Когда земли окутает мрак

Друзья тоже невольно опустили глаза. На столе лежала карта. Их волшебная карта. Лежала всё это время. Просто чудо, что ее никто не украл! И шероховатая поверхность ее тускло светилась красным, словно нос спящего дракона.
– Ну наконец-то! – простонал Мар.
Гэдор быстро ее развернул. Остальные подступили как по команде, нависнув над столом.
– Где? – выдохнул Брон.
Тот нахмурился.
– Деревня Морэй. На границе с Сумрачным лесом.
– Что?! – возопил упырь. – Опять Сумрачный лес? Морэй на севере стоит! Да хуже места выдумать нельзя!
Гости за соседними столиками вновь принялись оборачиваться. Теперь кто недовольно, кто недоуменно, кто с любопытством.
Следопыт сунул карту во внутренний карман и бросил жестко:
– Нашел время орать! Нам убираться надо! – И подтолкнул его в спину. – На выход!
Они проследовали меж столами крадучись, словно воры. Хейта смотрела себе под ноги и изо всех сил старалась не споткнуться и не упасть. Она кожей чувствовала на себе цепкие взгляды, хотя и не видела тех, кто глядел. Гэдор бережно поддерживал ее под руку, а Брон ограждал спереди, словно свирепый воин-наемник.
Упыри, пастыри, оборотни – все нахально таращились. Таращились, но молчали. И никто не поднялся с места, не попытался их удержать. Мар толкнул дверь, свежий ветер ударил в лицо, и наконец коварный трактир остался позади.
Фела сверлила задумчивым взором входную дверь. Волшебный свет в ее глазах плясал, словно пламя свечи. Востренькое личико источало жгучее любопытство. Она безотчетно выудила из рыжих волос кусочек мха и принялась его сосредоточенно жевать. Изящно утерла тыльной стороной ладони маленький алый ротик и недоверчиво хмыкнула.
– Надо же! Даже не попрощались!
Волк-оборотень, сидевший за столиком напротив нее, неожиданно подался вперед.
– Это ведь они были, да? – с затаенной ненавистью прохрипел он. – Во́рона высылать?
Смоляной ворон на его плече, точно очнувшись ото сна, вдруг истошно прокаркал:
– Высылать! Чар! Высылать!
Оборотень шикнул на него, и тот тотчас послушно умолк.
– Да, – с чувством произнесла Фела. – Они самые. Следопыт и его шайка. – Она задумчиво поглядела на свои узловатые пальцы и спросила как бы невзначай: – А что тебе про девушку известно?
Волк-оборотень уставился на нее непонимающе.
– Какую? Патлатую – белобрысую?
– Нет, – мотнула головой та. – Человечку.
Он насмешливо фыркнул.
– Человечку-то? Да ничего. А что про нее надо знать?
– Выходит, Мерек ни разу о ней не обмолвилась? – так же невозмутимо продолжила та.
– Нет! – раздраженно отрезал оборотень. – Потому как говорить нечего! Как она даст добро, прирежем ту, и всего делов!
Фела хмыкнула снисходительно:
– Ага, и всего делов.
Оборотень вперил в нее недоуменный взор. А та вдруг, словно опомнившись, живо обернулась к нему.
– Ну, будет болтать! Чего расселся? Иди уже ворона своего высылай!
Тот недовольно зыркнул, и, бормоча под нос грязные ругательства, потащился к двери, припадая на левую ногу.
А на лицо болотной девы вернулась таинственная улыбка.
– Ну, Мерек! – недобро прошептала она. – Значит, за дураков нас держишь! Зря ты с нами так. Ох, зря!
  
II
 
Мир стремительно обретал ясность. Чувство полета, что охватывало их всякий раз при путешествиях с камнем, сменилось на ощущение твердой, каменистой почвы под ногами. Травяной запах болот бесследно исчез. Вместо него в воздухе разлился бодрящий, терпкий запах осенней хвои.
Друзья стояли кругом, друг напротив друга. Взгляды их забегали по сторонам, а потом один за другим остановились на Маре. Тот недоуменно сощурился.
– Чего уставились?
В янтарных глазах Харпы вспыхнули насмешливые огоньки:
– Не оборачивайся.
– Почему? – немедля оглянулся тот.
Веселые глаза его расширились от ужаса. За спиной упыря разверзлась бездонная пропасть. Лихорадочно взмахнув руками, он потерял равновесие и, вероятно, рухнул бы вниз, но крепкая рука Харпы надежно ухватила его за плащ.
 
