Одержимость шейха (СИ)
От подобного предположения, что ей удалось пересечь границу таким способом, я теряюсь в захлестывающем меня чувстве беспомощности. Отчаянном. Полосующем, подобно лезвию ножа.
Как только хлопок двери вырывает меня из болота гнетущих мыслей, я с ревом переворачиваю рабочий стол, превращая его в щепки, а за ним и весь кабинет, круша на своем пути все, что мне было дорого. Но теперь я понимаю, что все это пыль. Бессмысленная и ненужная мне. Ведь самое дорогое я теряю прямо сейчас, в эту самую секунду, каждая из которой на счету.
Тяжело дыша, хрипло и рвано, я прихожу в себя, только когда падаю на колени, не заботясь о том, сколько осколков впивается в кожу. Это меньшее, чего я заслуживаю. Лишь бы ее нашли живой. Так и стою, читая вслух молитву, словно в бреду повторяя ее снова и снова. Я никогда не стоял перед женщиной на коленях, но прямо сейчас я делаю это не перед Всевышним, а перед ней. Умоляя вернуться и не дать мне стать зверем, который окончательно убьет меня…
Глава 20. Предательство
ДЖАНСУ
Испуганно распахиваю глаза от грубого пробуждения. Вот только слабость во всем теле настолько сильная, что мне даже сложно держать веки открытыми, но я пытаюсь, потому что слышу посторонний шум и голоса. Сначала женские, испуганные — язык похож на русский, — а потом как их затыкает мужской рык.
Моргаю несколько раз в полумраке, но не сразу вспоминаю, что нахожусь в грузовике. Однако еще одна грубая встряска вынуждает меня ахнуть, прежде чем мою голову задирают так, что мне удается разглядеть общие черты лица нависающего надо мной человека. И мне не нравится то, как он обращается со мной…
— Вставай! — мужчина толкает меня вперед так, что я едва ли не встречаюсь носом с полом, но успеваю выставить ладони. — Все встали, хватит стонать, сучки, поднимайте задницы и на выход. Вы оглохли, твари?! Встаём! Встаём! Время — деньги! — голос жесткий и не очень соответствующий человеку, который должен мне помочь. Или их здесь несколько? А этот такой грубый, потому что не знает, кто я? Может, стоит ему сообщить, что меня будут ждать на переправе?
Приняв более-менее сидячее положение, я оборачиваюсь, замечая, как он собирает клеенку, которой меня накрыли при выезде из города.
— Я от Вазиры, — хриплый голос царапает пересохшее горло, и я жмурюсь от дискомфорта. — Вазира сказала, вы поможете мне.
Сглатываю.
— Пасть закрыла и на выход! — обрубает меня незнакомец. — Давай, давай, мразь, тащи свою задницу ко всем остальным. Одну тебя жду, — сплевывает рядом со мной, — манда.
Холодный испуг вмиг продирает до костей. Сковывает колючей тревогой каждый сантиметр в груди. Все происходящее напоминает сплошной плохой сон. Только это не сон, а самая настоящая реальность. И мне очень страшно находиться в ней. Будто в подтверждение тому я слишком быстро срываюсь на частые вздохи.
Всевышний, дай мне сил.
Не желая испачкаться, немного отползаю в сторону от того места, куда он плюнул, и, чтобы успокоиться, делаю несколько глубоких вздохов, но ощущаю лишь подступающую тошноту.
Прикрываю глаза, подавляя рвотный рефлекс, и каким-то чудом у меня это получается.
Облегченно сглатываю, а когда с трудом поднимаюсь и выбираюсь из фургона на улицу, замираю на полушаге. Потому что прямо передо мной в ряд выстраивают девушек, и, судя по их лицам, ничего хорошего не ждет ни одну. И меня в том числе.
— Шевелись, — толчок в спину, и я теряю равновесие, падая на колени и выпуская сквозь сжатые зубы болезненное шипение. Так и стою, опершись на дрожащие руки. Рвано хватая ртом воздух. Все плохо. Очень плохо…
Делаю еще один успокаивающий вздох, позволяя жжению в ободранных коленях стихнуть.
Мне не больно. Нет. Это ерунда на фоне того, что я испытала несколько ночей назад. Под чудовищем, от которого рискнула бежать, вот только сейчас мне начинает казаться, что я допустила ошибку… Но разве в тот момент меня волновали последствия?
