Правда, которую мы сжигаем (ЛП)

—Успокойся. Он не сделал ничего плохого, — она выдыхает. — Клянусь, ты просто ищешь причины, чтобы его ненавидеть.
—Ну, ему это не сложно сделать.
— Мы ссоримся, потому что я не хочу, чтобы он ехал в Холлоу Хайтс. Я хочу, чтобы он уехал. Все парни уезжают на Восточное побережье, и я хочу этого для него. Ты знаешь, что маму и папу хватит удар, прежде чем я пойду в другую школу, но я не хочу, чтобы он оставался здесь. Они не просто упадут в обморок, когда узнают, что я не поеду в эту дыру, даже если они не дадут мне денег на колледж. Я смирилась с тем, что буду жить в коробке, прежде чем поеду туда.
— Расстояние между городами — не вариант? — предлагаю я, хотя мне хочется сказать: «Скажи ему, чтобы пнул гребанные камни». Я знаю, что она любит его, и я не хочу видеть, как она страдает. Никогда. Даже если это я причиняю вред.
— Он не хочет этого делать, когда знает, что мы могли бы быть вместе, но я боюсь, что он возненавидит меня, когда мы станем старше. А что, если мы расстанемся? Тогда он останется здесь без причины, — даже при тусклом освещении я вижу, как слезы скользят по ее щекам, и голос у нее влажный. — Я люблю его, Сэйдж. Я люблю его так сильно, что у меня физически перехватывает дыхание, и я не могу допустить, чтобы он меня ненавидел.
С легкостью я протягиваю руку и вытираю ее слезы большим пальцем.
— Никаких слез из-за парней. Мы слишком красивы для этого.
Она тоскливо смеется.
— Не смешно. Я удивлена, что ты не сказала мне бросить его.
Я прикусила нижнюю губу.
— Что ж, — говорю я.
— Сэйдж! — ругает она, смеясь еще громче, — Я знаю, тебе трудно в это поверить, но Сайлас делает меня счастливой.
Я воздерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Она говорила это с тех пор, как они познакомились в средней школе, всегда пытаясь убедить меня в том, какой он славный, каким милым он может быть. Настолько, что ей было легко не замечать весь остальной ад, который они причиняли.
— Дело не в том, что ты счастлива. Дело в том, чтобы ты была в безопасности.
— Ты уверена, что дело не в моей репутации?
Я щелкнула языком.
— Твоя репутация — это часть безопасности. Что ты будешь делать, когда Сайлас скажет кому-то что-то не то? Что ты будешь делать, когда этот крикливый Рук заведет кого-то слишком далеко?
Мой разум посылает мне вспышки лица Рука, когда он смотрел прямо на Истона взглядом, полным такой ярости, что на секунду я испугалась, что он загорится. Его зеленые глаза превратились в лесной пожар, верхушки потрясающих сосен горели яростным оранжевым пламенем.
Я никогда не видела ничего подобного.
Розмари усмехнулась.
— Я думаю, ты ему можешь понравиться.
Не ожидая такого от нее, я отшатнулась.
— Я была в нескольких секундах от того, чтобы вонзить ноготь ему в глаз. Я собиралась потратить великолепный набор акриловых карандашей для парня из Холлоу. Мы дрались, Ро. Или ты просто не заметила эту часть?
Румянец, согревающий мое лицо, раздражает меня.
Рук Ван Дорен не имеет права заставлять меня краснеть. Так же, как он не имеет права злить меня. Он не видит ничего, кроме того, что я ему показываю.
Рук Ван Дорен не влияет на меня.
— Для него нет разницы. Флирт, драка. Для РВД все одинаково.
Это не должно меня волновать, и не волнует.
Это просто шанс собрать больше секретов, раскрыть больше грязи на парней, которые являются загадкой для всех. Идеальные люди, чтобы иметь рычаги давления.
— Я сделаю вид, что ты не называла его по инициалам. И что это вообще значит? Это не детский сад, где мальчики грубят нам, если мы им нравимся.
Она перевернулась на спину со вздохом.
— О нем я знаю меньше всего. Я знаю, что его мама умерла, и его отношения с отцом ужасны. Но из того, что я видела за все эти годы, я могу сказать, что ему нравится поджигать вещи, и все его эмоции одинаковы. Рук Ван Дорен не уделяет внимания вещам, которые считает скучными. Если он заметит тебя, если ты его заинтересуешь, ты об этом узнаешь, — она смотрит на меня. — И я бы сказала, что он тебя заметил.
 
