Интенсивность (ЛП)

Подняв голову, он принялся еще пристальнее изучать Ника.
Ник внимательно посмотрел на него в ответ. Но на этот раз он не испугался этого существа. Он начал понимать.
Они не были врагами.
И союзниками они не были.
Он не совсем понимал, кто же тогда они друг другу. По крайней мере, до тех пор, пока существо, наконец, не заговорило леденящим душу ломким голосом:
— Киприан гонится за тобой.
Голос зайттегера был ломким и резким — как у старика, выкурившего слишком много пачек сигарет.
— Прости, что?
— На этот раз он уничтожит все. Ты должны это остановить.
— Как?
Зайттегер разжал руку, и на ладони появился светящийся череп. Он был не совсем человеческий, а скорее демоническим по своей природе, с бивнями, которые выступали над челюстью в сторону глазниц. Ник инстинктивно знал, что он принадлежит Монакрибосу. Хотя не был уверен, что хочет знать, как зайттегер им завладел.
— Ты будешь знать, что делать, когда придет время.
— Вы все говорите одно и то же. Но на самом деле… я почти так же полезен, как половина букв во французских словах.
Он издал странный звук, который некоторые сочли бы смехом. Ник засомневался.
— Нарушь порядок и верни свою судьбу. Ты — Малачай.
Ник не был в этом уверен.
— А если моя судьба — уничтожить мир?
— Ты так мало веришь в себя?
Он был прав.
Ник взял череп. В нем было странное тепло. Что мало вязалось с черепом.
— Неужели Киприан должен родиться?
Если бы он мог это остановить… Это казалось самым простым решением.
Зайттегер затруднялся ответить.
— Возможно. Но настоящий вопрос в том, должен ли он ненавидеть тебя, когда родится?
Ник заколебался, поскольку это обозначило целую область, о которой он даже не думал. В его голове кружились совершенно новые перспективы.
— Ты хочешь сказать, что я могу его спасти?
Но в этом не было смысла. Может быть только один Малачай.
Верно?
— Будущее не предопределено, Амброуз. Оно меняется с каждым принимаемым нами решением. До того дня, как ты умрешь, оно всегда в движении. Что бы ни происходило.
И на этом он исчез.
Ошеломленный Ник повернулся и уставился на Миону. У него перехватило дыхание, когда в его голове одновременно пролетели два видения. В одном были Ксев с Мионой. Это были нежные объятия, он стоял позади нее, прижимая к себе в тени ее древнего балкона. Оба были одеты в боевые доспехи. Это был украденный момент, и выражение их лиц обожгло его от глубины их любви друг к другу. При том, что они оба знали, что это не могло продолжаться, и что если кто-нибудь узнает, это положит конец им обоим.
Несмотря на это, они выковали любовь, которая все еще была с ними. Та, что продолжала гореть внутри Ксева. Несмотря ни на что, вопреки всем врагам.
Вопреки всем наказаниям.
Вопреки общественному мнению.
Во втором видении они оба были на поле битвы, пронизанные стрелами и ранами. Оба они умирали. Плача, Миона прижимала к себе Ксева, пока он, ослабленный потерей крови, пытался стереть кровь с ее лица.
Вместо того, чтобы позволить ему умереть в мире с любимой, его враги выхватили его из ее рук и утащили прочь, когда жизнь исчезла из ее глаз. Ее оставили умирать одну на поле боя.
Судьба Ксева была гораздо жестче. Они отказали ему в смерти, поработили и мучили целую вечность.
Потому что он осмелился влюбиться.
Вынужденный жить без нее и служить тем, кто стал причиной ее смерти. Без шанса воссоединиться духом со своей любовью. Без возможности помочь своему сыну или спасти кого-либо из них от их собственного проклятия.
Ксев был продан собственным отцом на вечные пытки. Кровный раб Малачая и тех демонов, которым Малачай разрешал использовать его.
В этот момент Ник почувствовал себя еще ужаснее из-за них двоих.
— Мне очень жаль, Миона.
— Из-за чего?
— Из-за того, что сделали с тобой и с Ксевом. И Джаредом.
Ее губы тронула грустная улыбка, прежде чем она подошла к Нику.
— Все в порядке, Николас. Трудно было представить себе более красивого правнука. Я рада, что познакомилась с тобой.
 
