Тверской Баскак (СИ)
Перевожу взгляд на пехоту — там дела тоже идут неважно. Разогнавшись в атаке, ополченцы разорвали строй, и в пустоты тут же ворвалась монгольская конница. Теперь битва разделилась на десятки отдельных сражений, в которых окруженные со всех сторон рязанцы отбивались от наседающих всадников. Кое-где ополченцы уже не выдержали этого кошмара и побежали.
Строй еще стоял, но отдельные ручейки на моих глазах начали превращаться в общий поток. Еще несколько минут и словно порвалась невидимая струна. Сопротивление закончилось, и пошло повальное бегство. Бросая оружие и щиты, рязанцы бросилась врассыпную, но от преследующей конницы им было не уйти. Монголы, завывая от восторга, бросились преследовать бегущего врага, превращая всю степь в сцену безжалостного избиения.
Смотреть на это было невыносимо, и я прикрыл глаза. В голове закрутилась тоскливая мысль:
«Сколько будет еще таких поражений, сколько еще народу порубят и угонят в полон!»
К ней еще примешивалось злое возмущение:
«Неужели требуется двести лет, чтобы найти противоядие против такой тактики. Ведь все же так просто. Тотальное преимущество в коннице и в стрелковом оружии. Зачем монголам лезть в драку, когда можно безнаказанно расстреливать врага, а попытавшейся контратаковать немногочисленной коннице надо просто дать возможность прорваться, а потом взять в кольцо и уничтожить, пользуясь опять же численным преимуществом именно в кавалерии. Простота потрясающая».
Открываю глаза от режущего уши боевого вопля, это Кулькан повел сотню своих телохранителей позабавиться над бегущим врагом.
«Это уже перебор! — Зло дергаю кобылу за повод. — Я на такое смотреть не подписывался».
Вся свита, улюлюкая, помчалась вслед за ханом, а я, демонстративно развернувшись в другую сторону, начинаю спуск к бывшему лагерю. Кому другому такое бы с рук не сошло, а мне можно, я слуга божий, стою выше страстей человеческих.
Храня на лице отстраненный вид, иронизирую про себя: «Спасибо, Сеня, за бесценный подарок, без него вряд ли я вообще дожил бы до сегодняшнего дня».
* * *С самого утра идет снег и конкретно подморозило. Середина декабря, а сугробы уже навалило, будь здоров. Из труб засыпанных по самые окна домов столбом идет дым. Там, в раскинутых вокруг Рязани слободах, расположились киево-черниговские дружины Ярослава и Михаила. Монголы же предпочли разбить лагерь на льду Оки, чуть выше городского кремля. На просторе им спокойней, оттуда просматриваются как близлежащие подходы, так и сам город, что высится на крутом яру белыми заледеневшими башнями. Ворота закрыты, но посольство от городского совета здесь, в кузнечной слободе, в доме старосты.
Большое, длинное помещение словно ножом разрезано дощатым столом. С одной стороны, киевский и черниговские князья, их бояре и представители хана Бату — Турслан Хаши и Фарс аль Хорезми. С другой, рязанская господа и представители городского веча.
Тысяцкий города Алтын Коча тычет пальцем в пергамент договора и, глядя прямо в глаза Ярославу, вопрошает:
— Ты будешь Великим князем Владимирским. С этим мы согласны. Князей без твоего выбора к себе не звать, и выход, что по старине положен, тебе давать — тоже согласны. А вот этот пункт о чем, не пойму⁈ Какой такой царь татарский?
Ярослав отвечает, не отводя взгляда.
— Коли я присягнул на верность Бату хану, то и вы должны. Отныне вся земля русская войдет в состав огромного монгольского царства.
Сразу же загомонило несколько голосов.
— Постой, постой! Что ж выходит, князю своему плати, тебе плати, да еще и какому-то хану тоже надо платить! Не много ли вас таких⁈
На лице Ярослава заходили скулы, и он бухнул кулаком по столу.
— Цыц, пустое несете! Нет у вас выбора! Или войны хотите? — Он обвел послов тяжелым взглядом. — Рязань присягнет Великому монгольскому хану с вами или без вас. Что выбираете?
Рязанская сторона стола угрюмо замолчала, а Ярослав подвинул пергамент в их сторону.
