Николай I. Освободитель. Книга 4 (СИ)
Стабильным развитием не смотря на все свои победы не могла похвастаться Франция. Там после короткой схватки за место у трона — не смотря ни на что, авторитет почившего в бозе императора Наполеона I был столь велик, что у его сына право наследовать трон никто даже не пытался оспаривать — сформировался триумвират регентов. Первым регентом стал железный маршал Луи Николя Даву. Преданный своему императору до его последнего вздоха, он и после смерти Наполеона не позволил ситуации пойти на самотёк. Впрочем, имя маршала в армии да и просто по всей империи весило так много, что только посредственное здоровье — Даву мучал застарелый туберкулёз — могло помешать ему подхватить упавшее знамя империи.
Вторым регентом стал министр государственного казначейства Никола Франсуа Мольен. Это был мощнейший профессионал, занимавший свой пост больше пятнадцати лет и никогда не лезший в высокую политику. Мольен в тройке регентов отвечал за экономику и внутреннюю политику, не лез на первые роли и стал той самой рабочей лошадью на которой следующие годы держалось хозяйство империи.
За политику в тройке отвечал Талейран, куда без него. Поразительной изворотливости человек, можно только позавидовать. Казалось, что его Наполеон убрал из большой игры ещё в шестнадцатом году, тогда в очередной раз закончилась европейская война, отгремели пушки сначала на военных фронтах потом на дипломатических, и достоинства хромого — во истину можно поверить, что это сам дьявол по плоти, все по Гёте — министра стали корсиканцу не нужны. Ну а учитывая то, что Талейран чуть ли не в открытую брал деньги у представителей всех европейских стран, подобный персонаж в мирное время мог принести государству исключительно вред.
Казалось бы, отправили тебя доживать в имение — Талейрану к тому времени было уже за шестьдесят, с какой стороны не посмотри — пенсионный возраст — не забрав при этом ни титул, ни заработанные честным трудом деньги. Насчёт честного труда — это шутка, если что. Живи и радуйся.
Но нет, не таков был наш Шарль-Морис, князь Беневентский. Просидев пару лет без дела, он вновь начал плести интригу и вскоре нащупал потенциальную лестницу, способную вознести его обратно на вершину. Этой лестницей стала жена Наполеона, мать французского дофина, австрийская принцесса Мария-Луиза. А вернее даже не сама женщина, а ее не ослабевшая с годами связь с родиной.
В Вене одной рукой готовились к войне: вооружали армию, собирали резервистов, готовили магазины. Тут все понятно, под это дело они смогли пощипать немного турок и получить с островитян бочку варенья и корзину печенья, благо там всегда готовы были платить каждому, кто выказывал желание повоевать против Наполеона. Другой же рукой австрияки готовили переворот в Париже. По задумке императора Франца Мария-Луиза должна была занять пост единоличного регента, ну а потом они бы с ней по родственному порешали насчёт всех территориальных споров. Англия же с Пруссией в такой ситуации пролетели бы как фанера над там самым — хе-хе — Парижем. Более того, союз Франции и Австрии Пруссия могла бы вовсе не пережить: в Вене отлично помнили, что не так уж давно, всего восемьдесят лет назад Силезия, эта богатейшая провинция Пруссии, принадлежала Габсбургам, и именно с ее завоевания началось восхождение страны Фридриха Великого в когорту европейских тяжеловесов.
Так вот насчёт Талейрана. Он сначала взял деньги за организацию переворота с австрияков и на них навербовал лично ему верных людей. Потом связался с островитянами и уже с них слупил бочку золота за недопущение такого переворота и лоббирование интересов британской короны. А потом — в самый ответственный момент — в чисто своём стиле сдал весь этот кардебалет французам. Таким образом он и свою команду собрал, и денег заработал, и в новую власть вошёл, и вообще стал героем отечества, который не позволил захватить власть предателям! Великий человек, черт побери, даже завидно иногда становится, что у французов есть такой гений, а у меня нет, и приходится все своими руками делать.
