Всё не так, как кажется (СИ)
Да и нет у меня личной жизни, чтобы он мог ей помешать…
Время идёт, боль и обида притупляются. Их место в сердце занимает тоска и грусть. Мозг поневоле генерирует воспоминания. Как назло, в голову лезут лишь самые счастливые моменты.
Я должна его ненавидеть. Но моё подсознание упорно расщепляет воспоминания на два образа: тот страшный призрак никак не совмещается у меня с любимым человеком, будто это совершенно разные люди. И знание того, что тогда это был Алексей, никак не помогает моим ассоциациям.
Для моего сердца и моей души он – великодушный врач, спасший меня на операционном столе и приютивший у себя в критический момент Мишу, горячий любовник и просто самый лучший и заботливый на свете мужчина. Боль от потери порой становится невыносимой, а сын постоянно подливает масла в огонь. Он скучает по Алексею, постоянно вспоминает его, взахлёб рассказывает о нашей совместной жизни деду. Я в такие моменты чувствую себя преступницей, лишающей ребёнка отца ради возможности культивировать свои боль и обиду.
На смену дождливой осени приходит зима. Однажды тоска становится настолько невыносимой, что я набираю на телефоне номер, который, наверное, буду помнить всю жизнь. Гудок, второй, третий. Не знаю, что скажу. Но мне необходимо хотя бы услышать его голос… Секундная стрелка на настенных часах завершает свой круг, и оператор сообщает, что абонент не может принять звонок.
Звонить ещё раз не решаюсь. Если захочет, то перезвонит? Говорил же, что будет ждать… А может, уже не ждёт?
Не перезванивает. Ни в тот же день, ни на следующий, ни через месяц. Значит, не судьба. Принять это тяжело. Но я ведь сама отказалась от него? И, наверное, поступила правильно. Разве смогла бы я жить с ним после всего?
- Мама, мама, смотри, скорее!
По телевизору показывают новости. Папа жадно смотрит их по вечерам, словно пытается наверстать пропущенное за семь лет. Кошусь на экран, чтобы хоть примерно понимать, о чём сейчас мне поведает мой любознательный малыш.
- Дяде Лёше медаль вручают!
К сожалению, мозг слишком медленно обрабатывает поступающие к нему сигналы. И когда я пытаюсь увидеть и услышать то, о чём кричит Миша, камера отъезжает в сторону, картинка меняется, а через мгновение на экране возникает диктор и начинает рассказывать о благотворительном празднике в детском доме.
- Какой это канал?
Руки сами тянутся к смартфону и начинают искать в новостной ленте хоть что-то, похожее на репортаж о вручении наград. Не нахожу, но на следующий день снова занимаюсь поисками. И мне везёт – я наконец смотрю запись этих новостей, затирая до дыр кусочек, где Алексей в военной форме выходит и получает награду. Лицо показывают лишь мельком, но мне и этого хватает, чтобы понять, как я по нему тоскую… Реву всю ночь. Отчаяние и горечь непоправимой потери рвут душу на части…
Может, попробовать снова позвонить? А если опять не ответит?
Алексей
Другой реакции от Николь я не жду. Не сомневаюсь в её чувствах ко мне. Но сексуальное насилие для женщины – это самый страшный кошмар. На войне мне неоднократно приходилось оказывать медицинскую помощи женщинам, изнасилованным бандитами, и видел их состояние. Сейчас я раз за разом вспоминал о своей ошибке и преступлении, которое совершил. Чувство вины изводило меня, вытравить его из души было невозможно. Узнать о том, что жертвой тогда стала женщина, без которой я не представляю своей жизни, оказывается для меня жестоким наказанием. Я его заслужил, а потому принял её решение и ушёл, давая ей возможность пережить и смириться с этой информацией.
Боль от потери любимой, многократно помноженная на чувство вины, – страшный коктейль, испытать который не пожелаю даже врагу. Солью на рану сыплются мысли о Мише. Нет гарантии, что он – мой сын. Но я с первого мгновения нашего знакомства чувствовал к нему непреодолимую тягу. Мы с ним будто две части единого целого, которых магнитит друг к другу. Невозможность нашего общения, запрет на проведение анализа для подтверждения моего отцовства становятся для меня болезненным ударом.
