Красная Армия (ЛП)

Но мотострелковый офицер не мог контролировать даже свои руки достаточно хорошо для того, чтобы закурить. Безарин зажег сигарету и вложил ему в руку. Пальцы Ласки были похожи на электрические кабели, не выдерживавшие слишком высокого напряжения. Он схватил сигарету так сильно, что согнул ее, пока донес до рта. Безарин отвернулся, будучи не в силах избавиться от ощущения, что сказанное было впустую. Ласки должен был сам все понимать, потому что, в конце концов, он был таким же офицером. Теперь нужно было двигаться.
Безарин потерял два танка и три боевых машины пехоты вместе с большей частью экипажей. Своих раненых он приказал погрузить в большие, крепкие гражданские машины, которые все еще оставались на ходу, и приставил к ним помимо санитаров двоих солдат, уверявших, что умеют водить. Безарин приказал им следовать по тому же маршруту, по которому они добрались сюда, указав его на карте так тщательно, как только смог, напомнив о необходимости держать нужное расстояние между машинами и никоим образом не выдавать причастности солдат к этой бойне. Его беспокоило, что они могут наткнуться на силы противника, или даже на местных жителей, которые захотят отыграться на раненых. Безарин пожелал им удачи, но сам на это не надеялся.
Больше он ничего не мог сделать. Немцам и англичанам придется самим позаботиться о своих раненых. Безарин силой заставил себя не думать об окружающих его страданиях. Но какая-то часть его все равно возвращалась к ним. Ему казалось, что он был один, на лодке посреди бушующего моря. Все что сейчас оставалось человеку — это держаться.
Он шел вдоль неровной линии своих машин, крича солдатам и офицерам вставать и собраться в свои взводы. Безарин кричал и матерился на них всех, его голос начал садиться, но он даже стал орать еще громче. Ему казалось, что сейчас это был единственный способ держать под контролем все уменьшающееся подразделение, которое держалось только на силе воли.
Остатки батальона начали собираться на дороге. Потрепанные, перегруженные на вид машины напоминали военизированный цыганский табор. Маскировочные сети были сорваны с крыш, разнообразные ящики со вспомогательным оборудованием были разбиты. Надгусеничные полки были сорваны и перекручены самым причудливым образом, почти на всех боевых машинах пехоты были частично сорваны и перекручены листы обшивки. Наконец, самоходные орудия спустились по склону, и, по команде Безарина, маленькая колонна продолжила свой путь. Безарина беспокоило, что он не получал никаких сообщений от передовой группы Даглиева, но утешал себя мыслью о том, что тот воспользовался бы рацией только для того, чтобы доложить о проблемах. И расценил его молчание как добрый знак.
Безарин приказал выдерживать между машинами интервалы в двадцать метров, но на забитой беженцами дороге они быстро уменьшились в среднем до десяти. Безарин терпел такую скученность, пока они двигались в непосредственной близости от охваченных паникой беженцев, рассчитывая, что авиация противника не атакует его колонну, пока его машины были рядом с ними. Кроме того, Безарин опасался потерять контроль над отдельными машинами.
Он отдал строгий приказ не допускать никакого бессмысленного ущерба. Но паника, которая словно волной разбегалась перед его танками, заставляла беженцев вредить себе самим, неизбежные аварии были тому доказательством. Безарин всеми силами пытался абстрагироваться, заставляя себя не замечать множество маленьких трагедий, отмечавших путь его танков. Рассеянным взглядом он смотрел вперед, на то, как его машины с грохотом двигались на запад. Он всматривался в небо и поднимающуюся из-за горизонта линию гор, за которыми скрывался Везер, и пытался вытеснить из сознания все, кроме своей задачи — достичь реки и форсировать ее. Его танки иногда сворачивали с шоссе, объезжая по вспомогательным дорогам или просто по полям участки, где обломки машин и потоки беженцев делали шоссе совершенно непроходимым. Тут и там путь преграждали остатки вражеских колонн, застигнутых на марше авиацией. Почерневшие грузовики все еще стремились в вечность, их водители превратились в усохшие фигуры, словно вырезанные из угля. Несколько раз воздух над их головами разрывали вражеские самолеты. Но ни одна ракета или бомба не устремлялась к технике Безарина. Он не знал, то ли им не было известно о его колонне, или их нагрузка просто предназначалась для других, более значимых целей. Он отделывался лишь волнами почти непереносимого ужаса, которые накатывали всякий раз, когда самолеты с ревом проносились над шоссе, направляясь, казалось, прямо к ним. Но они лишь уходили дальше на восток.