С этими словами она поцеловала его в щеку и исчезла.
Ник не мог вдохнуть, его душили собственные слезы. Он никогда раньше не встречал своих бабушек и дедушек. Не говоря уже о его прабабушке и прадедушке. Поэтому он никогда и не задумывался о том, какими будут его прабабушка и прадедушка.
И наконец встретить ее…
Его малачайские крылья вылетели из спины против воли. Но вместо обычного черного цвета они были такими же золотыми, как у Мионы.
Сбитый с толку, он уставился на них, желая, чтобы кто-нибудь объяснил ему произошедшее.
«Что со мной происходит?»
Почему у него эти видения? Они настоящие?
Неужели он упал в кроличью нору? Или, что еще хуже, выпил каплю той воды? Возможно, что-то попало ему в рот. Он все еще не знал, что было в той бутылке.
Что, черт возьми, происходит?
Хуже того, снова послышался странный шорох. Только на этот раз у него появилось пугающее представление о том, что его вызвало.
Нет…
Этого не могло быть.
Откинув голову назад, он взглянул на небо странного цвета и внимательно прислушался. Ландшафт снова изменился, и раздался шепот голосов.
«Ты теряешь рассудок».
Или нет? Потому что то, что он начал подозревать, имело очень большой смысл.
И все же…
Ник поднял руку и ткнул в воздух. Тот зашипел.
О да, это было ненормально. Даже в его странном мире. Тяжело сглотнув, он полез в карман и вытащил гематитовый маятник.
«Пожалуйста, пусть я ошибаюсь».
Но зная, что это не так, он уколол палец и выдавил каплю крови. Он задержал дыхание, а затем начал рисовать.
Вместо того, чтобы упасть на землю, как должно было произойти, воздух поглотил знак, и он засветился так же ярко, как огни на сетке Такеши.
Именно это подтвердило подозрения Ника.
Он был прав.
Каким-то образом он оказался втянутым в собственный гримуара.
  
Глава 8
 
Ник разинул рот, глядя, как засветилась его кровь. В воздухе вокруг него, паря и танцуя, образовывались замысловатые печати. Превращаясь в замысловатый узор…
Подумать только, однажды его мама набила ему задницу за то, что он разрисовал стены дома. У нее бы случился припадок, если бы она когда-нибудь увидела это.
— Ну разве не странно…
Теперь вопрос был в том, как он сюда попал?
Что еще более важно, как он выберется? Последнее, чего он хотел — это навсегда остаться в этой книге, как кое-кто еще.
При этой мысли его живот свело. Да, это действительно последнее, что ему нужно. Застрять здесь на несколько тысяч веков, как она.
— Нашира!
Она не ответила. Не то чтобы он этого действительно этого ждал. Даже когда застряла в ловушке книги, она не давала никакой информации. И не всегда быстро отвечала на его зов.
Но, по крайней мере, он знал, что его кровь здесь все еще относительно сильна и что она может продолжать творить заклинания и сигилы. Это, по крайней мере, объясняло, почему он мог кастовать хоть что-то, и почему у него всплывали некоторые не очень счастливые видения. Книга позволила ему увидеть прошлое и часть будущего. Это был своего рода путеводитель. Так что теперь все это начинало иметь для него хоть немного смысла.
Да, это был путеводитель, который передавался из поколения в поколение. От одного Малачая к другому…
— Отец, — это слово сорвалось с его губ прежде, чем он успел остановить себя.
«Что ты делаешь, Ник! Твой отец ненавидел тебя. Ты с ума сошел?»
Может быть, но его отец тоже отдал за них жизнь. Так что, может быть, просто может быть, он не был до конца сумасшедшим, думая, что его отец может помочь ему сейчас.
 
Может быть…
В конце концов, отец любил мать. Возможно, эта любовь преодолеет врожденную ненависть Адариана к нему. Чудеса случаются.