Паучий дар

– Это не я! – возразил он. – Я ничего не расплетал.
– Но ты очень злился, – заметила Неттл мягким, сдержанным голосом, который ужасно бесил Келлена. Когда на ее лице появлялось выражение «хоть один из нас должен поступать разумно», Келлену так и хотелось выкинуть что-то безумное. – Ты сегодня с утра сам не свой.
Это была чистая правда. Всю ночь его мучили тревожные, ускользающие сны, он постоянно просыпался и к утру был совершенно разбит.
– И что? – Келлен поднял руки в железных перчатках. – Я же был в них!
Железо приглушало побочное действие его таланта расплетать проклятия, поэтому ботинки Келлена, его шляпа и подкладка пальто были усыпаны железными элементами и заклепками. Но важнее всего были перчатки, скрывавшие чуткие, мозолистые руки ткача.
Торговец спросил, зачем Келлен их носит, и он рассказал ему о побочном эффекте. Теперь все выглядело так, будто подлец решил использовать это как предлог, чтобы возложить на Келлена ответственность за каждую порванную нить и каждый распустившийся шов.
– И даже будь я без перчаток, это так быстро не сработало бы, верно? – сказал Келлен. – Я не могу, просто разозлившись, заставить развалиться чью-то одежду. А жаль. – По правде говоря, у Келлена мелькнула мысль, что, свались дурацкие перчатки с его дурацких окровавленных рук, это послужило бы торговцу хорошим уроком. Но одной только силой мысли швы не распустишь.
– К сожалению, доказать это будет непросто. – Неттл спокойно рассматривала противоположную стену, избегая встречаться с полным злости взглядом Келлена.
Неттл вызывала у него такие же чувства, как натирающий ремень, нужный, но настолько неудобный, что с каждым движением появлялась новая крохотная ссадина к тысяче других. Чувства вины и долга неизбежно следовали за каждым приступом раздражения Келлена. Неттл вполне могла бы быть членом его семьи.
Только приглядевшись, можно было заметить ее необычность, но большинство людей смотрели будто сквозь нее. Неттл всегда сохраняла невозмутимое выражение лица и старалась лишний раз не шевелить ни единым мускулом. Все ее движения были осторожны и тщательно выверены. Келлен знал, что Неттл – его ровесница, ей тоже пятнадцать, но окружающие с трудом могли угадать ее возраст. Лицо Неттл было молодым и старым одновременно, обветренная кожа говорила о сотне пережитых бурь. Келлен часто спрашивал себя, навсегда ли она сохранит этот странный нестареющий облик. Неттл была девушкой с осторожной степенностью старухи и старухой, которая несла в себе волшебное сияние зимнего неба.
За это ей следовало благодарить и винить Келлена. Случившееся с Неттл было делом его рук, и она никогда не позволит ему об этом забыть.
  
Глава 2
 
Галл
 
Неттл сидела сгорбившись на подоконнике крохотного окна и смотрела на небо. Она хотела, чтобы ее разум стал таким же – холодным, синим, безоблачным, но, пока Келлен нервно расхаживал рядом, это оставалось лишь мечтой.
– Когда торговец успокоится, ему придется сказать судье, чтобы нас отпустили, – доказывал он тюремным стенам и всему миру уже в девятый раз. – Я нужен ему!
Неттл набрала в грудь воздуха и задержала его в легких, прежде чем ответить.
– Он этого не сделает, – спокойно, но твердо сказала она. – Ты унизил его. Он так и будет убеждать себя, что ты мошенник.
– И очень зря! – Келлен вперил в Неттл сердитый взгляд, как будто, переубедив ее, он изменил бы ситуацию. – Я всего лишь сказал ему правду!
Келлен всегда был таким: злился на мир, который не соответствовал его ожиданиям. Его детская наивность утомляла. Келлен снова начал мерить шагами камеру, и Неттл знала: он ненавидит ее за то, что она права.
Небо поражало своей бескрайностью и безупречностью. Когда Неттл была маленькой, она считала небо лишь крышей мира, местом для хранения солнца и звезд. С тех пор она научилась понимать, как устроен этот дикий голубой простор. Она познала его холодную силу, его живую дрожь, то, как сладко и коварно оно выдерживает чей-то вес. Неттл смотрела на птиц и чувствовала, как рвется к ним ее душа. Так человек, лишившийся ноги, порой хочет вытянуть ее – отсутствующую, но не забытую.
 
