Проводница

— Оль, подойди, дело есть…
— Ты заходи, — махнула она. — Чаю попьем. Чего мокнешь?
— Нет, — почему-то отказался Мишка. — Я спешу. Дел еще невпроворот. — Он озабоченно посмотрел на затянутое серой пеленой небо. — Если завтра такая погодка будет, мужики могилу не выкопают. Там же на новом кладбище суглинок …
У Ольги сердце ухнуло вниз и сжалось от нехорошего предчувствия.
— Могилу? — переспросила она и поднялась, на слабеющих ногах подошла к окну. — Кто умер, Мишка? Тамара Ивановна?
Она сразу подумала про соседку, потому что… просто боялась подумать о ком-нибудь другом.
Мишка крякнул и уставился на нее круглыми глазами.
— Типун тебе на язык! Тетка Тамара у нас, как Ильич, живее всех живых. Еще и нас с тобой переживет… — Он запнулся и осторожно спросил: — А ты что, ничего не знаешь?
— О чем? — с замиранием сердца спросила Ольга. Она сама не услышала своего голоса, вместо четких звуков из горла вырвалось какое-то сипение, но Мишка понял и мучительно скривился.
— Ох, не хотел я к тебе заходить…
— Мишка! — выдохнула Ольга. — Говори…
Он отвел взгляд и выдавил:
— Никиту убили. Весь город говорит… Я думал, ты знаешь…
Ольга схватилась руками за подоконник. Ей показалось, что она сейчас упадет, потому что земля вдруг начала переворачиваться перед глазами, закружилась в лихорадочном темпе, в воздухе поплыли беспорядочной чередой красные пятна, потом все вокруг резко потемнело… и опять встало на свои места.
Мир не перевернулся. Земля не сорвалась со своей оси. И Ольга не умерла от неожиданного страшного известия. И даже не упала в обморок.
Она устояла на ногах, вцепившись побелевшими пальцами в край подоконника, и только глухо выдохнула:
— Когда?
— Позавчера ночью, — ответил Мишка, невероятно обрадованный тем, что она ведет себя адекватно.
— Кто?
— Если бы знать, Оль… Менты разбираются… — промямлил он.
— Где?
Дома…
— Как?
— Что «как»? — растерялся Мишка.
— Я хочу знать, как он умер… — чужим голосом, словно не слыша саму себя, произнесла Ольга.
— Оль, не надо… — замялся Мишка. — Зачем тебе? Его ведь уже не вернешь… Какая разница…
— Я хочу знать, — тупо и упрямо повторила она.
— Ему… Ну, в общем, перерезали горло. — Мишка переглотнул. — По почерку, сама понимаешь…
— Чехи, — кивнула Ольга. Так в прилегающих к Чечне областях называли чеченцев.
Мишка кивком подтвердил ее догадку и торопливо добавил:
— Я не знаю, Оль, какие у вас с Никитой дела были… Любовь-морковь или что посерьезнее… Но ты мне не чужая. Мы с тобой на одном горшке сидели и по этому двору с голой задницей бегали… А потому я тебе как сестре скажу, уезжай, Олька, от греха подальше. Рот на замок и ноги в руки. Никита никогда лишнего не трепал, а вот хоронить будем… — Он тяжело вздохнул. — Ты поняла меня?
— Поняла, — безжизненным тоном отозвалась Ольга. — А когда похороны?
— Послезавтра. Мы с ребятами скинулись, заказали, что положено, матери его телеграмму дали… Ты извини, Оль, мне еще на кладбище место выбрать надо и водки купить.
— Я с тобой, — решила Ольга.
— Нет, не надо, — Мишка хотел отказаться, ему не с руки было возиться с ней, но Ольга уже надела кроссовки и выскочила под дождь.
— Окна закрой, — напомнил Мишка.
— А! Что у нас брать! — отмахнулась она.
Никиты больше нет… И никогда не будет… Ольга думала об этом постоянно, но никак не могла до конца осознать эту мысль. Она все время возвращалась к ней и внутренне удивлялась, что не чувствует острой боли. Все ощущения как будто притупились. Слова окружающих звучали, словно через слой ваты, а очертания предметов виделись сквозь серую пелену…
Она не понимала, что значит: никогда… Мозг отказывался охватить и осознать такое глобальное понятие. Ни-ког-да… Это нельзя ощутить, пощупать, потрогать… Это не завтра и не послезавтра…
Никогда… Значит, Никиты не будет ни через месяц, ни через год… Но ведь когда-нибудь он должен появиться! Потому что это не может быть правдой! Она подождет… Как ждут из тюрем и лагерей, как ждали с войны… «Жди меня, и я вернусь… Только очень жди…»
 
Чепуха… Как бы исступленно она ни ждала, как бы ни молила Бога вернуть его, Никита не вернется… Это процесс необратимый… Смерть не поезд, она не может дать обратный ход… И нельзя дернуть стоп-кран.