Впрочем, если посмотреть чуть шире, хрен бы я стал терпеть все эти махинации и совершенно точно уже давно отправил бы его куда-нибудь за полярный круг. С белыми медведями дипломатию вести.
Что касается самих же боевых действий, вошедших в историю под названием «войны седьмой коалиции», то начались они при всей их ожидаемости неожиданно. Вот такой парадокс. Началось все с того, что в королевстве Вестфалия, которое входило в Рейнский союз, и где правителем сидел младший брат французского императора Жером, случился переворот. Тут нужно немного отступить в сторону и дать краткую характеристику тому, что происходило с западно-германскими землями после окончания последней войны и до смерти Наполеона.
Еще в 1813–1815 годах Бонапрат тут провёл натуральную административную реформу, разделив все земли, на 6 относительно больших образований — Мекленбург потом ушёл Пруссии и их осталось пять. Для сравнения до этого всяких княжеств, герцогств, королевств было в Германии больше сорока. Плюс еще пять десятков отдельных самоуправляемых вольных городов.
Естественно пользы от нищего клочка земли, населённого двумя с половинами землекопами для французского императора не было никакой. Ни денег оттуда не добудешь, ни солдат, да и управлять этим «парадом суверенитетов» просто неудобно, поэтому процесс укрупнения немецких государств был в общем-то логичным.
В дальнейшем был собран союзный рейсхтаг, местом для которого определили как раз Кассель — столицу Вестфалии, а номинальным главой этого все еще достаточно рыхлого образования — Жерома Бонапарта. Парламент начал ни шатко ни валко деятельность по унификации законодательства королевств-членов союза, однако до реального объединения было еще очень далеко. Вероятнее всего, ну во всяком случае, я так думаю, Бонапарт сам не был уверен в необходимости создания хоть сколько-нибудь мощного немецкого государства. Как ни крути, глупо создавать своими руками под боком себе конкурента. Вот и зависло все это дело в полупозиции.
Что же касается внутренней ситуации описанной выше пятёрки, то она все это время оставалась весьма и весьма тяжёлой. Во-первых, немцы обязаны были выплачивать Парижу ежегодную контрибуцию, а так же содержать расквартированные тут войска. Плюс, каждое из королевств должно было в случае войны выставить по тридцать тысяч обученных и полностью обеспеченных бойцов. А во-вторых, немцев постоянно давили таможенными тарифами, вынуждая существовать на положении сырьевых колоний, покупать дорогие французские товары и продавать на запад дешёвые ресурсы, что естественно на их внутренней экономической ситуации сказывалось весьма плачевно. В общем, резюмируя все вышесказанное, особо любить западным немцам Наполеона было не за что.
11 апреля 1822 года возглавивший переворот Эрнест Мюнстер — Жером Бонапарт успел сбежать, прихватив с собой казну и часть оставшихся верными лично ему войск — провозгласил выход из Рейнского союза, призвал граждан королевства взяться за оружие и обратился к соседним странам с просьбой о помощи. На эту просьбу тут же откликнулись Пруссия, Австрия и Англия. Собственно последняя и так находилась в состоянии войны с Французской империей еще с 1803 года, так что тут ничего не поменялось. 29 апреля в войну вступила Испания.
Вступление в войну Испании означало то, что Фердинанд окончательно смирился, с потерей колоний в западном полушарии — хотя до сих пор дела у ребелленов шли в общем-то ни шатко не валко — и посчитал возвращение Каталонии для себя и страны более важным чем все попытки отстоять Южную Америку. Для нас же это открывало на том направлении массу возможностей, что отдельно приятно.
Единственный, кого так и не смогли убедить присоединиться к коалиции оказался Фердинанд IV Неаполитанский. Ему к этому времени было уже 70 лет, и влезать в новые военные авантюры он уже просто не хотел. Ну и конечно десятилетнее сидение на Сицилии, пока материковая часть его владений была захвачена Бонапартом, тоже изрядно повлияло на данное решение. Однажды обжегшись на молоке потом всю жизнь будешь на воду дуть, тут ничего удивительного.