Мамба в Сомали: Черный передел (СИ)
— Мне пора в гостиницу.
— Ой! — вдруг вспомнила мама Любы, — Тебе же твой спаситель подарок оставлял. Совсем запамятовала!
Женщина метнулась в комнату и вынесла оттуда часы, отдав их дочери.
Люба, взяв их в руки, глянула на маленькие аккуратные часики и бросилась на меня с объятиями, чуть не свалив со стула. Прижавшись всем телом, она дала мне возможность почувствовать упругую грудь, а её губы жарко зашептали мне в ухо:
— Приходи завтра часа в два! Я буду тебя ждать.
Удивившись, я заглянул в её глаза и увидел там такое море обещаний, что даже немного оторопел. Всё-таки женщины — это очень благодарные существа! И они могут подарить мужчине много счастья (если он его, конечно, достоин!) и даже немножечко сверху. Я невольно посмотрел на Веронику Сергеевну, Люба заметила и, чуть лукаво нахмурившись, дала понять: всё будет хорошо! Ну, что же…
— Мама, мы с Иваном хотим пожениться, — взяв меня за руку, повернулась к матери Люба. — Да, Ваня?
— Д-да, — едва не подавившись чаем, подтвердил я, несколько офигевая от неожиданности.
Мама тоже оторопела, но возражать не стала. Видать, никак не ожидала такой стремительности в развитии событий. Посидев ещё немножко, я наконец-то ушёл, оставив Любу наедине с матерью. Добравшись до гостиницы, я просто лёг спать и спал до самого утра без всяких сновидений. Даже Змееголовый не приходил ко мне. А в это время…
* * *Едва Бинго ушёл, Люба поведала матери обо всех своих злоключениях. Ну, почти обо всех, чем ещё раз довела её до слёз, ввергнув в пучину ненужных переживаний. Обнявшись, они просидели так допоздна, и только когда стрелки часов перевалили за полночь, пошли спать.
— Мама, я завтра пойду увольняться, — расстилая диван, проговорила Люба. — В обед приду домой… Тебе никуда по делам не надо?
— По делам? — мать быстро взглянула на дочь и по её глазам всё поняла. — А, ну так я давно у Клавы не была, — улыбнулась Вероника Сергеевна. — Как раз в обед к ней и съезжу! Обратно вернусь в шесть, хорошо?
— Хорошо, а то в семь уже и темнеть начнёт.
— Да ничего, до семи вернусь.
— Ма-а-ам, — вдруг просительно протянула Люба.
— А? — немедленно откликнулась та и обернулась на дочь.
— А если я тебе денег на такси дам, ты попозже сможешь вернуться?
— Так я и заночевать там могу. Особенное если куплю Клаве всяких разностей.
— Купи мама, купи, я тебе денег дам.
— Вот и хорошо, поболтаем подольше. Ложись, давай, Любушка, тебе поспать надо, утомилась поди. У тебя такой тяжёлый день был.
— Да, мама, — зевая и с наслаждением вдыхая знакомый с детства запах родного дома, проговорила взрослая дочь. — Мы двое суток добирались до Саратова. И всё с пересадками, то на самолёте, то на поезде. Мы на один самолёт сели, потом на другой, дальше — поезд… Я так устала, мама.
— Спи, доча, спи. Теперь всё будет хорошо.
Поехав с утра на работу, Люба после неприятного разговора с главврачом написала заявление на увольнение и ушла. Писать заявление в милицию о похищении и попытке изнасилования не имело смысла. Всё равно ничего доказать она не сможет, да и в том, что этих таджиков найдут, очень сильно сомневалась. Примерно около часа дня она приехала домой, застав спешно собирающуюся маму. Чмокнув её на прощание, женщина осталась ждать Бинго.
Ровно в два в квартире раздался звонок, и на пороге возник полковник Бинго с огромным букетом гвоздик. Розы в это время в Саратове достать не удалось. Однако на базаре люди в больших кепках гвоздиками торговали. Пролетарским, так сказать, цветком.
— Д… — заикнулась было Люба, но тут же исправилась: — Иван!
Я заржал! Вышло, хоть и с запинкой: Диван!
— Люба, — протянув ей букет, сквозь смех произнёс я.
Теперь хохотали оба.
Банально, конечно, но что поделать? Так проще называть друг друга, хоть и стёбно получилось.
— Люба, а где Вероника Сергеевна?
— Она ушла к подруге ночевать.
— Ммм, мама Люба, давай.
— Что?
— Да так, что-то на ум пришло непонятное.
— А ты выспался? — озабоченно спросила девушка.
— Ну да.
— Тебе с твоей контузией нужно следить за здоровьем. Я тебе обед приготовила.