 
Периодически отряд Безарина сталкивался с противником — случайными транспортными машинами, либо стоящей у дорог техникой управления службой тыла. Некоторые вражеские солдаты пытались оказать сопротивление. Силы Безарина расстреливали их. Другие, пораженные увиденным, поднимали руки вверх и игнорировались. Безарин не мог позволить своему маленькому подразделению отвлекаться. Он задавался вопросом, что случилось с передовой группой Даглиева. Он пытался взывать его по радио, но ответа не было. И не было никаких признаков того, что отряд Даглиева проходил где-то здесь. Но Безарин старался поменьше беспокоиться об этой проблеме, пока все было более-менее нормально.
Колонна двигалась словно через внутренности вражеской армии, мимо тех целей, которые сами по себе ничего не значили, которым нужно было объединиться в крупные подразделения, чтобы стать элементом современной армии. Советские танки и боевые машины пехоты просто с ходу обстреливали их пулеметным огнем. Единственными машинами, которые они целенаправленно уничтожали, были те, на корпусах которых были заметны антенны. Безарин не хотел, чтобы противник смог сообщить что-то о его колонне. Когда путь на запад привел танки в деревню, посреди которой располагалась британская ремонтная база, Безарин снова чуть не потерял контроль над своими силами. Цель была слишком привлекательной, переполненной оборудованием и техникой, чтобы быть проигнорированной, солдаты и офицеры без приказа попытались все это уничтожить, насколько это было возможно. Безарин закричал в микрофон, с диким матом и угрозами требуя от офицеров вернуться в строй. Пока он кричал, его снова начали терзать сомнения, сколько еще его воля сможет сдерживать их всех, и насколько ее вообще хватит. Потом он прорычал еще одну команду и заставил сомнения вернуться в свой темный подвал на глубине сознания. Машины оторвались от разгрома базы и двинулись дальше, постреливая вокруг из легкого оружия, чтобы отбить у британцев желание обстрелять их из гранатометов.
Теперь Безарин был уверен, что противник знал о них. Он сидел, стуча пальцами по краю люка, когда еще одно скопление машин беженцев на перекрестке дорог в долине заставило его танки остановиться. Когда угрозы и предупредительные выстрелы не помогли разогнать их, Безарин приказал механику давить преградившие путь автомобили. Их уничтожение показалось Безарину бессмысленным, преступным и неизбежным. Словно в наказание, у одной из боевых машин пехоты Ласки, пытавшейся объехать затор по склону, слетела гусеница. На ремонт не было времени, хотя эта операция была очень простой, так что Безарин приказал вывести машину из строя. Экипаж присоединился к своим более удачливым товарищам. Ему казалось, что судьба постепенно уничтожала его силы, вопреки его желанию достичь реки. В общем, им пока что везло. Было очевидно, что его танки двигались быстрее, чем противник успевал реагировать, так что ни один из мостов через мелкие реки не был взорван. Переправы через мелкие реки, которые могли бы задержать колонну, только задерживали потоки беженцев. Танки Безарина пронеслись мимо еще одной британской базы поддержки, и стало понятно, что никто их не предупредил о советских танках. Британский тыл медленно разваливался, не подозревая о них.
Сумерки начали сгущаться, наползая вниз по поросшим лесом склонам долины. Темнеющие силуэты невысоких гор впереди выглядели черной крепостной стеной, преграждавшей путь к реке. Колонна двигалась по дороге на дне долины, и Безарин понимал, что если они попадут в засаду, у них не будет выхода. Но вражеские выстрелы, которых он постоянно ждал, так и не раздались. С каждой минутой советские танки приближались к реке.