Вернув ногам устойчивость, Мар мгновенно овладел собой и, как ошпаренный, отлетел от края пропасти.
– Это что еще за выходки?! – заорал он, тыча пальцем в грудь Гэдора. – Твой камень меня едва не угробил!
– Ну-ну, будет тебе горячиться, – примирительно вскинул руки следопыт. – Ведь обошлось!
– А если бы не обошлось? – и не думал отступаться Мар. – Если бы он ошибся? Всего на пару шагов? От меня бы ничего не осталось! Совсем ничего! Только прах, развеянный по ветру и смешанный с грязью!
– От тебя в любом случае остался бы прах, а не мокрое место, сегодня или когда еще, разве не так? – Харпа изогнула бровь.
– В том-то и дело! – возопил упырь. – Это вам хорошо! Как бы вы ни погибли, всегда что-нибудь да останется. Тело, лужа крови, рука, палец, в конце-то концов! Есть время проститься, пустить слезу. А нам, упырям, так рисковать нельзя! Мы – прах! Одно дело уйти так, чтоб его собрать можно было. Другое – разбиться о скалы! Пф-ф-ф! Раз – и нету тебя!
– То есть ты сердишься не потому, что едва не погиб, – насилу сдерживая смех, проговорила Хейта, – а потому, как ты едва не погиб?
Мар сморгнул, задумался на мгновение.
– И потому, и поэтому тоже! – выпалил он. – Я зол вдвойне!
– А по мне, так даже лучше, – вдруг обронил волк-оборотень. – Ни хлопот тебе, ни слезных проводов, ни бесполезной суеты.
Все разом поглядели в его сторону. Мар даже позабыл, что вроде должен злиться. Раскрыл рот:
– Ты ведь это не серьезно, да?
Брон равнодушно пожал плечами и отвернулся.
– Он это не серьезно? – Упырь в отчаянье подступился к Гэдору.
Тот качнул головой.
– Оставь. Будет тебе, Мар.
– То есть ты хочешь сгинуть и чтобы мы даже твой прах оплакать не могли, так, что ли? – с вызовом проорал тот.
Но оборотень уже взбирался наверх каменистой тропою.
– И правда, хорош голосить. – Харпа ощутимо ударила упыря кулаком в плечо. – А то получится, как с вограми. Пошли уже.
Мар досадливо топнул.
– Ну и нетопырь с вами!
Проводив спутников тревожным взором, он вдруг опомнился и увязался за следопытом.
– В следующий раз я тебя за руку ухвачу, – заверил его он. – Тебя твой камень ни за что не угробит!
Петляя меж крутых гранитно-серых скал, путники отдалились от края ущелья на приличное расстояние и наконец-то смогли как следует оглядеться.
Со всех сторон их окружали высокие горы. Они вздымались и опадали, как суровые штормовые волны. Густо-зеленая хвоя нагоняла мраку, вызывая на сердце ощущение неясного беспокойства, угрозы и пустоты.
Рыжевато-бурая листва, крошечными островками пестревшая то тут, то там, напротив, радовала глаз. Но она была в меньшинстве, да и веселость ее казалась странной, слишком смелой, до нездорового яркой, почти безумной. Местами среди хвои и листьев торчали острые, серые, будто бы костяные хребты. Ребра скал, походившие на гигантские скелеты некогда издохших драконов. А с другой стороны деревья были совсем уж непозволительно черны. Путники без труда признали в них исполинские Корды – деревья-стражи Сумрачного леса. Их несметное воинство хранило зловещее безмолвие, прибрав к колючим лапам горизонт.
– Вот он, север Дэронгской земли во всей своей красе, – тяжко вздохнул Мар. – Тут и летом-то частенько удавиться хочется, а осенью так вообще!
– Ты жил в этих краях? – осторожно спросила Хейта.
Но тот в ответ лишь неопределенно махнул рукой.
– Я жил, – неожиданно обронил Гэдор. – Деревня Крам отсюда недалече стоит. Есть еще третья, Торэй. – Он задумался, что-то припоминая, и на суровое лицо его пала тень. – Про них сами дэронги так говорят:
 
 
Три сестры,
 
Три сироты,
 
Морэй, Торэй и Крам,
 
На севере, средь пустоты
 
Бродят по холмам.
 
 
 
Немые, одинокие,
 
В глазах – тоска и мрак,
 
И тени их высокие —
 
Отнюдь не добрый знак.
 
 
 
Слепые чудища идут
 
За ними по пятам.
 
Собою смерть они несут
 
Родным, друзьям, врагам.
 
 
 
Учуют, взвоют, побегут,
 
Отыщут по следам,
 
Кровь выпьют, мясо обдерут,
 
Сожрут – и по углам!
 
 
 
Ты сразу ноги уноси,
 
Заслышав поступь их.
 
Пощады, путник, не проси
 
У тварей тех лихих.
 
 
 
А лучше, друг мой, обходи,
 
Внимая всем ветрам,
 
Края, где бродят три сестры —
 
Морэй, Торэй и Крам.