Добровольно проданная (СИ)

— Все верно. Будем над этим работать.
Киваю. Молоко приливает. Много молока, просачивается через бюстгальтер и платье.
— Саша сейчас проснется, — сообщаю я, замечая, как он смотрит на мою грудь.
— Ты устала, иди наверх, корми сына и ложись спать. Я приму душ?
— Это твоя квартира, — развожу руками.
— Твоя, — улыбается,
— Ты тоже устал, пошли наверх, я дам тебе полотенце,
Меня просто выключило, после того как переодела и прокормила сына. Только прилегла и моментально уснула. Слишком эмоциональный был день. Проснулась, как всегда, по моему любимому будильнику. Саша, как по часам, требует внимания ровно в восемь утра, и ему не важно, что мама не выспалась. Соскакиваю с кровати, беру его на руки и только сейчас замечаю, что Адамади спит рядом, Лежит на животе, укрытый по пояс, Спина широкая, мышцы рельефные, и в нашей комнате пахнет мужчиной.
— Тсс, — шепчу сыну, — Папа устал.
Перекладываю Сашу на пеленальный столик и меняю подгузник, А он, словно понимает, смотрит на меня внимательно, но звуков не издает. Сажусь с ним в кресло, обнажаю грудь и кормлю, а сама разглядываю Константина, изучая. Хочется забраться к нему под одеяло, провести ладонями по этой красивой мужской спине, прикоснуться губами и скользить ими вдоль трапеции. Щеки краснеют от фантазий, Вчера, в машине, Константин был настойчив, но я испугалась. Какой-то ступор, Почти год прошел без нескольких месяцев. Я отвыкла, меня сковало страхом перед его ураганом страсти и страхом боли после родов.
Мой мальчик наелся и спать совсем не хочет, агукает, губки надувает и болтает ножками. Перекладываю Сашу на кровать, быстро собираю растрепанные волосы в косу и поправляю лямки пижамного топика. Саша издает громкий звук, и Константин вздрагивает, поворачивает голову в нашу сторону, осматривает сначала меня, потом сына и улыбается.
— Сколько времени?
— Еще рано, мы жаворонки, — не могу прекратить улыбаться. Я по-своему счастлива — все, кого я люблю, рядом,
— Ну-ка, идите сюда! — командным голосом говорит Константин, двигается, ложится на бок и хлопает по кровати. Перекладываю Сашу на середину и ложусь рядом.
— Доброе утро, Александр, — Константин обращается к сыну, наклоняется и водит носом по его носику. Никогда не думала, что этот холодный мужчина может быть таким мягким, трепетным. Играет с сыном, целует, вдыхает его запах, что-то шепчет, а я насмотреться на них не могу. — Глаза у нас мамины, красивые,
— Вот только глаза, а остальное — как с тебя писали, — смеюсь я. Веду плечом, лямка скользит, спадая, открывая грудь. Предательская ткань на секунду цепляется за сосок, не успеваю подхватить… Цепкий взгляд Адамади скользит по моей груди. Сглатывает, закрывает глаза, пока я быстро натягиваю лямку.
— Ты боишься меня? — вдруг спрашивает он. Отрицательно мотаю головой.
— Нет, просто… я… — теряюсь, начиная краснеть. А Адамади усмехается.
— Ладно, зафиксируйся так, моя невинная девочка.
— Ты тогда посиди с Сашей, я в душ, — соскакиваю с кровати и убегаю в ванную.
Мне так неловко, словно я действительно опять невинна. От Константина исходит аура хищника, спокойно реагировать нельзя, как бы ни сложилось, всегда чувствуешь себя жертвой.
Снимаю пижаму, захожу в душевую кабину, встаю под теплые струи воды, а у самой тело сводит, и дыхание учащается. Пытаюсь отдышаться, беру шампунь, мою голову, споласкиваю кондиционер. Беру гель и долго намыливаю тело. Вздрагиваю, когда створка душа открывается, и в кабину совсем голый входит Константин. Черт. Привыкла жить с мамой и не запирать дверей.
— А Саша? — отступаю, прижимаясь к кафельной стене,
— Уснул, — спокойно сообщает он, вставая под воду.
— Его нельзя оставлять на кровати, нужно переложить в кроватку, — дергаюсь, чтобы выйти из душа. Но на самом деле ищу повод, чтобы сбежать.
— Стоять! — как раньше командует, понижая голос, и перехватывает за талию, вжимая в кафель, — Я переложил его в кроватку. — Киваю ему, замирая. — Бегать от меня будем? М? — ухмыляется, а меня в жар кидает. Сжимаюсь, кусая губы, — В чем проблема, София? — отпускает талию, ставит руки на кафель по обе стороны от моей головы, — В глаза мне посмотри! — Боже, он не поменялся. Совсем. Такой же властный и сильный. Это и пугает, и обжигает одновременно. Поднимаю глаза, стараюсь выдержать его пронзительный взгляд,
 