«Ненавижу быть тяжелой. Ненавижу, что мне приходится сидеть здесь. Ненавижу, что я права».
Она ведь опять была права. Торговец ничего не сказал судье. Но через несколько часов кое-кто другой явился на помощь Келлену и Неттл.
* * *
В этом человеке было почти два метра росту. Он вошел в камеру пригнувшись. Когда он выпрямился, показалось, что он еще выше. Он был одет в ладно скроенный темно-серый плащ для верховой езды и выглядел бы лет на тридцать, если бы не сероватый цвет лица. От него слабо веяло холодом и неприступностью, словно каменный лев вдруг обернулся человеком.
У Неттл заныли зубы. Их нежданный гость носил метку, оставленную прикосновением Мари; она чувствовала это так же, как ощущала боль, служившую ей худшим напоминанием. Когда он повернулся к Неттл, она увидела на его левом глазу повязку из темно-красной кожи. Дорогая, броская, она могла означать только одно: перед ними болотный всадник.
Какое-то время он стоял и молча смотрел на них. Он словно ждал чего-то, будто это они искали с ним встречи, а не наоборот.
– Что? – в конце концов нетерпеливо спросил Келлен.
К счастью, его грубость не задела гостя.
– Вы хотите выбраться отсюда? – спросил всадник.
Выговор у него был куда менее утонченным, чем наряд. Неттл сразу признала в нем выходца из миззлпортских верфей.
Келлен открыл рот, и Неттл поспешила ответить прежде, чем он отпустит какую-нибудь колкость:
– Да, хотим.
– Хорошо, – сказал незнакомец в плаще и снова замолчал. Либо хотел заставить их понервничать, либо просто не любил зря сотрясать воздух.
– Торговец все-таки передумал? – спросил Келлен, бросая торжествующий взгляд на Неттл.
– Пока нет, – ответил гость. – Но передумает, если ему хорошо заплатить. Мое имя Галл, и меня прислали к вам с предложением.
– Кто прислал? – спросил Келлен.
Неттл и саму разбирало любопытство. Только очень богатый человек мог позволить себе нанять болотного всадника.
Болотные лошади обитали в самом сердце Мари. Люди не могли ни поймать их, ни приручить, ни вывести самостоятельно. Поговаривали, что болотных лошадей можно купить только у людей с Белых лодок на Подлунном рынке, там, где Марь встречается с морем. Платой за болотную лошадь, как правило, служил человеческий глаз – красивого цвета и с острым зрением, обязательно отданный по доброй воле. Поскольку богачи не любили расставаться с собственными глазами, они предпочитали заплатить нуждающемуся бедняку или тому, кому уже нечего терять.
Подобные сделки не обходились без последствий. Богатый покупатель мог воображать, что теперь лошадь принадлежит ему, но сама лошадь всегда знала, кто отдал глаз в обмен на ее верность. Большинство владельцев философски относились к этой нерушимой связи и попросту нанимали одноглазого беднягу, чтобы тот управлял созданием из глубин Мари. К таким кучерам, будь то мужчина или женщина, относились с большим уважением – во всяком случае, те, кто не хотел навлечь на себя беду.
– Есть вопросы, отвечать на которые я не вправе, – просто ответил всадник. – И это был один из них. Если вас это смущает, я сэкономлю ваше время и уйду.
– Ты же не думаешь, что…
– Келлен! – зашипела Неттл.
Келлен сердито вздохнул, потом пожал плечами. Помолчав, Галл продолжил:
– Ты обладаешь редким даром, мальчик. Не исключено, что уникальным. Многие утверждают, что могут за деньги снять проклятие, но все они лгут. А ты действительно на это способен. И должен быть богат. Но ты беден. Перебираешься из города в город, ведомый надеждой и пустым желудком.
Неттл с Келленом переглянулись. Очевидно, всадник знал, о чем говорит. Рэддиш и в самом деле кишел мошенниками, которые наживались на жертвах проклятий. Пятнадцатилетнему пареньку в обносках нелегко было убедить людей, что он не очередной шарлатан. А благодаря несносному характеру Келлен нажил немало врагов. Слава о его успехах потихоньку начала распространяться, но хватало и тех, кто сыпал грязными ругательствами при одном упоминании его имени.