Интенсивность (ЛП)

То же самое Миона сделала для Ксева. Неудивительно, что они оба были такими напуганными параноиками. Они уже видели, как подобное закончилось. Если силы Источника были так жестоки по отношению к своим же, то для себя они ни на что не надеялись.
Ник вообще не мог винить своих прабабушек и прадедушек.
До того, как началось время, Киссар был настолько чист сердцем, что был выбран духом меча Такары как первый из Сефириев, который использовал ее в битве.
И после несправедливой смерти Киссара боги потребовали дух меча, потому что он осмелился влюбиться в богиню Брайт, которая раскрыла их отношения, когда родила их сына Монакрибоса, Такара отказалась служить другому воину. Меч встал на защиту пары и нанесенной им несправедливости.
Веками меч бездействовал, умышленно безмолвный, отказывая всем Сефириям, которые пытались активировать и использовать ее.
До Джареда.
Деда Ника по материнской линии. Какая ирония, не правда ли. Это заставило его задуматься, знала ли Такара, что Джаред будет последним Сефиротом, чья жизнь будет связана с последним Малачаем. Что меч выбрал военного партнера намеренно, зная, что в будущем Джаред будет использован в таком гнусном замысле теми же богами, которые первыми прокляли род Ника.
«Чем началось, тем и закончится».
Казалось, все движется такими циклами.
В своем сознании Ник слышал мучительный крик Джареда в прошлом, когда Такару вырвали из его руки, и он был наказан за попытку избавить Джейдена от его братьев и сестер. Слышал собственные страдальческие крики Такары, когда ее силой вырвали из его рук. Всякий раз, когда Сефирот соединялся со своим мечом, их партнерство было неделимым и вечным. Потерять одного было все равно, что оторвать конечность от тела.
Как будто крылья Ксева, срезанные с его спины…
Ник был наполнен сочувствием и болью за них обоих. Хоть формально они и были врагами, они также были и семьей.
«Мы несем разрушение. Таковы мы с рождения».
Ник замолчал, услышав женский голос.
— Кто ты?
Из эфира гримуара появилось зловещее лицо. Бледнее снега, с ртутными глазами, она напомнила ему Ашерона и Стикса. Потрясающе красивая, она была хрупкой в своей грации, и все же в ней была сила, которая заставляла искриться воздух вокруг. Она прошла свозь его тело, заставляя каждую молекулу существа встрепенуться и застыть в ожидании.
Без слов он понял, что это Брайт. Киссаром переименованная в Аполлими, которая отказалась, чтобы ее называли чем-то, что символизировало пронзительный холодный ветер, породивший ее, когда Хаос и Порядок впервые объединились, чтобы создать ее. Сефирот придумал имя, которое означало тепло и красоту, которые она для него олицетворяла. Он никогда не увидит в ней ничего другого.
Даже когда они пытали его из-за этой любви к ней.
— Так это ты мать Ашерона.
Слова были произнесены прежде, чем Ник смог их остановить.
Ее серебристые глаза стали красными, а белые светлые волосы вспыхнули, как будто она собиралась атаковать.
Ник приготовился.
Но что-то ее успокоило.
— Ты друг моего Апостолоса…
Это имя она дала Ашерону при его рождении.
— Да.
Ее взгляд смягчился.
— И ты из моей родословной. Далёкой. Он, должно быть, почувствовал это в тебе. — Она обошла Ника небольшим кругом. — Вероятно, поэтому он доверился тебе, хотя это не в его характере.
Во всяком случае, Ник на это надеялся.
И все же, пока она продолжала ходить вокруг него, Ника охватило странное ощущение. То, что было безошибочным и настораживающим.
— Ты не Аполлими! — Он попятился от фальшивой богини. — Кто ты?
Вокруг него эхом разнесся смех. По его телу пробежал озноб. Галлюцинации — это одно, но почему именно эта?
Почему она?
— Ты знаешь почему.
Он повернулся и увидел позади себя другого Малачая.
— Я не позволю тебе все разрушить! Ты это знаешь. Я не такой.
Киприан засмеялся.
— Ты не можешь это остановить. Это уже произошло. Ничего не поделать. Мне это уже сошло с рук.
— Тогда почему ты здесь? — Ник ухмыльнулся, желая чувствовать себя таким же дерзким, каким притворяется. — Ты думаешь, я не узнаю страха, который вижу в твоих глазах? Да, я вижу твой страх… мальчик. Я чувствую его запах!
 