— Я отвыкла и после родов…
— Тебе нельзя?
— Уже можно, но страшно, — признаюсь я.
— Моя девочка, — смягчается, наклоняется, убирает мокрые волосы с моего лица и вдыхает запах у виска, — Я аккуратно, — шепчет мне на ухо, водя губами. Мурашки рассыпаются по телу.
— Мама внизу… — голос срывается, когда он вжимается в меня телом, и я чувствую его мощь.
— А мы тихо, — вкрадчиво шепчет он. — Девочка моя, я настолько голодный по тебе, — перехватывает мой подбородок и накрывает губы. — Ты очень мне нужна, — выдыхает. Всасывает мои губы, проникает языком в рот, сплетая наши языки. Целует, целует, целует, долго, удерживая за подбородок, не позволяя отстраниться и вдохнуть кислорода. В тот же момент хватает мою ногу, поднимает и закидывает на свое бедро, тесно прижимая к себе, заставляя почувствовать, насколько возбужден, — Забудь обо все, отпусти себя, растворись во мне, — говорит в губы и одновременно покусывает их. Внутри все трепещет, легкий страх смешивается с чем-то горячим, Я действительно чувствую себя девственницей, словно и не было между нами ничего.
Константин
Она трепещет, словно снова невинна. Настолько отвыкла от меня… Эта мысль немного сбивает с толку, но я настолько хочу почувствовать ее, что меня потряхивает. Ее тело было идеальным и до родов, а сейчас оно совершенно, и даже небольшой животик вызывает во мне дикое возбуждение. Долгая голодовка сносит крышу, ее запах будит что-то животное. Окидываю ее голову за мокрые волосы, целую шею, всасываю кожу, где так сильно трепещет пульс, одновременно потираясь каменным пульсирующим членом о влажные складочки, Это не просто потребность в сексе, это какая-то дикая жажда обладать этой девочкой, только моей девочкой, это желание жить ради нее.
Спускаюсь вниз по ее мокрой коже, оставляя несколько меток на тяжёлой, упругой груди, втягиваю в рот сосок, и мне в рот течет струйка сладкого молока, И это тоже дико возбуждает, так что член начинает болезненно пульсировать, Пью мою девочку, сильно всасывая то один, то второй сосок, отстраняюсь, чтобы глотнуть воздуха и посмотреть, как моя девочка хватает воздух и облизывает губы.
Вновь впиваюсь в покрасневшие соски, с жаждой пробуя мою вкусную девочку, кусаю, оттягивая соски, чувствуя, как ее пальчики скользят по моим плечам, как она ищет равновесия, впиваясь в мою кожу ноготками, царапает и издает глухой стон, кусая губы, Да, моя маленькая, очень сложно сдерживаться. Она всегда открытая, неподдельная, эмоциональная и уязвимая, никакой имитации и притворства, все чувства напоказ, И это тоже заводит,
— Ты великолепна, моя маленькая девочка, — проговариваю уже в губы, не целую, дышу с ней одним воздухом, касаясь пухлых губ. Запускаю между нами руку, веду по животу, сжимается, стесняясь. — Ты прекрасна, — оставляю небольшой поцелуй в краюшки приоткрытых губ. Накрываю нижние губки, раскрываю, скольжу внутрь, Опять сжимается, не пуская,
— София! Не зли меня! — рычу. — Впусти! — проталкиваю пальцы и хрипло стону от того, какая она горячая, мокрая, бархатистая. Массирую подушечками пальцев самую чувствительную точку и ловлю ее стон губами, — Больно? — интересуюсь, хотя вижу, что нет. Плывет моя зайка,
 
— Нет, — скользит по кафелю, ножки дрожат. Сильнее вжимаю ее в кафель, стискиваю бедра, не позволяя ей упасть. Отрываю ее ладонь от моего плеча и накрываю жаждущий член ее рукой,
— Сожми! — требую и закатываю глаза, когда она подчиняется, Кровь закипает, дышать становится нечем, потряхивает от напряжения, Но я хочу ее настолько расслабить, чтобы потеряла разум и отдалась полностью, Позади меня льется вода из душа, окропляя спину, и каждая капля бьет, словно по оголенным нервам, усиливая возбуждение. — Двигай ручкой, зайка, — прошу я, а сам нащупываю клитор, сжимаю, ощущая, как София содрогается, начиная биться в моих руках, словно птица. — Тихо, тихо, можешь кусать мои губы, но не кричи, моя красивая.