Тверской Баскак (СИ)
В его голосе слышу почти нескрываемое облегчение, и это неудивительно. Три дня бешеного марша, почти без отдыха и сна. Такое, даже железного Калиду вымотало, не говоря уж про меня. Я еле держусь на лошади и больше всего на свете мечтаю, чтобы пытка холодом и седлом, наконец, прекратилась. Крыша над головой и теплая печь под боком сейчас для меня предел мечтаний.
Почувствовав жилье, лошади припустили живее, и вот уже по краям укатанной дороги появились первые избы. Даже здесь на окраине видно, что город взбудоражен. На улице, идущей к детинцу, полно народу. Под ржание коней и непрерывный лай собак снует разномастный люд, катятся сани и проносятся вооруженные всадники.
В этой суете на нас обращают внимание только у самых ворот. Часовой в овчинном тулупе и надвинутой на глаза шапке перегораживает нам путь.
— Кто такие? Чего надо?
На эту бесцеремонность спокойно отвечает Калида.
— Наместник Твери к князю Александру Ярославичу.
Скосив на нас придирчивый взгляд и сверив наш вид с каким-то своим внутренним контролем, охранник убирает копье.
— Езжайте прямо. — Взмахом руки он указует направление. — Там все, в княжем тереме.
Проезжаю в ворота с мыслью, что охрана в эти времена не на высоте.
«А если бы мы худое что затеяли⁈ Ни проверили ничего, ни оружия не отобрали!»
Я заметил, что в эти времена расставаться с оружием никто не любит. Единственный раз, когда я видел, как все до единого безропотно сдали свои сабли и ножи, так это в ханском шатре Батыя. В Киеве, даже в княжеских палатах, все бряцали чем-то, если не мечом, то каким-нибудь кинжалом на поясе точно. В Рязани также было, да и в Твери, бояре что на улице, что на совете, всегда при оружии.
Ржевский кремль еще меньше Тверского. Одна улица, два десятка домов, церковь и княжий терем в центре. Сейчас тут княжит Андрей Кривонос. Как сказал мне перед выездом Лугота, князек из худородных, но Рюрикович, из дальней родни смоленских Мстиславовичей.
Спешились у коновязи. В общей суете никто даже коней у нас не принял. Поэтому оставив Куранбасу с парнями разбираться, я вместе с Калидой двинулся к терему. Здесь у дверей охрана встретила нас уже посерьезней. Два гридня остановили еще на крыльце и пустили вовнутрь только когда пришло разрешение.
Едва за спиной захлопнулась дверь и повеяло густым спертым теплом, мне тут же захотелось прислониться спиной к стене и постоять так хотя бы минут пять, пока тело не прогреется до самых костей. Я бы, наверное, так и сделал, если бы не тревожный оклик Калиды.
— Ты чего⁈ Поплохело тебе что ли?
«Видать выгляжу я сейчас действительно хреново, раз даже в этом полумраке Калида смог рассмотреть мою бледность».
— Да нет! Все нормально, сейчас я соберусь. — Похлопав себя по щекам, привожу в тонус и толкаю дверь из сеней в горницу.
Просторное помещение заполнено тусклым светом из нескольких квадратных окошек под самым потолком. Длинный стол посредине уставлен полупустыми мисками и жбанами. На лавках около десятка человек, и все резко повернулись в нашу сторону едва мы вошли.
После дневного света я еще не привык к полумраку и не могу разобрать кто есть кто. Щурюсь в ответ на два десятка любопытных глаз, когда совершенно неожиданно вопрос приходит совсем с другой стороны.
— С чем пожаловал, наместник?
Бросаю взгляд в дальний угол и вижу там высокого парня. Он стоит там в тени, и с совсем юного, едва тронутого аккуратной бородкой лица на меня смотрят по-взрослому жесткие, пронизывающие глаза.
Такие глаза не спутать. Я узнаю Александра, да и этот тон, властный и непререкаемый, мне тоже знаком. Он по-прежнему звучит в моей памяти, как и тогда, почти год назад.
Кланяюсь ему в пояс, и стараюсь говорить спокойно и велеречиво как тут у них заведено.
— Прослышал я что ведешь ты дружину в помощь Великому князю Владимирскому и посчитал своим долгом явиться и испросить — могу ли я услужить чем господину своему?
