Ашу Сирай (СИ)
— Отпусти меня, о великий Ашу Сирай! — разбойник сложил ладони над головой. — Клянусь, что с восходом солнца я раскаюсь в своих неправедных делах и направлю стопы свои по праведному пути своей жизни! И никому более из своих людей не позволю встать на путь порока! Да будет сам благословенный Взывающий Ёзеф свидетелем моим словам! Отпусти меня, Ашу Сирай, и я буду до конца жизни восхвалять твои милосердие и мудрость!
— Простить тебя и помиловать, говоришь? — судя по голосу, у маски едва приподнялась одна бровь. — Даже самого Ёзефа в свидетели призываешь? Хорошо. Ты получишь это при одном условии.
— Любое условие назови, о мудрейший из мудрых, да будут благословлены дела твои Тёмнооким! Я исполню всё, что ты пожелаешь!
Разбойник поднял голову и глазами жадно шарил по бесчувственной маске, пытаясь понять, подействовали его слова или нет.
— Мудрые люди говорят, что каков предводитель, таковы и те, кто идёт за ним. У тебя нет милости Сурта, чтобы призывать его благословение, Сафар. Однако ты похвалялся своей удачей, силой и скоростью. Я дам тебе возможность доказать это. Локашан не велик. Если твои ноги сумеют пересечь границы его стен прежде, чем мои голодные наймары доберутся до тебя — то, так и быть, я сочту это милостью Тёмноокого и отпущу тебя и твоих людей, чтобы вы могли исполнить данную тобой клятву. Но если нет — пеняй на себя. Твоё тело станет кормом для моих наймаров, а твоя душа познает такие мучения, которые не ведала до сих пор. Ты принимаешь условие, Сафар?
Разбойник встал с колен, переводя взгляд с Джастера на наймаров, а затем за пределы освещённой кострами площади. Даже отблески огня не скрывали того, как побелело его лицо.
— Н-но, Ашу Сирай… Всем известно, что наймары — это создания самого Сурта, и они быстрее самых лучших лошадей на земле! Как же я смогу обогнать их?
— Я буду считать до сорока. А затем отпущу их. Поспеши, Сафар. Два.
Разбойник облизнул губы, подхватил меч и, больше не раздумывая, кинулся в темноту.
— Три, — невозмутимо уронил Джастер. — Четыре.
Возбуждённые и испуганные, разбойники переглядывались, смотрели в ту сторону, где скрылся их предводитель, и я видела на лицах неподдельное волнение. Они искренне переживали за Сафара и желали его победы, от которой зависела их участь.
— Двенадцать. Тринадцать, — ровно и спокойно продолжал считать Джастер. — Семнадцать.
— Ты пропустил «четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать», о почтенный Ашу Сирай! — внезапно раздался голос одного из разбойников.
— Двадцать, — невозмутимо продолжил Шут. — Двадцать два. Двадцать четыре.
Разбойники заметно заволновались.
— Ты случайно ошибся в счёте, о премудрый Ашу Сирай! — поднялся один из них. Кажется, тот самый, который и нашептал имя Шута своему предводителю. — Так у Сафара не будет нужного времени, чтобы выполнить твоё условие!
Остальные согласно закивали, поддерживая своего приятеля.
— Ты умеешь считать? — Джастер покосился на говорившего. — Тогда продолжай. Я послушаю.
— Четырна… — под взглядом маски разбойник прикусил язык, не договорив.
— Двадцать шесть. — сверкнул глазами Шут.
— Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, — послушно забормотал заступник под сердитыми взглядами своих приятелей. — Тридцать… Тридцать и один, тридцать и эээ… два, тридцать и… три…
Шут держал ладони на холках наймаров и кивал на каждое слово, словно не замечая, что разбойник тянет время, как может. Считай Джастер правильно, уже досчитал бы до пятидесяти.
— Тридцать и эээ… шесть… Тридцать и…
— Тридцать восемь, — на губах маски появилась не улыбка, а предвкушающий оскал, и никто из разбойников не посмел перечить. — Тридцать девять. Сорок. А теперь, мальчики, принесите мне его душу.
Джастер хлопнул ладонями по угольным холкам. Наймары сорвались с места, в мгновение ока пересекли площадь, и, мелькнув на границе костров, растворились в темноте. Я замерла, прислушиваясь к ночным звукам. Лишь треск дров да движения длинноухих животных в загоне нарушали опустившуюся на площадь тишину. Люди молчали, сдерживая дыхание и напряжённо ловя каждый шорох.