Не совсем так. Но сейчас бахвальство казалось хорошим ходом.
Да, это обычно было безопасным решением при общении с кем-либо, кроме учителей, его матери, Калеба, Коди или Баббы. Иначе они отвесили бы ему пинка под зад за такое отношение.
Однако других это обычно сбивало с толку.
Или, в случае с Киприаном, сбивало спесь. Потому что он не был уверен, блефует Ник или нет. Это была единственная «ложь», на которую он был способен с серьезным лицом. С чем-то другим он бы облажался.
По какой-то причине такой блеф ему удавался.
Он уверенно подошел к Киприану и заглянул прямо в глаза.
— Что случилось, мальчик-демон? Проглотил свой язык?
Это разозлило его сильнее, чем ожидалось, так как заставило огонь вернуться в его глаза.
Он потянулся к Нику и схватил его за уродливую гавайскую рубашку.
— Я ничего не боюсь!
Да, они были родственниками. Определенно. Нику нужно было помнить об этом, поскольку проявление трусости для него тоже было пренебрежением, и это всегда делало его склонным к глупостям.
Судя по всему, этот малый взял от родителя очень много, как говориться — «яблочко от яблоньки не далеко падает».
Однако это также дало Нику немного больше понимания характера Киприана.
— Ты боишься будущего так же, как и я. Зачем бы еще тебе здесь быть? Мм? Что заставляет тебя возвращаться к папочке снова и снова? Кто и что сломал на этот раз? — Он раздражающе выгнул бровь, глядя на демона. — Давай, будь честным. Бабба или Марк? Ты был достаточно глуп, чтобы оставить их без присмотра с чем-то важным, не так ли?
— Они оба мертвы, дурак!
Ник воспринял эту новость как удар под дых. Он буквально почувствовал, как ветер выбил из его груди весь воздух.
— Что?
— Это правда. Они оба умерли, защищая тебя. Ты упустил это воспоминание, старик?
Да, упустил. Но как только Киприан заговорил, он сразу очень ясно увидел их смерть.
Хуже того, он видел горе матери. Слышал ее крики, когда она узнала о Баббе, и восприняла эту новость так же, как она восприняла смерть сестры.
Тяжело и лично. Это почти уничтожило ее. И это было единственное, чего Ник никогда не мог вынести.
Видеть свою маму, испытывающей боль.
Зарычав, Ник схватил Киприана и оттолкнул его.
— Что я сделал, чтобы ты так меня возненавидел?
— У тебя было все, чего я хотел! — прорычал он. — Они все любили тебя, а у меня ничего не было! Ничего! Они даже не могли смотреть на меня без отвращения и ненависти!
Эти неожиданные слова потрясли Ника не меньше, чем появление самого Киприана. Ошеломленный, он уставился в лицо демона, не имевшее с ним никакого сходства. Конечно, во многом это было связано с тем, что в этот момент он не выглядел человеком.
Несмотря на это, его красные глаза были наполнены болью.
— Я ненавижу тебя за то, что ты всё, чем я никогда не был и никогда не буду!
Ник вздрогнул от искренности этих слов, желая исправить это. Теперь он знал, как появился Киприан, но все же оставалась одна важная вещь, которой не хватало.
Один кусочек, который нужен, чтобы исправить все это.
— Кто твоя мать?
Киприан рассмеялся ему в лицо.
— Ты узнаешь.
— Тогда это не Коди?
Это был глупый вопрос, учитывая то, что он видел в будущем. Он знал, что это не она. Но ему нужно было какое-то подтверждение, чтобы продолжить разговор.
Что угодно, даже что-нибудь нелепое, лучше, чем ничего.
 
Шипя, Киприан потянулся к горлу Ника.
Ник едва увернулся.
— Эй, псих! Остановись, давай поговорим! Почему ты так жесток?
Помимо очевидной причины, по которой он был Малачаем, ведь это было в их природе…