Тверской Баскак (СИ)
Не проронивший до этого ни слова, боярин Якун вдруг шумно выдохнул.
— Ну, предположим, мы соберем деньги и даже сумеем скупить все зерно. Кто сказал, что новгородцы станут платить вчетверо против нынешней цены. У них снега зимой не выпросишь, а тут вчетверо… Да они на ножи нас поставят, а город спалят дотла!
Боярин замолчал, и лица всех присутствующих резко развернулись в мою сторону, мол что скажешь? Диспут в один момент перетек совсем в иную плоскость, но в отличие от предыдущих прений, к этому вопросу я готов. Даже более того, я его ждал, потому что передо мной стоит совершенно невыполнимая задача. Убедить этих сквалыг сброситься на общее дело, с учетом того, что у меня-то самого денег нет ни гроша.
Встаю и упираюсь двумя руками в стол.
— Новгород в драку не полезет! Это проблему я беру на себя.
— Одних твоих слов маловато будет. — Стрельнул в меня насупленный взгляд Луготы. — Ты здесь человек новый, сегодня есть, завтра нет, а отвечать нам придется.
Стараюсь смягчить ситуацию и растягиваю губы в улыбке.
— Как и что будет делаться — это уже детали. Их я буду обсуждать только с членами товарищества, поэтому сначала надо договориться о принципиальном согласии. — Вынимаю из-за пазухи свернутую трубочку пергамента и разворачиваю его. — Из опыта прошлых лет, я высчитал, что за осеннюю ярмарку проходит около пятисот пудов зерна. Значит, по существующим ценам, нам надо собрать около 60 гривен серебра. — Видя, какое гнетущее впечатление произвела цифра на моих слушателей, тороплюсь подсластить пилюлю. — И тогда, продав все по пол гривны за пуд мы получим почти двести гривен чистой прибыли.
Услышав мой проспект, глаза моих предполагаемых компаньонов полезли из орбит и им потребовались серьезные усилия, чтобы сохранить благообразное спокойствие. Пользуясь тишиной, я ставлю в разговоре последнюю точку.
— Итак, если поровну, то каждый из вас должен вложить в дело по двенадцать с половиной гривен серебра.
После этих слов, я осознал, что такое настоящая тишина. Она наступила только сейчас, даже сопение куда-то исчезло, и остался только стрекот сверчков где-то далеко за стенкой.
Наконец, первым отреагировал, один из купцов.
— Погоди, если шесть десятков разделить на шестерых, то получается по десять на каждого. Почему по двенадцать с половиной?
Как я и ожидал, купцам счет привычней, и они посчитали быстрее. Начиналась самая трудная и самая непредсказуемая часть разговора.
Выдержав паузу отвечаю прямо в нацеленные на меня глаза.
— У меня серебра нет. Все что было, все вложено в дело, с которого я верну вам свою долю после ярмарки. — Не давая никому вставить слово, поднимаю вверх указательный палец. — Но!.. Я беру на себя организацию всего процесса и защиту наших интересов.
— Ээээ, нет! — Якун резко поднялся из-за стола. — Я в таком разе не участвую! — Опрокинув табурет, он шагнул к двери, но вдруг, остановившись, повернулся к остальным. — А вы чего сидите⁈ Разе не видите⁈ Он развести нас хочет, как детей малых. Ишь, пряников наобещал, а вы и купились. Ему только серебро ваше и нужно, а потом ищи ветра в поле. — Скривившись усмешкой, он кинул на меня взгляд. — Так ведь, фрязин⁈ За дураков нас держишь⁈ — Тут он резко развернулся к тысяцкому, и в его голосе зазвучала угроза. — А тебе, Лугота, еще перед обществом ответ держать за то зерно, что мы уже ему дали по твоей милости. Выполнять свои обещания, как мы видим, он явно не собирается.
Сотрясая половицы, боярин грузно зашагал к двери не переставая ругаться в голос.
— Интересы он наши защитит! Да что он можешь защитить⁈ — Обернувшись напоследок, он вонзился в меня взглядом. — У тебя может дружина есть? Может ты под этим столом сотни воев прячешь, кои выскочат по твоему веленью и всех наших врагов порушат. — Он заржал в голос и вышел из горницы, на прощание крепко шибанув дверью об косяк.