Нет конечно. Я лишь мечтала исчезнуть и больше никогда не чувствовать отравляющий терпкий, как летний апельсин, запах его кожи. Не видеть его диких звериных глаз. Только они все равно будут преследовать меня в кошмарах, пока я не задохнусь от призрачного шлейфа этого мужчины.
Такие, как он, не забываются. Такие, как Джафар Аль Нук-Тум, не отпускают. И пусть я сбежала, но я все еще чувствую какую-то странную связь между нами. А сейчас, когда надо мной нависает угроза пострашнее, я готова проклясть себя за то, что сама допустила это. Сама себе затянула петлю на шее. Слишком доверчивая. Глупая. Наивная. Дура! Какая же я дура!
Не знаю, сколько времени я тряслась в этом затхлом фургоне, но прежде, чем мы отъехали, в машину погрузили еще несколько девушек. Потом каждой из нас дали какое-то средство, ничего не объясняя, просто сказали выполнять молча, если хотим выехать из города. А я, зная, что мне помогут за пределами земель Аль Нук-Тума, беспрекословно открыла рот и проглотила несколько капель.
Вазира ведь сказала слушаться и делать, что говорят, вот я и сделала, а спустя пару минут перед глазами все помутнело, погрузив меня в темноту.
Вот и сейчас я с трудом могу видеть. Будто до сих пор пелена тумана перед глазами. Лишь благодаря яркому свету луны можно разглядеть лица двух мужчин, один из которых по какой-то причине приходит в ярость и раздирает на девушке одежду. Финальный треск ткани, и она, рыдая, падает к его ногам.
Отвожу взгляд в сторону, не желая наблюдать подобное варварство, но в следующее мгновение понимаю, что у всех этих девушек европейская внешность. А, услышав их плач и мольбу не делать им больно, узнаю русский язык. Значит, не послышалось. Они из России. Всевышний… Этого не может быть. Их готовят к продаже в рабство. И меня, по всей видимости, тоже.
— Имран, — раздается крик, в то время как я поднимаюсь на нетвердых ногах, быстро ища опору о кузов машины. Зажмуриваюсь и быстро открываю глаза, раздражаясь от того, что зрение все еще размыто. Однако, немного переждав, я вновь оглядываюсь, замечая спрыгивающего с порога мужчину. Во всем черном, с перекинутым через плечо автоматом. Это он будил нас. — Давай, веди рыжую, надо осмотреть, на сколько она потянет.
Вмиг липкий ужас расползается по коже, сантиметр за сантиметром, подкрадывается к горлу и сдавливает его. Ни вдох, ни выдох не могу сделать. А потом меня хватают за руку и тащат в сторону главного, того, кто раздел уже почти всех девушек и теперь нацелился на меня.
— Ч-что! Н-нет! — начинаю дёргаться, правда, мои ущербные попытки не увенчались успехом. Тогда в ход без какого-либо разрешения пускается язык: — Я от Вазиры! Я не одна из них… Я из Черного дворца… Мне помочь обещали! Я не шлюха!
— Держи, — толчок, и я оказываюсь в руках главаря. — Я не собираюсь слушать эту ненормальную. Еще и на нашем пиздит. Что-то тут нечисто, Шакур.
— За эту ненормальную мы выручим немало денег, Зураб сказал, она девственница. — Услышав знакомое имя, тут же каменею. — Ты погляди, какая рыжая. Не хуже, чем эти пёзды. — Мужчина жестко хватает меня за щеки и начинает поворачивать мою голову из стороны в сторону, будто осматривает лошадь перед покупкой. — Внизу такая же рыжая? — подмигивает урод, растягивая губы в желтозубой улыбке. Так бы и плюнула ему в рожу.
Но вместо этого дергаюсь и вырываюсь из мужской хватки, быстро отшатываясь назад, за что получаю гневный взгляд подобно сабле, отсекающей мне голову.
— Денег-то, может, и много, да только кому нужна проблемная дырка. Кто знает, что эта ведьма выкинет перед покупателем? Нам покорные нужны. Проблемы ни к чему. Давай трахнем ее да выбросим в песках.
— Хм, — ухмыляется главарь, мазнув по мне многозначительным взглядом. — Мне бабки нужны, Имран, а если помнём ее, придется продешевить. А я уже даже знаю, кто у меня с руками и ногами вырвет эту сладкую киску. Одни только волосы чего стоят.
— Оставь это, Шакур! Проблемная она! Не спроста Зураб нам по дешевке ее отдал!