Битва за Лукоморье. Книга 2
Наконец Нума вернулся.
– Впереди стена. За ней – сад огромный, а за садом – большой терем. Обходить будем долго.
– Зачем обходить? – слова сорвались с языка Садко еще до того, как он успел увериться в мысли: надо за забор пробраться… в гости заглянуть! – Наведаемся к тому, кто в теремочке живет, вызнаем, что тут да как.
За спиной шумно вздохнул Милослав, но отговаривать не стал, почуял, что капитан уже все решил. Да и с чего отговаривать? Выходит, остров не дикий, а раз люди тут все-таки живут, надо зайти, познакомиться. Главное, чтоб не какой-нибудь чародей-злонрав…
– Высока стена, а, Нума?
Ванара фыркнул:
– Для меня – нет. Для остальных… Я сразу подумал, что ты, капитан, внутрь заглянуть захочешь, потому вдоль стены пробежался и ворота отыскал. Закрыты они, правда…
– Ну так мы громко постучим, – улыбнулся Садко, утирая пот, струившийся из-под суконной шапки.
Еще один бросок сквозь самые густые и колючие заросли, и перед мореходами выросла белая стена. Сложена она была из ровных отполированных камней, а кладка такая аккуратная, что ни зазора, ни трещинки – лезвие ножа не найдешь, куда сунуть. Меж стеной и лесом тянулась полоса почти голой земли. Видно было, что здесь усердно и с тщанием корчевали и рубили заросли, когда те пытались подобраться поближе.
– Это ж сколько сил вложено, – проговорил Новик. – Чтобы здешняя зелень отступила, каждую неделю ее укрощать надобно, не реже.
До того как стать корабельным пехотинцем, он помогал отцу рубить деревья под Новеградом, так что знал, о чем говорил. Услышав его слова, Полуд проверил оружие в ножнах и сделал знак своим воякам, чтобы смотрели в оба:
– Остережемся, братцы. Должно быть, много там за стеной народу обретается.
Садко кивнул и пошел влево, ведя кончиками пальцев по гладкому, странно холодному камню. Сверху, по кромке стены, запрыгнув туда с ближайшего дерева, пробирался Нума – поглядывал в сад, пытаясь разглядеть хоть кого-то, но то и дело оборачивался и покачивал головой. Нет, никто не спешил встречать незваных гостей.
Сверху вдруг что-то пискнуло, раздался глухой удар, и наземь рухнула яркая птица, а следом за ней, медленно кружась, опадали пух и перышки. Каратан склонился над смятым тельцем и покачал головой – пичужка была мертва. Все задрали головы, не понимая, что случилось.
– Об ствол она, что ли? – недоуменно произнес Новик, указывая на высокое дерево, что росло за стеной.
– Ай, – с сомнением протянул Абахай. – Далековато. Может, ястреб сбил?
– Не видать тут ястребов, да и не бросил бы охотник добычу, – возразил Милослав.
– Колдунство это, – заявил Каратан, доставая из-за пазухи свой оберег и проводя по нему пальцами. – Кругом колдунство!
Садко было жалко птичку, но команде долго чесать языками, обсуждая странное происшествие, он не дал. Тут имелись загадки полюбопытней, ими и следовало заняться.
Впереди наконец-то показались ворота из темного дерева, глубоко утопленные в белоснежную арку. На каждой из украшенных узорчатой резьбой створок поблескивало толстое золотистое кольцо. Оно и к лучшему: не придется кулаки сбивать, чтобы громко постучать. Однако не успел Садко протянуть руку, как створка ворот скрипнула и приоткрылась. Капитан тут же шагнул в сторону и команде махнул – будьте готовы, никак, засада! Однако Нума как стоял во весь рост на виду, так и остался. Из-под ладони еще раз медленно оглядел окрестности и крикнул:
– Все тихо, капитан! Нет тут никого!
– Кто ж нам тогда ворота открыл?
Нума молча развел руками: не знаю, мол. Потом взял – и спрыгнул в сад. Толкнул деревянную створку и выглянул наружу сквозь расширяющуюся щель:
– И близко людей нет. Не видно и не слышно. А засов, на который раньше ворота заперты были, в сторону сдвинут.
– Колдунство! – вновь подал голос Каратан.