Первого сентября иду на линейку в школу, надеясь хоть краем глаза посмотреть на моего мальчика. Он так мечтал, что я отведу его туда. Не сложилось…
Высматриваю Мишу – и не замечаю. Его учительницу и всех её подопечных вижу, но его нет. Это может значить только одно – Николь забрала ребёнка и уехала. Звоню ей, но телефон не отвечает – вероятно, отправила меня в чёрный список. Не ропщу – заслужил…
Дома их тоже нет – хозяйка сообщает, что накануне утром съехали. Полина подтверждает, что у Ники всё хорошо.
Окончательно осознаю, что потерял их – любимую женщину и нашего сына…
Есть только один способ заглушить эту боль – война. Там, на передовой, орудуют снайперы, почти каждый день от обстрелов страдают как солдаты, так и местные жители. Там каждую минуту жизнь висит на волоске.
Организация медицинской помощи в войсках за время моей службы претерпела изменения, стала более скоординированной. Меня назначают командиром медицинского взвода, местом дислокации которого становится небольшая поселковая амбулатория. В мои обязанности больше не входит выносить раненых бойцов с поля боя, я отвечаю за оказание первой помощи в импровизированной операционной и подготовку к транспортировке раненых в тыловой госпиталь. Интенсивных боёв на нашем направлении нет, поэтому воздух не так концентрированно пахнет смертью и не так часто мне приходится закрывать глаза своим пациентам.
Накануне нового года ситуация обостряется. Обстреливают нас по несколько раз в день, нередко попадая в объекты гражданской инфраструктуры. Работы прибавляется, каждый день раненые или даже убитые. А потом начинается ад… Противник, похоже, поставил перед собой цель смести наш посёлок с лица земли. Снаряды утюжат жилые дома, полностью разрушен магазин. Количество раненых исчисляется десятками, для них не хватает места. Транспорт, на котором их должны доставить в тыл, не может проехать сюда из-за плотного огня. Лишь к вечеру в темноте нам удаётся погрузить и отправить самых тяжёлых.
Бомба влетает в здание амбулатории на рассвете, когда мы делаем перевязки. Страшный грохот, крики и… тишина…
В себя прихожу в тыловом госпитале. Говорят, я родился в рубашке и отделался лишь сотрясением мозга и незначительными ушибами. Но не всем повезло так, как мне. К смерти боевых друзей привыкнуть невозможно. Каждый раз вместе с ними хоронишь часть себя… Будь проклята эта война!
На общем фоне утрат потеря под завалами телефона кажется ерундой. Но в нём – фотографии моего мальчика, который остался далеко, в мирной жизни, и Ники. Судьба окончательно отобрала их у меня?
Возвращаюсь в строй, но спустя два месяца приходит приказ о моём награждении и присвоении очередного звания, а вслед за ним – информация, что мой рапорт с просьбой о переводе в столичный госпиталь удовлетворён. Даже смешно становится… Сколько воды с тех пор утекло!
Еду в столицу на торжественное вручение наград. Церемония происходит очень пафосно и наигранно. Телевидение, красивые слова высшего руководства армии, формальные рукопожатия…Что все эти люди знают о том, что на самом деле происходит на войне?
В столице чувствую себя чужим. Заселяюсь в общежитие для офицерского состава и иду в город, чтобы освоиться, купить продукты и разные мелочи первой необходимости.
Весна в этом году совсем не торопится отвоёвывать у зимы свои права. Сыро и холодно. Где-то впереди мелькают разноцветными пятнами качели и горки на детской площадке, слышны звонкие голоса.
- Дядя Лёша!
Поначалу мне кажется, что я лишь выдаю желаемое за действительное. Но через несколько мгновений на меня налетает маленький тайфун в ярко-синей куртке. Приседаю на корточки, сажаю Мишу на колени, прижимаю крепко-крепко. Малыш обвивает мою шею и шепчет:
- Я так скучал по тебе! Мама сказала, что ты уехал и не вернёшься!
- Я был на войне.
- Мы видели, как тебе медаль вручали! И мама потом на телефоне рассматривала снова и снова – я подглядел. И плакала. Она часто плачет, когда думает, что я не вижу.