Леди-киллер

Джордж испытывал острейшее желание вскочить с кресла и хорошенько огреть эту глупую суку, эту крашеную блондинку с размалеванной физиономией и пышной колышущейся грудью. Грязная, вонючая шлюха! Потаскуха. Как ему хотелось, чтобы она сдохла от рака, чтобы визжала, когда ей станут отрезать груди дюйм за дюймом! Как ему хотелось…
— Что с вами, мистер Маркхэм?
Джозефин Денхэм нервничала. Вот уже несколько минут этот тип сидит и таращится на нее. Без всякого выражения на лице. Оба понимали, что для Джорджа все кончено. Ему за пятьдесят. К тому же ни обаяния, ни талантов. Даже простой человеческой симпатии нет. Ни одна фирма не возьмет его на работу.
— Мне в самом деле очень жаль, Джордж. — Оробев, она назвала его не по фамилии, а по имени.
— Вы еще пожалеете! — бросил он едва слышно, сверля ее взглядом.
— Прошу прощения, что вы сказали?
Джордж вновь повернулся к ней и повторил с улыбкой:
— Я сказал: вы еще пожалеете!
Сколько сарказма! Она смотрела, как он зашаркал из ее кабинета — жалкий, ссутулившийся.
Слава Богу, теперь, по крайней мере, все ясно. Она облегченно вздохнула и, вытащив сигарету из пачки, закурила. Вот только дрожь никак не могла унять и про себя усмехнулась: кто бы подумал, что из-за какого-то недомерка у нее расшалятся нервы!
И все-таки Джозефин Денхэм весь день было не по себе.
Джордж вернулся к своему столу и так и просидел до самого ленча, молчаливый, ко всему безучастный. Но голова буквально раскалывалась от переполнявших ее мыслей. В пять минут первого он уже был в небольшой закусочной «Ожившая лисица», где заказал порцию бренди.
Барменше было с виду лет сорок пять. Крашеная блондинка с огромными накладными ресницами и просвечивавшими сквозь марлевку иссохшими грудями. Джордж с трудом сдерживал отвращение.
Еще одна шлюха! Все они — шлюхи траханные. Устыдившись, он прикрыл ладонью рот, подумав, что даже мысленно нельзя произносить такие слова.
— Будьте добры, с вас фунт девяносто пенсов. — Барменша гундосила, видимо считая это признаком хорошего тона.
— Спасибо, дорогая! Пожалуйста, возьмите себе фунт на чай.
На его слабую ухмылку она ответила улыбкой до ушей, показав при этом свои крупные, желтые от табака зубы.
Джордж протянул ей пятифунтовую купюру, подождал сдачу и, забрав свою выпивку, прошел к столику в углу. Потягивая бренди крохотными глотками, он думал о том, что будет с Илэйн, когда он ей скажет о своем увольнении. У нее просто глаза полезут на лоб. Не такая это простая проблема. Илэйн — мастерица коллекционировать свои претензии к нему! Собирает их, как другие женщины — шляпы или туфли. До сих пор та история стоит между ними молчаливым призраком, хотя жена ни разу не упомянула о ней. Он знает, Илэйн не простила его. Джордж залпом допил крепкий дешевый бренди.
В этой истории он вовсе не чувствовал себя виноватым, он даже с трудом сообразил, что произошло. Только что они улыбались друг другу, смеялись — и вдруг девушка завизжала! Ох уж этот визг: он бил по мозгам! Глупая сучка! Похоже, она предвидела, что произойдет.
— Приветик, Джорджи, дорогуша.
Это подошел Питер Реншо. От него так и веяло добродушием, юмором, дружеской приязнью. Сердце Джорджа упало: не хватало ему сейчас только этого приставучего болвана Реншо!
— Привет, Питер. Заказать тебе выпивку?
— Нет, Джорджи. Сегодня я угощаю: не каждый день тебя можно встретить в моем любимом гнездышке!
Он щелкнул пальцами беловолосому чудовищу за стойкой и подмигнул ей:
— Вивьен, ангелочек, дай-ка мне «Джи энд Ти» со льдом и лимоном и еще немного того, что пьет мой друг. И не забудь, любимая, налить стаканчик себе.
Женщина тут же начала прихорашиваться и многозначительно улыбнулась. Реншо подсел к Джорджу и прошептал:
— Кто только на ней не ездил, но, если на нее найдет, любого затрахает.
