Тверской Баскак (СИ)
«Только хорошенько получив по сусалам, новгородцы пойдут на уступки. Им же надо по возвращении хоть что-то предъявить своим землякам, мол, мы старались, даже до драки дело дошло, но не справились, не одолели супостата. Без этого их самих с такой ценой на хлеб могут дома на вилы поднять».
Жалеть или сочувствовать им я не собираюсь, да и потакать своей неуверенности и страхам своих сотоварищей тоже. Раз уж столкновения не избежать, то надо брать инициативу в свои руки. Для меня сейчас самое главное не допустить хаоса и придать неминуемой схватке организованный характер, тогда можно будет и вынести разборки за пределы города и место для этого подходящее выбрать. Место будущей схватки для меня сейчас краеугольный камень, а мясорубка в городской черте крайне невыгодна. Во-первых, убыток и разорение неминуемы и этого мне горожане не простят, а во-вторых, я не смогу использовать свой главный козырь, если, конечно, не хочу спалить Тверь дотла. Поэтому резко встаю и стараюсь говорить максимально твердо и уверенно.
— Хотите решить наш спор железом⁈ — Делаю паузу и обвожу гостей взглядом. — Что ж, давайте! Только пусть все будет по правде, чтобы ни суд людской, ни великокняжеский потом нас худым словом не поминали.
Мое спокойствие явно удивило гостей, видимо, они все-таки надеялись, что угроза подействует и реакция будет совсем иной.
— Ты что, наместник, имеешь в виду⁈ — Афоня нервно огладил бороду. — О какой-такой правде толкуешь?
— О Русской, Афоня, о Русской! — С вызовом, усмехаюсь ему в лицо. — Выйдем в поле, как по старине, и божий суд все решит. Одолеете нас, так заберете весь хлеб задаром, а уж коли мы вас, то заплатите по полгривны за пуд, да еще спасибо нам скажете.
Чувствую, как за спиной зашикали мои акционеры, мол, ты сдурел совсем, Фрязин, ты что несешь⁈ Этот недовольное шиканье слышу не только я, но и наши оппоненты. Явно звучащий в нем страх придает гостям уверенности, и переглянувшись между собой, они быстро приходят к молчаливому согласию.
Афоня вновь оглаживает свою ухоженную бороду, но сейчас в этом жесте уже нет неуверенности, а только горделивая степенность.
— Хорошо, мы готовы побиться об заклад! Ваше зерно супротив нашего серебра. — Он самодовольно усмехнулся. — Выбирай, где желаешь силушкой померяться? Даем тебе такое право, как хозяину, но токмо помни, обратного хода нет. Ты сам это предложил, и когда мы побьем вас, то оставшиеся в живых сами из погребов все мешки вытащат и в сани наши уложат.
«Как хозяину» прозвучало в его устах как слабейшему, но я это никак не реагирую. Пусть потешится, самое главное, я своей цели добился. Выбор поля за мной, и где будет схватка я уже знаю. Это наполняет меня уверенностью в том, что все будет хорошо.
— Раз так, то биться будем на Волге. Лед ныне крепкий, и места там достаточно. — Протягиваю ему открытую ладонь. — Только мы будем стоять под правым берегом у стен нового Тверского острога.
— По рукам и хоть где стойте, — могучая лапа новгородца сжала мою ладонь, — мы вас везде побьем!
Глава 11
Мое славное воинство выстроено на льду под самым левым берегом Волги. Четыре неровные шеренги по двадцать человек, из которых шестьдесят — это мои, так сказать, невольники, а двадцать — дворовый люд главных акционеров. Все они здесь не по доброй воле, а в силу прямой воли своих хозяев, поэтому насчет их боевых качеств я никаких иллюзий не питаю. Выстраивая этот порядок, Калида практически в ручном режиме ставил на свое место почти каждого из них. Так что у меня нет ни малейшего сомнения — с первым же шагом этот строй превратится в неуправляемую толпу.
Здесь почти весь мужской состав моего поселения. Заячьи треухи, куцые разномастные шубейки и лапти гармонично смотрятся с топорами, вилами и изредка торчащими наконечниками копий. Картина удручающая, но я очень надеюсь, что эти люди сегодня в бой не вступят. В моем плане они здесь только для антуража. Главная роль отводится полутора десятку бойцов в кольчугах и моим стрелкам. Стрелки сегодня без арбалетов, а вооружены в основном дубинками. Они, вперемешку с окольчуженными бойцами, выстроены первой линией перед остальным ополчением.
