Предположение (ЛП)

— Тебе нужно что-нибудь съесть, — укоряет он, упирая руки в бока.
— Ладно, не пойми меня неправильно. Я очень благодарна тебе за то, что ты приглядываешь за мной, но я забочусь о себе самостоятельно, и уже давно. Мне не нужна нянька.
— Как хочешь, — он пожимает плечами, потом снова смотрит на меня — и взгляд задерживается на моей груди.
Я опускаю глаза, издаю стон. Серьезно? Моя грудь в лифчике вывалилась из ворота майки. Я быстро поправляю ее, прищуриваюсь и смотрю на Кентона.
Он ухмыляется, глядя на меня.
— С этого момента не забывай включать сигнализацию. Панель находится в комнате рядом со входом, первая дверь направо.
— Поняла, — мое тело снова становиться горячим, и я задаюсь вопросом, почему это происходит, когда он рядом.
— Хорошо, куколка. Отдохни немного. Увидимся завтра, — он задерживает на мне взгляд еще на несколько мгновений, затем качает головой и выходит из комнаты.
Я подхожу к кровати и включаю свет, после чего подхожу к двери и закрываю ее. Откидываю голову назад, закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Провожу пальцем по татуировке за ухом, открываю глаза и осматриваюсь. Я могу это сделать; я пережила гораздо худшее и со всем справилась. Мне просто нужно составить план действий.
  
Глава 2
 
Словесная рвота
Прошло три недели с тех пор, как я переехала в Теннесси. Три недели жизни с Кентоном, которого я вижу нечасто, а когда вижу, он обычно собирается на работу или заходит ко мне перед сном. Один из самых длинных наших разговоров состоялся на днях, когда он пришел сказать, что у него есть кое-что для меня и что нам нужно встретиться у входа. Я спрятала свой Киндл5, последовала за ним вниз по ступенькам и вышла из дома к маленькому «Фольксвагену Жук».
— Жена моего кузена только что избавилась от неё. У тебя нет машины, а в город добираться не легко.
Я перевела взгляд с машины на него и обратно.
— Вот ключи. Полный бак бензина, новые шины, к тому же она отрегулирована, — сказал он, протягивая ключи своими длинными пальцами. — А теперь надо сказать «Спасибо», — проворчал он, глядя то на меня, то на ключи в своей руке.
— Э-э… Я… Спасибо, — прошептала я, забирая у него ключи дрожащими пальцами.
Он кивнул с таким видом, будто собирался сказать что-то еще, но вместо этого оставил меня стоять и пялиться на машину, в шоке от такого великодушного поступка. Еще никто не делал для меня ничего подобного.
С того дня я старалась помогать, чем могла. Пару раз пробовала готовить, но получилась катастрофа, поэтому я решила выказать свою признательность другими способами. Я следила за чистотой в доме, ходила в бакалейную лавку, если замечала, что чего-то не хватает, и даже стирала, если видела, что вещи накапливаются. Он уверял, что мне не нужно все это делать, но я проигнорировала. Я знала, что он ценит мою помощь. Он был всегда занят и, казалось, почти на износе.
Когда нам удавалось поговорить, он все чаще улыбался и, казалось, чувствовал себя со мной все более непринужденно. Мне нравились эти украденные моменты, и я жила ради них. Это было глупо, но я чувствовала себя потерянным щенком, ищущим ласки. Мне одновременно нравилось и не нравилось, что он заставлял меня так себя чувствовать. Раньше я долго гадала, не стала ли вообще асексуальной. Парни не интересовали меня со времен моего первого и последнего бойфренда.
Я спускаюсь по лестнице, иду на кухню, чтобы взять немного столь необходимого кофе. Только что закончила телефонный разговор. Больница, в которой я работала в Вегасе, согласилась перевести мои смены в больницу Нэшвилла, с которой она аффилирована. Затем я позвонила в больницу в Нэшвилле, и там сказали, что я должна приступить к работе как можно скорее. Моя смена будет с одиннадцати до семи утра, и меня заверили, что после того, как немного поработаю в штате, я смогу изменить свое расписание. Для меня не имеет значения, сколько часов я работаю, главное, чтобы работала.
 