Только выражение маски Джастера оставалось совершенно равнодушным. Шут стоял прямо, сложив руки на груди, и казалось, его ничуть не волновала эта напряжённая тишина.
— Успел? — вдруг выдохнул кто-то из разбойников. — А, Иншал? Удалось?
Иншал, выступивший счетоводом, опасливо покосился в сторону невозмутимого, как статуя, Джастера, и осторожно кивнул.
— Удалось! Мы спасены! Сурт смилостивился над нами! — разбойники вскочили на ноги и радовались, обнимая друг друга и хлопая по плечам и спинам. — Тёмноокий с нами! Слава Тёмноокому! Слава вели…
Страшный крик разорвал ликование, как порыв ветра — ночной туман. Разбойники замерли. На счастливых лицах медленно проступали отчаяние и ужас.
Крик повторился и больше не замолкал. Где-то далеко человек, которого рвали заживо, кричал не переставая. Наконец, последний мучительный вопль оборвался, и наступила тишина, прерываемая только треском догорающих костров.
— Твои уловки не помогли, Иншал, — изумрудный огонь в прорезях маски обратился к разбойникам. — Сурт не дал вам своей милости. Ваша участь решена.
Разбойники с ужасом смотрели на бесчувственную маску. Потрясённые тем, что свобода и жизнь ускользнули от них в последний момент, эти мужчины без сил опускались на землю. Кто-то, не стесняясь, зарыдал, кто-то проклинал свою судьбу и Сафара, кто-то просто молча сидел, в отчаянии обхватив голову руками.
Джастера ничуть не трогали эти страдания. Он подошёл к Огоньку и взял посох. Белая маска была равнодушна и холодна, как камень.
По-прежнему не говоря ни слова, Шут вышел на середину площади и, словно огромным пером, начал рисовать посохом по земле. Навершие посоха горело зелёным, с конца стекал магический изумрудный огонь, оставляя на утоптанной земле тонкие светящиеся линии. Разбойники затихли, явно боясь своими стенаниями вызвать гнев Ашу Сирая и усугубить свою участь ещё больше.
А я… Я не знала, что мне делать. Конечно, я обещала Джастеру изображать эту самую «бездушную», но всё-таки он выбрал слишком суровое наказание для этих бедолаг. Нет, я им не сочувствовала и не жалела за те преступления, которые они совершили! Но ведь он сам же сказал, что какой предводитель, таковы и те, кого он ведёт! Сафар уже заплатил за свои зверства страшной смертью! Разве этого не достаточно⁈
Но если я сейчас вмешаюсь, то он наверняка разозлится так, что мало никому не покажется. В конце концов, здесь он не скрывал свою силу мастера смерти. И даже гнев самого Тёмноокого Сурта ему нипочём…
Нет, Янига, раз уж обещала молчать и ничего не делать — то прикуси язык и терпи. Сама же говорила, что веришь и доверяешь Джастеру, и пойдёшь с ним до конца, так доверяй на деле, а не только на словах…
Тем временем, Шут закончил рисовать. На земле красовалась звезда, окружённая кольцом с непонятными письменами. В центре звезды тоже был круг с надписями по внешнему краю.
— В центр его.
Наймары соткались из теней бесшумно, и я невольно вздрогнула от неожиданности. К счастью, этого никто не заметил: разбойники подались назад, сбиваясь в кучку, с откровенным ужасом глядя на двух чудовищ с окровавленными мордами. В клыкастых пастях они держали то, что когда-то было живым человеком. Один из наймаров мотнул головой, и в центр звезды глухо упало окровавленное тело Сафара.
Точнее, то, что от него осталось.
— Встань. — холодно приказал Джастер.
Звезда полыхнула зелёным огнём. От мёртвого тела отделилось нечто туманное, а в следующий миг над растерзанным окровавленным телом стоял полупрозрачный Сафар. Я видела через него и узор волшебной звезды, и затухающие огни костров.
— Дух… дух… — тихо зашептались разбойники, а я только стиснула луку седла покрепче и старалась не застучать зубами от охватившего ужаса.
Конечно, Джастер говорил, что умеет поднимать мёртвых, но я всегда предпочитала думать, что он просто пугает или шутит… И совсем не хотела увидеть такое воочию! Как же это страшно на самом деле, оказывается…