Я стою в этой же линии и чувствую себя, мягко говоря, некомфортно. Кольчуга с чужого плеча давит своим весом и натирает везде, где может. Шлем стискивает башку железным ведром, а длинный меч леденящий ладонь напоминает, что все это не игра, а жутковатая реальность.
Смогу ли я рубануть этой штукой живого человека, не сделавшего мне ничего плохого? Вопрос⁈
Нервы накалены до предела, а сердце грохочет в груди как кувалда. Бросаю взгляд направо, там суровый профиль Калиды. Слева коренастая фигура Луготы. Это он поделился со мной доспехами, тем самым недвусмысленно дав понять, где во время боя следует быть человеку, который все это затеял. Здесь же, в первой шеренге, стоят и остальные члены товарищества: Острата, Алтын зуб и Путята. Я на полголовы выше самого высокого из них, и мне хорошо видны их угрюмые лица. Сразу вспоминается вчерашний совет и полное отчаяние в голосе боярина Остраты.
— Да ты безумец, Фрязин! Ты что наделал⁈ Мало того, что порубят нас завтра в капусту, так еще и добра лишимся, и семьи свои по миру пустим! Как я вообще мог с тобой связаться. — Он тут же набросился на тысяцкого. — А все ты, Лугота Истомич! Уговорил же… Поверим ему, он знает, что делает! Ты и сейчас так же думаешь⁈
Лугота молча хмурится, сказать ему нечего. Ясно, что он думает точно также как и его товарищ — чужак ловко подставил их под мечи новгородцев. Хочешь не хочешь, а теперь придется драться и договориться по-тихому уже не удастся. Новгородцы народ азартный, да и в победе уверены, зачем им отказываться от спора, ведь все зерно даром получат.
Его взгляд обжигает укором, мол, что же ты меня так подвел-то, а я, изобразив на лице обиду, отвечаю с железной твердостью.
— Ты, Острата, лишнего-то не болтай. Я с ума не сошел и за слова свои отвечаю. Завтра, коли мы все выйдем на лед и проявим твердость, то новгородцы отступят раньше, чем прольется первая кровь.
Не скажу, что я в этом абсолютно уверен, скорее питаю большую надежду на такой результат. Лесное сражение показало, что мое новое оружие действенно, а с учетом эффекта неожиданности есть все основания верить в положительный исход моей авантюры.
Этот мой оптимизм разделяют далеко не все, о чем тут же яростно возопил Острата.
— Да с чего бы! Недорослей твоих испугаются, что ли⁈ А ежели иное что у тебя есть в рукаве, так ты расскажи обществу, не таись!
Это был самый волнующий вопрос, и все, кто присутствовал тогда в зале, устремили на меня вопросительные взгляды. Слухи о спасении каравана с хлебом и победе над грабителями все еще бродили по городу. Огненные молнии и стрелы, пробивающие кольчуги, обрастали былинными подробностями, но реально даже очевидцы мало что путного могли рассказать. Горожане пытали расспросами и моих стрелков, и детей боярских, участвовавших в бою, но те выдавали подчас такое, что только еще больше запутывали своих слушателей. Думаю, что большинство разумных людей вообще не верили этим россказням и считали все выдумкой, запущенной моими доброхотами. Тем не менее общий флер загадочности моей персоны за последнее время значительно вырос, добавляя мне как последователей, так и недоброжелателей.
Выдержав тогда этот общий немой вопрос, я ничего разъяснять не стал, а отделался лишь уверенным обещанием.
— Ничего я вам сейчас рассказать не могу. Просто выходите завтра на лед, проявите твердость, и бог пошлет нам всем удачу, можете мне поверить.
Моя самоуверенность никого полностью не убедила, но все же подпитала тот маленький огонек доверия, что все больше и больше разгорался в них со времен заключения нашего союза.
Лугота поднялся первым.
— Ладно, выйдем завтра на лед, коли уж все равно другого выхода у нас нет. — Он еще раз мрачно зыркнул в мою сторону и с какой-то обреченностью хмыкнул. — Даже не знаю, почему я все время ведусь на твои обещания⁈