Никиты больше нет. И это непонятно. Как это нет, когда он стоит у нее перед глазами. Кажется, протяни руку, и можно коснуться его щеки… провести пальцем по горячим губам… взъерошить волосы… Можно прижаться к крепким бедрам, ощутить на виске его дыхание, скользнуть ладонью по груди и припасть головой к уютной ложбинке под ключицей — созданной природой выемке для ее щеки…
Это как конструктор «Лего» — впадинка и выпуклость должны совпасть и притереться… И у них с Никитой так же: его впадинки — ее выпуклости, и наоборот — все подходило, притиралось идеально, словно они были созданы друг для друга, как две детальки Божественного конструктора…
Нет, не были! Они есть! Нельзя думать о Никите в прошедшем времени… Может быть, произошла чудовищная ошибка? Может, убили кого-то другого, а Никита успел куда-нибудь скрыться? Ну и что из того, что он не собирался? Передумал в последний момент…
Ведь ему перерезали горло… может быть, его не смогли опознать, приняли за него другого? Мишка сказал, что его убили дома… Ну и менты решили, что, раз у него в квартире, значит, он. А это ведь может быть кто-то совсем другой…
Мозг отчаянно подкидывал в воспаленное сознание одну версию за другой, находил оправдания, подтверждения своим нелепым предположениям, цеплялся за любую возможность, лишь бы не пришлось согласиться с тем, что все это правда.
Ольга тупо таскалась за Мишкой, почти не понимая, что происходит вокруг. Они сначала долго оформляли какие-то бумаги в белом одноэтажном домике конторы, потом в сопровождении полупьяного дядьки таскались по кладбищу, поскальзываясь на размытой дождем земле. Было мокро, холодно, Ольга куталась в старую черную кофту и молчала. А дождь все моросил и моросил.
— Здесь, — сказал мужичок и ткнул пальнем в небольшое пространство между двумя оградками. — Сюда завтра с утра приходите и копайте.
— Нам самим, что ли? — удивился Мишка.
— А кто ж это делать будет? — удивился в ответ мужичок. — Я тут один. Надорваться мне, что ль?
— А лопаты? — поинтересовался Мишка.
— Инвентарь я дам, — оживился дядька. — И советом помогу, вы ж не знаете, как надо… ну а вы мне пузырь за совет…
— Ладно, — махнул рукой Мишка.
Он тронул Ольгу за локоть, но она не двинулась с места, сосредоточенно глядя на квадрат земли под ногами.
Послезавтра на этом месте будет вырыта яма, в которую опустят Никиту. И с этих пор эта земля будет считаться его обителью. Здесь возникнет холмик, накрытый венками, потом небольшой скромный обелиск с годами рождения и смерти …
Говорят, что вблизи мертвых, на кладбище, хорошо думать о вечности… Вздор! Ольга не могла думать дальше послезавтрашнего дня. Ей нетерпеливо хотелось увидеть его, пусть даже неподвижного убедиться, что это он, или, к своему счастью, разувериться в этом.
— Пойдем, — сказал Мишка. — Ты дорогу запомнила? Приходить к нему будешь?
— Я на похороны останусь, — глухо сказала Ольга.
— Тебе ж в рейс.
— Поменяюсь. — Она прерывисто вздохнула. — Не могу я, Мишка… Я его увидеть должна…
— Нельзя его увидеть, — испугался он — Экспертиза, сама понимаешь…
Ольга угрюмо кивнула и поплелась за ним следом На подошвы кроссовок налипла тяжелая грязь, и она, остановившись у ограды, принялась долго и тщательно скрести подошвами о железную перекладину. Мокрая земля отпадала крупными липкими комьями, на изломе которых были видны спутанные корешки пожелтевшей, выгоревшей за лето травы.
— Слышь, Оль, ты бы поплакала, — осторожно сказал Мишка.
Она безучастно пожала плечами:
— Не получается. Я, наверное, неправильная. Не хочу я плакать, Мишка. Мне как-то все равно… Может, я слишком черствая? — Она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза тяжелым взглядом. — Только ты не думай… Я люблю его.