Звук гулко прошелся по терему, и пока он затихал, я еще ждал чуда, но оно не случилось. Через мгновение поднялся Острата, за ним купцы и последним встал тысяцкий. Молча, не говоря ни слова, они вышли за дверь, оставив меня разочарованно стоять посреди пустой комнаты.
Глава 7
До самого вечера я пребывал в чудовищном настроении. Все рушилось! Я, конечно, не ожидал, что они примут мое предложение на ура, но чтобы вот так! Чтобы все развернулись и ушли!
Это уже чересчур, и где же теперь взять денег на мою гениальную операцию. За идею продать новгородцам и ливонцам зерно в четыре раза дороже, моя совесть меня совсем не мучила. И дело здесь не в жадности или черствости, ведь на Новгородчине или в Ливонии не все смогут купить хлеб по такой цене, и скорее всего простой люд будет голодать. Нет, тут дело в знании.
Когда-то я писал курсовую по этой теме и точно знаю, что через год от Новгорода до Риги будет ровно такая цена на хлеб, какую я недавно озвучил. Ведь следующей весной Батый начнет свой поход на запад, и его орды пройдутся разрушительным смерчем по южнорусским землям. Урожая не будет не только на Рязанщине, Черниговщине и в Киеве, но даже на Волыни и Галичине. Дефицит зерна скажется на цене, она поднимется и никогда уже не опустится. Значит, я не заламываю какую-то сверхъестественную цену, а просто немного ускоряю процесс и хочу взять то, что так и так возьмут чьи-то чужие загребущие лапы.
Мотаясь из угла в угол по горнице, я пытался отыскать какой-то иной вариант быстрого получения денег, но новых идей, где раздобыть серебро на закупки, не появлялось. Это бесило еще больше, ведь не будет зерна — не будет сверхприбыли, а значит все мои планы притормозятся или сказать точнее встанут совсем.
Слоняться без дела стало уже совсем невмоготу, но и заняться хоть чем-то не было сил. Все валилось из рук. В голове стояла только злость на самого себя, и вопросы: Что я сделал не так? Почему они даже обсуждать условия не стали?
Прошелся по двору, наорал на Куранбасу, затем еще кому-то попало ни за что. Поискал глазами Калиду, но тот, словно почувствовав мое настроение, как сквозь землю провалился. Солнце уже начало клониться к закату, и я понял, что если сейчас останусь сидеть в четырех стенах, то меня разорвет от злости. Вскочил, думаю, махну на ту сторону Волги, в свой строящийся острог. Там все свое, все крутится согласно моей воле и моим замыслам. Никто со мной не спорит и оскорблений в лицо не бросает, авось полегчает и что-нибудь путное на ум придет.
Вышел с кремля через малые ворота и спустился к Тверце. Здесь торговые причалы и наша плоскодонка на берегу лежит. Кстати, эта нехитрая лодчонка в первый день своего прибытия сюда произвела настоящий фурор. Еще бы, в эти времена из одного ствола получают одну доску, поэтому плавсредство такого размера проще выдолбить. Один ствол — одна лодка, или одна доска⁈ Выбор очевиден.
Наша же лодчонка собрана из пиленных досок, немудрено что до сих пор народ глядит на нее как на блажь миллиардера. Это первая проба моей циркулярки ножного привода, но здесь на правом берегу про мои «изобретения» ничего не знают. Товар готовится к ярмарке и лишняя шумиха мне пока ни к чему. За сохранностью секрета следит Калида, а значит я спокоен, муха без его догляда не пролетит.
Иду, вижу у лодки кто-то стоит. Это дело обычное, любопытных все-еще хватает, так что, не задумываясь, подхожу ближе и узнаю тысяцкого, вместе с ним и одного из купцов, что был на встрече.
Пытаюсь скрыть бурлящее во мне раздражение, но в голосе все равно сквозит недовольство.
— Неожиданно! Чем обязан столь нечаянной встрече?
Оторвав глаза от лодки, Лугота поднял на меня взгляд.
— Да вот пришли на твою лодчонку взглянуть. — Он усмехнулся в бороду. — Занятная вещица.
После этих слов зависла неловкая пауза. В соответствии с нынешними понятиями, после похвалы я должен сказать что-нибудь доброе в ответ, но мне совершенно не хочется этого делать, и я упрямо молчу.
Еще подождав, Лугота все же продолжил.