— Хорошо, тогда давай пообедаем.
Обед оказался сытным, вкусным и приятным. Меня всё время тянуло к девушке, но пока волю рукам я не давал: скромничал. С собой я прихватил бутылка армянского коньяка, купленного из-под полы за цену, в три раза превышающую номинальную. К сожалению, алкоголь многим помогает окунуться в море страстей, ну или преодолеть некую зажатость, особенно женщинам.
— За твоё спасение, Люба! — открыл я бутылку.
— Да!
— За нашу с тобой встречу в Эфиопии!
— Да!
— За нашу любовь!
— Да!
Ну вот, три «да» прозвучали! Женщина немного расслабилась, не стоит тянуть время. Я встал и, приобняв её, потянул на себя, нежно прикоснувшись губами к её устам. Она тут же обмякла в моих руках. Терзая её губы мягким, но затяжным поцелуем, я погладил тонкую спину, потом спустился ниже, к ягодицам, а затем… Затем она сама повела меня в комнату.
Сорвав с неё одежды, я наконец-то добрался до вожделенного тела. И сейчас с удовольствием наслаждался его белизной, лаская своими, гм, чёрными руками. Рыжие волосы Любы разметались по подушке, губы опухли от беспрерывных поцелуев. Закрыв глаза, она лишь иногда тихо постанывала и выгибалась, подаваясь навстречу моим губам, рукам, а потом и не только им, полностью отдавшись мне.
Мы принадлежали только друг другу, стараясь доставить и получить удовольствие, насыщаясь и утоляя жажду, даря и забирая. И длилось это довольно долго. Но… любая власть имеет свойство исчезать. Люба очнулась, распахнула свои необыкновенно красивые зелёные глаза и пристально уставилась на меня, словно пытаясь проникнуть в мой мозг этими чуткими радарами.
— Ты женишься на мне? — чуть прищурившись спросила она меня.
— Да.
— Обещаешь?
— Обещать — не значит жениться!
— Что-о⁈ — мгновенно вскинулась девушка и приподнялась на локте, чуть нависнув надо мной. Её грудь тут же возмущённо уставилась на меня розовым соском.
— Спокойно, — я положил свою чёрную лапу на белоснежную кожу, предварительно обведя по кругу разгорячённый нашими играми сосок, — спокойно. Иначе зачем бы я стал приезжать сюда, а потом ехать на край света, чтобы, рискуя жизнью, тебя спасать?
— Тогда почему ты меня дразнишь?
— Да пошутил я!
— Ещё раз так пошутишь, и я на тебя обижусь!
— Хорошо, я всё понял! — и я снова повалил любимую в кровать, пока окончательно не устал, тихо шепнув на ухо: — Прости меня.
По светлой коже пробежали мурашки, приподнимая маленькие тоненькие волоски. Расслабившийся было сосок вновь воинственно напрягся, и я заново отдался во власть страсти. Громко скрипел старенький диван, тихо постанывала от наслаждения Люба. Пока в какой-то момент она не выгнулась дугой, будто её поразил электрический заряд, чтобы затем обессиленно упасть на уже скрученную в бараний рог подушку. Я поспешил следом.
— А как мы поженимся, — едва придя в себя, спросила моя дотошная женщина, безуспешно пытаясь сфокусировать на мне свой взгляд, — если ты не имеешь советского гражданства?
— Что-нибудь придумаем. Если с паспортом и гражданством не получится, мы можем пока просто обвенчаться.
— Обещаешь?
— Клянусь!
— Так ты же не православный! — задумавшись на мгновение, выдала Люба.
— Да, действительно. Ладно, тяжело тут с вами. Попробую получить разрешение на брак через посольство. Я завтра улажу дела, потом уеду в Москву, вернусь и попытаюсь всё решить.
— Хорошо, любимый. Я и сама пока всё получше разузнаю, — проговорила Люба, укладываясь поудобнее на моём плече. — Выйти замуж за иностранца можно, а вот уехать из страны и получить другое гражданство очень тяжело.
— Согласен, будем решать.
Обнявшись, вскоре мы заснули на смятой постели.
С утра, ни свет ни заря засобирались. Я в гостиницу и по делам, а Люба кинулась открывать все форточки, проветривая маленькую квартирку от пропитавшего её запаха секса, и наводить порядок к возвращению матери. Дойдя до гостиницы, я разобрался со всей мелочью и пошёл в давешний паспортный стол. Надеюсь, Миша (или всё же Мойша?) дозрел и давно ждёт меня не дождётся. Так оно в принципе и оказалось. Постучавшись, я зашёл в его кабинет и сразу же наткнулся на горящие жадным огнём глаза паспортиста Миши.