Джордж поморщился, а Питер весело рассмеялся:
— Послушай-ка меня, Джорджи, дорогуша, только это мужской разговор. — И он игриво ткнул Джорджа пальцем в бок. — Когда разжигаешь камин, не смотри на каминную доску. Ты понял меня?
 
Джордж растерянно улыбнулся. Хоть бы этого мудака инфаркт хватил, хоть бы он сдох! Может, тогда наконец угомонится.
— Ну, раз ты так говоришь, Питер…
— Пит! Бога ради, Джорджи, дорогуша: Пит, и все! Даже моя старая мамочка, благослови ее Боже, не зовет меня Питером.
Вивьен принесла напитки и, когда уходила, пощекотала Питеру шею. От Джорджа это не ускользнуло. Вот блядь!
— Ты что таращишься, а, Джорджи? Захотелось трахнуть ее по-быстрому? — Питер откинулся на стуле и уже собрался позвать барменшу.
У Джорджа сердце в пятки ушло. Он схватил Реншо за грудки и силой повернул к себе:
— Не надо, Питер… Ох, извини, я хотел сказать: Пит. Я просто задумался. — Он понизил голос. — Вот и все. У меня неприятности.
— Значит, тебе наконец сказали?
Джордж ошеломленно посмотрел на него:
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, что тебя выставляют. — Питер не заметил раздражения в голосе Джорджа. — Так ведь это еще несколько месяцев назад стало известно.
Джордж онемел. Значит, все знали? Все, кроме него! Знали и смеялись над ним, да-да, смеялись. Исподтишка, черт их подери!
Удивление на физиономии Джорджа сменилось такой яростью, что даже Питера это проняло. Он был уверен, что Джордж все давно знает! Знали же остальные! И он с виноватым видом положил руку на руку Джорджа.
— Извини, старик. Бог свидетель, я думал, ты знаешь. Честное слово, поверь мне!
Джордж ответил с тяжелым вздохом:
— Нет, Пит, я ничего не знал и тоже могу дать тебе честное слово.
Голос Джорджа снова стал тихим и вежливым, как обычно.
— Я даже не догадывался.
— Ну ничего, Джорджи, дорогуша. Право же, могло быть и хуже. Тебе сколько? Пятьдесят восемь? Пятьдесят девять?
— Пятьдесят один, Питер. Пятьдесят один!
— Ух ты! Ну ничего, все равно не горюй! Пенсию получишь пораньше. Поживешь в свое удовольствие. Приглядишь за малышами.
— У меня нет детей, Питер. Илэйн и я никогда…
— О!
Питеру все труднее было найти слова утешения. У него жена и четверо детей и еще целая куча любовниц и «привязанностей на одну ночь» по всей стране. Такие, как Джордж, не только изумляли его, но и влекли к себе. Неужели можно прожить на свете пятьдесят один год без всяких привязанностей на стороне? Конечно, еще несколько лет — и у него самого пропадет охота заводить любовные интрижки или заигрывать с барменшами, и тогда он станет жить душа в душу с женой и радоваться внукам и внучкам. Но в эту грустную пору ему по крайней мере будет что вспомнить.
— Ладно, не горюй, Джорджи, запей это дело! Подумай лучше о том, какую мы тебе устроим отвальную, и на душе станет легче! — Он опять щелкнул пальцами барменше. — Вив, будь так добра, повтори!
Посетителей между тем прибавлялось. Питер то и дело приветствовал добрых друзей и знакомых, представлял им Джорджа, и тот тоже улыбался и кивал, но мысли его были далеко.
Что, черт подери, он скажет Илэйн?
Илэйн сидела у себя на службе в буфете и лениво помешивала ложечкой кофе.
С Джорджем не все ладно. Та беда не прошла даром. Правда, в последние несколько недель он изменился к лучшему, повеселел.
Она прогнала неприятные мысли. Что ж, Джордж выплатил свой долг обществу и теперь может начать жизнь сначала. Собственно, они уже давно ведут новую жизнь и, возможно, сейчас, двадцать лет спустя, пора наконец покончить с прошлым?
— Ой, Илэйн, как же я не люблю пятницу! А ты?
Маргарет Форрестер подсела к Илэйн и скинула туфли.
— Когда-нибудь мои ноги внесут в Книгу рекордов Гиннесса: «Самые распухшие ноги в мире!»
Илэйн засмеялась.
— Сама виновата. Купила бы себе туфли на низком каблуке. А то вон какие высоченные носишь!
— Нет. Ноги — моя единственная гордость. И я буду носить каблуки, пока хватит сил.