Садко задумчиво огладил бородку, разглядывая двери. Всё так, не иначе волшба. Значит, и в самом деле за стеной чародей живет, и каков его нрав – неведомо. Добрый волшебник вряд ли бы стал от людей за туманом хорониться да и ворота отворять, самолично не встречая. Слишком уж это походило на ловушку. Заходите, мол, гости дорогие, только голову суньте в мое логово… А уж потом поглядим, сумеете ли ноги унести.
Но если положить руку на сердце: можно ли от такого приглашения отказаться? Кабы у «Соколика» капитан и команда осторожными были, так они вовсе мимо бы прошли, не стали бы сквозь завесу волшебную к острову пробиваться. Что ж теперь, обратно поворачивать? Пару стрел выпустить, уток подстрелить на жаркое и на корабль? Каратан бы обрадовался, конечно. Он, как и Милослав, волшбу не сильно жаловал, и были у него на то причины. Но поворачивать назад нельзя!
– Заходим в сад, – решился Садко и положил ладонь на рукоять палаша. – Держимся вместе, смотрим в оба. Нума, ступай вперед, только из виду не пропадай.
Мореходы осторожно прошли сквозь арку и на мгновение застыли. Ни у одного богатея, ни у одного царя или раджи не видал Садко такого чудесного сада.
Дорожки, выложенные по краям плитками из разноцветного мрамора, были усыпаны мельчайшим золотистым песком, что мерцал и переливался радугой на солнце. Вдоль аллей тут и там возвышались на постаментах статуи из белого камня. Рука у вытесавшего их ваятеля была чрезвычайно искусна: казалось, через мгновение статуи задышат и заговорят. Едва взглянув на них, Садко не мог отделаться от ощущения, что статуи живые и лишь на миг притворились недвижимыми. Широкоплечие воины со смелыми и мужественными лицами, прекрасные юноши-виночерпии, пухлогубые девы с каменными виноградными гроздьями… А как ловко и бронзу к камню приладили! Воины – с мечами да копьями бронзовыми, а едва прикрытые накидками девицы в руках кувшины да блюда держат. Красота!
Тропки то разбегались в стороны, то сходились, рисуя на земле причудливый восточный узор. Под сенью деревьев прятались скамейки с шелковыми подушками, а рядом с ними тоненько журчали питьевые фонтанчики с чистой, как слеза, водой. Шумели и струи больших каскадов, затейливыми водопадами падая с яруса на ярус, омывая каменных рыб и ящериц, расцвечивая тускло мерцающие агаты и опалы в драгоценной чешуе изваяний.
Над землей парили подвесные клумбы – и не заметишь сразу, что островки цветущих орхидей и гибискуса держат в воздухе тонкие нити. С великой любовью ухаживали садовники за растениями: ни одного листочка сухого, ни веточки сломанной, ни бутона увядшего. Рядом с цветами покачивались на ветру полые серебристые палочки и кусочки хрусталя, и над землею плыл нежный перезвон.
По дорожкам бродили большие откормленные павлины и цесарки. Птицы ничуть не боялись, наоборот – бесстрашно подбегали совсем близко, словно подачки ждали. В клетках, подвешенных то тут, то там на ветвях деревьев, распевали кенари.
А людей – никого. Ни одной живой души.
Аллея тем временем вывела к широкой мраморной лестнице с высокими резными перилами.
– Семь десятков ступеней и еще пять! – провозгласил Милослав, когда они поднялись наверх. Любил кормчий все отмеривать да обсчитывать, не терпел прикидок на глаз да на авось. Но Садко ступени не волновали.
– Вот тебе и теремок, – протянул он, снимая шапку и проводя рукой по густым волосам.
То, что Нума назвал «теремом», на деле оказалось настоящим дворцом. Был он низким, приземистым, крутобоким, словно несколько круглых хлебов разом достали из печи. Блестели на солнце белые стены, украшенные искусной резьбой; сияли золотистые купола, но не такие, как на Руси, а чуть скругленные, будто яйца на подставках. Вместо привычных флюгеров над ними на длинных лентах плясали яркие воздушные змеи, полоща хвосты по ветру.
Далеко за дворцом устремлялась ввысь подернутая прозрачной дымкой загадочная гора, по-прежнему сверкающая на солнце, что твой маяк.
– Как поступим, ежели и там никого не встретим? – тихонько, но отчетливо, чтобы Садко расслышал, проговорил Полуд. – Станем хозяев искать? Или повернем от беды подальше?