— Подписывайте! И благодарите, что живы и город ваш цел.
По лицам послов видно, что подобная резкость им в диковинку. Городская господа привыкла подолгу обсасывать вопросы, торгуясь и выжимая максимум привилегий, а тут на тебе, давай решай все в один миг. Ежели бы Юрий Ингваревич не погиб две недели назад на реке Воронеж, то возможно, рязанское посольство вело бы себя по-другому, а так они остались одни против и Ярослава, и Михаила Черниговского, да еще и татар неведомых.
Вот встал тысяцкий и, выражая общее мнение общества, объявил.
— Нам бы, благородные князья, посовещаться, с вашего соизволения.
Ярослав бросает взгляд на монгольского нойона, а тот в свою очередь на меня. Я перевожу, и Турслан Хаши, к моему удивлению, не возражает, принимая решение горожан как должное.
Теперь я понимаю, почему Батый доверил вести все переговоры Турслану, а не Кулькану, тот, наверняка бы, уже взорвался. Сидим тут бог знает сколько и конца-края не видно. Посольство, по-моему, уже раз в третий уходит совещаться. Ярослав почти на грани, Михаил тоже побагровел от гнева, а Турслану Хаши все как с гуся вода. С нашей стороны, он словно олицетворение восточной неторопливой мудрости и рассудительности — вопрос сложный, спешить не стоит. За сегодняшнее решение всем придется отвечать головой.
Вся сложность в том, что Рязань первый город Руси, что принимает на себя власть монгольского хана. Для всех это в новинку. Ведь даже Киев и Чернигов до сих пор остаются независимыми. Князья их, да, стали вассалами Великого хана, а города нет. Я даже подозреваю, там до сегодняшнего дня все еще плохо представляют, какую авантюру затеяла их военная элита. Им еще предстоит этот сложный выбор, а вот у рязанцев времени уже нет, надо либо садиться в осаду, либо присягать хану.
В этот раз посольство вернулось довольно быстро, и усевшись на лавку, Алтын Коча начал без предисловий.
— Наши условия такие. Власть хана принимаем. Тебя, Ярослав, признаем Великим князем Владимирским, но в город наряд воинский не пускаем и просим князем себе сына покойного Ингвара.
Ярослав вновь глянул на Турслана Хаши, я как раз закончил тому переводить, и представитель Батыя отрицательно покачал головой. Эти пункты уже обсуждались между ними, и позиция монголов князю была известна. Он перевел жесткий взгляд на рязанцев.
— Я уже говорил вам и еще повторю. Ингвар Ингваревич воевал против монгол, а значит, на стол рязанский сесть не может. У них на это правила жесткие. Пока в городе будет мой наместник и баскак татарский с отрядом.
Господа рязанская вновь недовольно забурлила, но Ярослав тут же пресек недовольство.
— Отряд небольшой будет, токо для порядка, и наместник тож на время войны лишь. Как взойду на престол Владимирский, обещаю, будет у вас князь.
Глава 9
Монгольское войско и князья со своими дружинами двинулись к Коломне, где, по слухам, собирались полки Великого князя Юрия, а я остался в Рязани. Не по своей воле, естественно.
Кулькан назначил временным баскаком Рязани одного из своих сотников, а поскольку тот кроме того, что рубить врагов и пасти скот, ничего больше не умел, то Турслана Хаши оставили помочь бедолаге на первых порах. Меня он, наверняка, уже считал частью своей свиты, поэтому просто уведомил, как бы невзначай — мы остаемся в городе. Я поначалу даже обрадовался — хоть с лошади этой проклятущей слезу, но когда въехали в городские ворота радости этой сразу поубавилось.
Улочки узкие, по бокам засыпанные снегом избушки — одни крыши торчат. Лица навстречу злые и насупленные, того и гляди разинется в крике рот и завопит — бей их! Я, конечно, все понимаю, радоваться им нечему. У многих на берегах реки Воронеж братья и сыновья лежать остались, но с другой стороны, все могло бы быть намного хуже.
Как там в летописи сказано — «ворвались татары свирепые в горящий город и порубили всех, не щадя ни малого, ни старого». Пока ничего подобного нет и в помине, вон они едут, никого не трогают, лишь глазищами своими узкими по сторонам зыркают.