На лице Ярославича появилось удивление. Тверь лежала прилично в стороне, и заходить туда он не собирался. Более того, учитывая с какой скоростью он двигался на соединение с отцом, даже посылать фуражиров туда не имело смысла.
Легкое удивление на лице князя сменилось откровенным скепсисом.
— Чем же ты можешь помочь Великому князю⁈
Бурной радости на свое заявление, я не ждал, но и такое ледяное равнодушие неожиданно. Не даю пораженческим эмоциям взять вверх и продолжаю спокойно, как задумал.
— Ежели прикажешь, могу выставить ополчение. — Несмотря на явное пренебрежение, читающееся на лице Александра, перечисляю. — Два десятка стрелков, да еще столько же копейщиков. К ним с десяток детей боярских верхами. Всех их Тверь может не только выставить в поле, но и взять на свой кошт на время похода.
Из всего перечисленного князь проявил интерес только к коннице.
— И что, все всадники при хорошей справе? В кольчуге, шлеме и с мечом?
Александр смотрит в самую суть, потому как из десятка, в броне не будет и трети. Такого я сказать не могу, как и откровенно соврать, поэтому отвечаю максимально уклончиво.
— Не все.
На мой ответ тут же раздается дружный смех, и из-за стола поднимается здоровенный мужик в начищенной до блеска кольчуге, усиленной на груди и животе металлическими пластинами. — Княже, да не возись ты с мужичьем, морока одна! С литвой мы и сами справимся!
Поддержанное брагой хорошее настроение гостей еще улучшилось, и все они дружно завторили здоровяку.
— Верно!
— Пусть припас шлют, а сами дома сидят!
— За печкой. Как тараканы!
Последнее заявление вызвало бурный взрыв хохота и грохот хлопающих по столу ладоней.
— Как тараканы… Вот уморил, Гаврила Никитич!
Не дожидаясь пока бурное веселье уляжется, я напрягаю голосовые связки и кричу прямо в лицо здоровяку.
— Не привыкли в Твери за печкой прятаться, и ты, Гаврила, коли не испугаешься, можешь в этом убедиться.
Это был прямой вызов, и в зале тут же повисла гробовая тишина.
— Испугаешься⁈ — Удивленно повторил за мной огромный дружинник. — Ты это мне сказал?
Не отвечая, я резко меняю тему и говорю словно бы совсем не к месту.
— Хорошая у тебя броня Гаврила Никитич, не хуже чем у литовцев.
Резкая смена разговора сбивает гиганта с толку.
— Да, что там у литовцев! У тевтонов лучше нету! — Он было повелся на уловку, но тут же просек это. Встряхнув патлатой башкой, он ухмыльнулся показывая белые зубы. — Ты погоди, наместник, в сторону то не уводи! Ты меня трусом назвал, или я ослышался⁈
Делаю вид, что не слышу вызова и гну свое.
— Выходит, ты в своей кольчуге уверен. — Делаю паузу и смотрю в заполняющиеся гневом глаза гиганта до тех пор, пока он в сердцах не срывается.
— Уверен, уверен! Ты не…
Резко обрываю его, не давая закончить.
— Ежели мой стрелок с тридцати шагов пробьет ее, то что ты на это скажешь?
Такой оборот взывает к его профессиональной гордости, и вообще задевает за живое. Он даже на миг забывает про обиду.
— Чтооо! Да что за чушь ты несешь! — Он обвел взглядом своих сотоварищей, мол вы слышали, и произнес так, словно выдал судебный вердикт. — С тридцати шагов кольчугу и похуже, чем эта, ни один лучник не пробьет. Могу на то об заклад побиться!
Подогревая общий интерес, вытаскиваю из мешка слиток серебра на две гривны и кладу на стол.
— Против твоей кольчуги. Согласен⁈
Гаврила кривится в усмешке.
— Неее! Маловато будет.
— Да ты никак проиграть боишься! — Специально давлю на самое больное, и лицо дружинника вновь багровеет от злости.
— Ты опять…! — Закипая, он уже хватается за рукоять меча, но тут, вдруг слышится голос Александра.
— Здесь не торг, Гаврила. Коли в слове своем уверен, то назад не пяться.
Возразить князю здоровяк не решился и отчаянным взмахом руки разрезал воздух.
— Ааа ладно, давай! — Он протянул свою пятерню. — Мне серебро не помешает.
За столом его поддержали дружным гыканьем, а я молча пожал его ладонь.