— Да, но он может направить свое внимание в другое место. У меня нет никакого желания вступать с ним в контакт когда-либо еще.
Мы погружаемся в приятное молчание, комфорт нахождения рядом друг с другом успокаивает не только ее, но и меня. Под этим одеялом я думаю о том, какой будет моя жизнь спустя годы, после того, как я окончу школу в этом году.
Еще один учебный год, Сэйдж. Продержись еще один год.
И это будет твое лучшее представление.
 
 
 
 
 
 
Встреча выпускников.
Когда весь город выходит на улицы и наблюдает за старшеклассниками, проезжающими по центру города на чрезмерно больших платформах. Спортивные команды, гости выпускного, представители местных предприятий, школьных клубов, все, кто имеет отношение к школе, сидят в них и машут руками, проезжая мимо.
Интересно, знают ли они, как глупо выглядят со стороны?
Каждому свое, но я не нахожу удовольствия в том, чтобы сидеть на обочине дороги и смотреть, как подростки машут руками и улыбаются. Просто скажи, что ты достиг пика в средней школе, и сиди дома.
Все, что они делают, это повышают и без того колоссальное эго моих сверстников и их увлеченность собственным имиджем.
Музыка звучит через наушники в ушах, текущая песня бешено скачет в моей голове. Рука крепко сжимает педаль газа, оттягивая ее еще немного назад, разгоняя мотоцикл вперед с резким воем двигателя.
Ветер откидывает мой черный капюшон, и мир окрашивается в светло-коричневый цвет из-за матово-черного козырька, технически запрещенного для использования на дороге, но я сомневаюсь, что какая-нибудь полицейская машина сможет преследовать меня на этой штуке.
Езда — это пустое место. Даже когда я под кайфом, я все равно полон мыслей и воспоминаний. Но когда я катаюсь, все исчезает. Я абсолютно белый лист, на котором ничего не написано.
Езда — это как полет без посторонней помощи.
Стрелка спидометра тикает мимо восьмидесяти пяти, с каждой секундой поднимаясь все выше. Это захватывающее чувство, когда знаешь, что если хоть на дюйм отклонюсь не в ту сторону, то стану еще одним куском асфальта. Ничто иное, как подгоревший на дороге блин.
В том-то и дело, что это страх. В основе лежит страх смерти, верно? Вы боитесь не самого процесса, а его последствий.
Поэтому страх не работает для меня. Мы рано узнали, что страх не действует ни на кого из нас. Не тогда, когда ты уже мертв внутри. Когда ты гонишься за Мрачным Жнецом (смерть, олицетворяемая человеком в плаще или скелетом с косой. — Прим. ред.) в могилу. Когда тебя не волнует, увидит ли мир когда-нибудь еще твое существование.
Адреналиновые наркоманы в огромном размере.
Для меня любой шанс причинить себе боль или поставить себя в ситуацию, которая повысит уровень эпинефрина, я сделаю в мгновение ока. Просто есть что-то в этом естественном кайфе, который заставляет меня чувствовать себя наэлектризованным. Мне кажется, что мое тело горит, и я люблю это чувство.
Мое тело изгибается, выезжая из-за высоких сосен, направляясь в город Пондероз Спрингс. Это что-то вроде площади, и прямо сейчас все жители находятся на восточной стороне этого дерьмового болота.
Парад длится до самых сумерек, то есть у нас есть еще тридцать минут, чтобы сделать то, ради чего мы сюда приехали, и уйти, пока нас никто не увидел.
Как призраки, которых можно почувствовать в воздухе, но никогда не удастся доказать.
Или демоны, которые прячутся в шкафу, выходя только тогда, когда хотят, чтобы их увидели.
Я еду по пустой улице к зданию мэрии. Конфетти, шарики и конфеты устилают асфальт — явный признак того, что по этой стороне уже все прошли.