Я на седьмом небе от счастья, мне не терпится вернуться к работе. Уход за больными — это то, что я люблю делать и делаю очень хорошо.
Я дохожу до подножия лестницы и поворачиваю на кухню. Кентон стоит у плиты и говорит по телефону. Ко мне он стоит спиной, и я секунду любуюсь им.
Сегодняшние джинсы — светло-голубые и выцветшие во всех нужных местах. Красная футболка плотно облегает тело, демонстрируя мускулы и усиливая загар. Его голова поворачивается ко мне; золотистые глаза встречаются с моими, а затем оглядывают меня с головы до ног.
— Хочешь кофе? — спрашивает он, и глубокий голос вызывает в теле покалывание.
Он прощается с собеседником и кладет телефон на стойку. Глаза снова осматривают меня, а губы начинают подрагивать.
— Хочешь кофе? — снова спрашивает он, и на этот раз на его губах играет легкая усмешка.
— Я… Гм… Да, пожалуйста, — говорю я, проходя на кухню.
Его дом обветшал, кухня выглядела изношенной. Все чистое, но требует обновления. Шкафы сделаны из светлого дерева, а стойки — из какого-то старого ламината, который начал трескаться по краям. Холодильник, плита и посудомоечная машина отчаянно нуждаются в замене.
Он протягивает мне чашку кофе, и я быстро добавляю молоко и сахар, вскакиваю на стойку, оказываясь напротив него и молясь о том, чтобы больше не выставлять себя дурочкой.
— Какие планы на сегодня? — спрашивает он, глядя на меня поверх кофейной чашки.
— Мне нужно пройтись по магазинам. Я только что получила работу в Нэшвилле, а рабочую форму оставила дома, — говорю я ему, улыбаясь.
Его чашка опускается, а пальцы на ручке белеют.
— Как я уже говорил, я не хочу, чтобы в моем доме были незнакомцы.
Я краснею и делаю вдох, давая себе время убедиться, что правильно его поняла, прежде чем выйти из себя и дать ему по яйцам.
— Что ты подразумеваешь под «незнакомцами»? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал легко.
Он изучает меня в течение секунды, как будто обдумывает свои следующие слова. Умный мужчина.
— Парни из стрип-клуба.
Очевидно, он не настолько умен. Я делаю еще один вдох, и мой желудок переворачивается.
— Не волнуйся. Я не беру работу на дом, — говорю я, выливая кофе в раковину, хотя чашка была почти полная. Спрыгиваю со стойки, ставлю чашку в посудомоечную машину, хватаю сумку и направляюсь к двери.
Я привыкла к тому, что меня осуждают, но по какой-то причине от его слов меня тошнит. Ненавижу, что он имеет такую власть надо мной.
И ненавижу себя за то, что хочу, чтобы он хоть на секунду попытался узнать меня.
Я сажусь в «Жук», обещая себе, что, как только вернусь, выясню стоимость машины, которую он мне купил, и отдам ему деньги.
Я быстро спрашиваю Сири, где найти магазин, где продается форма для медсестер, и как только получаю указания, делаю разворот перед домом и направляюсь в город. Для начала, потрачу-ка я больше пятисот долларов. Кто ж откажется от милой формы?
Закончив с этим, посещаю ближайший маникюрный салон и делаю маникюр и педикюр. Потом натыкаюсь на небольшой ресторанчик соул-фуд6, где подают ребрышки барбекю и домашние макароны с сыром. На десерт был персиковый коблер с ванильным мороженым. Теперь, когда я можно есть, не беспокоясь о фигуре, я планирую умять все, в чем раньше себе отказывала.
Когда подростком участвовала в конкурсах красоты, без них не проходило и недели. Мама была очень строга в отношении питания. Все было заранее рассчитано, и калорий я потребляла не больше, чем необходимо для выживания. Я даже не знала, каков сахар на вкус, пока мне не исполнилось шестнадцать. Потом, когда я переехала в Вегас, и работа требовала от меня определенного имиджа, я осталась верна старыми привычкам.
Но теперь? К черту все это! Я буду кушать — и все подряд. После обеда я не готова идти домой, поэтому иду в кино, покупаю билет и сижу в темном кинотеатре одна, наблюдая, как на молодую женщину нападает злой дух, кажется… примерно на половине фильма я засыпаю. Просыпаюсь от крика и понятия не имею, что происходит, поэтому встаю и ухожу.