в импульс — и он заливает внутрь меня сперму, когда моё безжизненно тело поднято в воздухе на его руках.
Я наивно думаю, что это всё, но Стас не останавливается.
— Мы ещё не закончили?
— Нет, малыш. Я собираюсь доставить тебе ещё моря удовольствия.
— И доставить моря удовольствия себе, — в шутку говорю я, позволяя его властным губам снова растерзать мои. Кажется, в ближайшие несколько часов разговора о свадьбе не будет — потому что с его намерениями я точно не смогу говорить.
  
34. Всё ради тебя
 
Моё тело неподвижно накрывает её тело, распластанное на столе, часть поверхности которого застелена моим пиджаком. Полностью голая, она лежит на этом самом пиджаке с полузакрытыми веками, посапывая и расслабленно дыша. Мои огрубелые руки не прекращают гладить нежную и упругую грудь молочного цвета. Большой палец обводит круги вокруг алого набухшего соска, который раскраснелся после моих бесчисленных поцелуев и покусываний.
 
Полина облизывает пересохшие губы, теперь уже полностью закрывая глаза. Такое ощущение, словно она где-то в другой реальности — и мне страшно хочется вернуть её к себе, снова взять на руки, снова трахнуть, с каждым толчком всё больше и больше заявляя на неё свои права, и снова испустить в неё свою сперму. Её судорожные оргазмы в моих руках — это лучшее, на что мне доводилось смотреть в жизни. От подобного зрелища рассудок может затуманиться, особенно мой рассудок, и без того заряжённый мыслями о ней.
Всё ещё нависая над ней и любуясь её богоподобием, до которого мне позволено дотрагиваться, я запускаю пальцы в её шёлковистые шоколадные волосы и убираю прилипшие волоски с её лба. Полина никак не реагирует на моё прикосновения, словно они ещё больше убаюкивают её.
Чёрт, невольно я возвращаюсь в то время, когда она чуть не была изнасиловали двумя блядскими отродьями. То время, когда она вздрагивала и пугалась любого прикосновения. Её тело окутывало напряжение — хоть и недолгое, потому что вскоре она расслаблялась в моих руках, но это напряжение было.
И теперь она даже не распахивает своих прелестных глаз, когда я касаюсь её. Она просто всецело доверяет и принимает то, что я делаю для неё. Она не боится, не дёргается, не трепещит и не дрожит. Она так очаровательна в своей беззаботности и обессильенности, что я не могу прекратить на неё пялиться.
Приподнимаюсь, натягивая на себя боксёры вместе со штанами, а расстегную рубашку наоборот снимаю. Сворачиваю вещь и тканью начинаю вытирать все запачканные спермой участки её кожи. Сначала провожу по внутренним сторонам бёдер, затем перехожу к её киске. Полина лежит вся расслабленная и умиротворённая. Её размеренное дыхание дарит умиротворение и мне.
Хотя физически невозможно чувствовать умиротворение, когда она на моём столе полностью раздетая, покрытая моей спермой и позволяет мне очистить её.
— Малыш, ты в порядке? — спрашиваю я, вытирая её чуть ли не насухо и пачкая рубашку своей спермой. Ожидание её ответа убивает. Возможно, мне лишь кажется, что она в порядке, и я сделал ей слишком больно.
— Я в порядке, — наконец отвечает она после длительного молчания. — Даже слишком.
Её сладкий ответ заставляет меня ухмыльнуться. Она становится такой раскрепощённой со мной, что я не могу не восхищаться ею.
Хотя всё, что я делаю с тех пор, как она укрыла мой разум, это восхищаюсь ею. Какая бы она ни была — робкая, застенчивая и мягкая. Или наоборот — решительная, уверенная и смелая. Какая бы ни была — она моё всепоглощающее безумие, моя королева. И я готов положить всю свою жизнь на то, что преклонять перед нею колено.
— Вот твоя рубашка сейчас не в порядке, — ловко замечает она, видимо, выделяя последние силы на тихое хихиканье.
— На ней ещё есть сухие участки. Мы можем повторить всё, чтобы и их не осталось.
— Нет, пожалуйста, — измученно шепчет она, не прекращая улыбаться. — Я и так боюсь, что не смогу встать.
— Зачем тебе вставать, если я отнесу тебя на руках? — мои запястья скользят ей под спину и под коленными чашечками, соединяя ноги. Я беру её на руки и слышу удивлённый стон, а потом смех.
Каждую секунду своей жизни я стараюсь делать её счастливой, но даже при этом слишком редко слышу такой искренний смех. Прожитые годы в ужасных условиях, должно быть, искоренили в ней всю беззаботность и ребячество, но я верну ей всё сполна.
Полина будет счастлива со мной. Всегда. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту.
Своими изящными худыми руками она обхватывает мою шею.
Есть ли слова, чтобы описать её великолепие и красоту? Встретив её почти полтора года назад в парке, я даже не обратил внимания на её кремовую кожу, на пухлые насыщенно-малиновые губы. Она была для меня несчастной девушкой, которой я был обязан помочь по каким-то несуществующим для меня законам совести. И она стала для меня всем, чем я сейчас живу.