Добровольно проданная (СИ)

— Аааа! — стону в голос, открываю воду и начинаю умываться. Противно от самой себя. Сжимаю ноги, закрываю глаза, пытаясь прийти в себя и отрезветь. Меня трясет от злости и возбуждения, Кажется, даже становится физически плохо: тело горит, трясет, низ живота ноет.
Вздрагиваю и замираю, когда ручка двери резко дергается.
— София! Открой! — требует Константин.
— Я сейчас, — вновь умываюсь, поправляю платье и спешу. Гашу свет, распахиваю дверь, но выйти не успеваю, Адамади вталкивает меня назад в темную комнату, Запирается и, не включая свет, в полной темноте прижимает к холодному кафелю,
— Кто тебе разрешал сбегать от меня?! — рычит, тяжело дыша, обжигая меня своим горячим дыханием, Я не вижу его холодных глаз, но подозреваю, что там сгущается грозовое небо, и сверкают молнии,
Он хватает меня за подбородок, сдавливает скулы и еще сильнее вжимает в холодный кафель, лишая дыхания, позволяя почувствовать его дикое, злое возбуждение,
— Не смей больше этого делать! — впивается в мои губы, как голодное животное, снося меня своим напором.
За столом он казался таким спокойным, Откуда столько дикой страсти? Всасывает мои губы, проталкивает язык, цепляя мой,
— Отвечай мне! — кусает за губы, а я не могу дышать от его напора, Нет, я не боюсь, страха нет, просто куда-то плыву, Мир вокруг кружится, а тело горит огнем. Неуверенно соприкасаюсь с его языком, еще и еще всасываю напористые наглые губы и выдыхаю Константину в рот, когда он грубо сжимает мою грудь через ткань платья. Мужчина отрывается от меня и резко разворачивает к себе спиной, вжимая щекой в кафель.
— Прогнись! — требует и тянет за бедра; помогая принять нужную позу, задирает подол платья.
  
ГЛАВА 15
 
Константин
Меня не просто кроет диким голодом — меня лихорадит. Кто бы мог подумать, что эта девочка может вот так заводить, похлеще самого сильного афродизиака, Я хотел расслабить ее и сыграть на стыде. Как правило, маленьких девочек заводит что-то грязное и запретное, о чем стыдно даже подумать. Чем больше напряжение — тем сладострастней разрядка. И стыд — отличный этому помощник.
Когда я ласкал ее под столом, то кожей чувствовал каждую эмоцию, а точнее коктейль чувств: вина, замешательство, смирение, смущение, тревога, страх и тягучее возбуждение, которое ее тоже пугало. Она держала «лицо», скрываясь за неуместными улыбками и бокалом вина, Нет, я не хотел ее напоить. Алкоголь в умеренной дозе — всего лишь катализатор, ускоряющий реакцию. Вино позволило ей чувствовать себя легче, отпустить страх и расслабиться, чтобы понять свое тело.
Мне не нужна безжизненная кукла. Мне нужна ее отдача и эмоции. Мне нужно чем-то питаться. Душевные инвалиды нуждаются в постоянном допинге, а точнее в чужих эмоциях и чужой энергетике. И я, черт побери, не ошибся в этой девочке, она умеет отдавать. Настолько чувствительна и ведома на эмоции, что хочется выть от возбуждения.
Никто даже не заметил, как плывет ее взгляд, как дрожит тело и учащается дыхание. София достаточно хорошо это маскировала. Можно подумать, что девочка просто пьяна и раскованна. Только я знаю, что плывет она не от вина, а от моих наглых пальцев.
Боже, как же вкусно она реагировала. Наивная, она полагала, что я позволю окружающим наблюдать ее экстаз. Нет, девочка, я жуткий собственник и эгоист. Все твое удовольствие должно было достаться лишь мне. Я просто хотел довести ее до грани. Чтобы потерялась и ничего не соображала, чтобы похоть взяла верх над разумом. Кончить прилюдно, даже если никто не видит, я бы ей не позволил.
Она сама почувствовала эту грань и сбежала, немного нарушив мои планы. Мне хотелось нашептать ей грязных пошлостей, тем самым еще раз сыграть на ее стыде и отправить в комнату ждать меня. Разозлило ли меня ее самовольство? Да. Но я умею перестраивать планы на ходу. Секс в темном туалете, когда за стенкой гости, — еще острее.
Прижимаю малышку к стене, и самого трясет от возбуждения. Целую, сжимаю ее дрожащее тело и теряю контроль. Становлюсь диким, голодным зверем, который хочет растерзать свою добычу. Хочется жадно отобрать у нее все, что она способна мне отдать, и дать понять, что это не страшно. И даже боль может нести экстаз. Главные ее проблемы — страх и неопытность. Она еще не научилась чувствовать тело и не раскрыла в себе сексуальность. И ей страшны любые перемены. От этого мой кайф еще глубже, потому что именно я задаю ее сексуальное поведение и позволю себя почувствовать.
 
Наш первый секс принес ей боль и разочарование, и теперь ее тело сжимается от каждого моего прикосновения. Дурочка, она не понимает, что в первый раз я щадил ее и сдерживался, как мог. Как же трудно ей сейчас себя контролировать. Как же трудно бороться с собой, когда ни тело, ни разум не слушаются.
Мне извращенно нравится ломать ее сопротивление, но еще слаще, когда она уже не может себя подавить и изгибается, как и требуется. Я люблю трахаться при свете, чтобы видеть каждую деталь, чтобы улавливать и сжирать все эмоции, но теперь, в темноте, все воспринимается острее. Ей так сейчас нужно. Никакой визуализации, только ощущения.
Задираю милое платьице, оголяя бедра, немного сжимаю попку и расстегиваю ширинку, спуская джинсы вместе с трусами. Прохожусь пальцами по нежным складочкам. Очень влажная, до такой степени, что сама стесняется, сжимая ножки, но сдерживает рвущийся стон, оттого что я задеваю клитор. Никакой подготовки, накрываю ее рот рукой, чтобы никто не слышал ее вопль и вхожу в нее одним грубым рывком. Это больно… Я знаю, я, мать твою, чувствую! Потому что она до сумасшествия узкая и маленькая, настолько, что мне самому больно. Замираю, утыкаясь ей в волосы, глубоко вдыхаю нежный запах, еще и еще, стискиваю бедра, потому что чертовски трудно себя контролировать.
— Твоя проблема в том, — шепчу, делая плавный толчок, — что ты ждешь боли, а она только в твоей голове. — Еще один толчок, наматываю ее волосы на кулак, притягивая к себе, заставляя прогнуться сильнее. — Чем раньше ты себя отпустишь, тем быстрее привыкнешь. Попробуй впустить меня, попробуй прочувствовать, попробуй трансформировать боль в удовольствие.
Запускаю вторую руку между ее ножек, нахожу клитор и сжимаю челюсть от того, что он пульсирует под моими пальцами. Делаю несколько плавных движений и вхожу в нее глубже, почти до самого конца, потому что она впускает меня. Она не может ничего контролировать, вся власть у меня,
— Да, вот так, — шепчу ей на ухо, покусывая мочку. По телу несется обжигающая волна, кровь закипает, мышцы сводит судорогами. Очень вкусная девочка. Повторяю толчки, немного ускоряясь, не отпуская клитор, продолжая терзать нежную плоть, чтобы не приходила в себя, и получаю долгожданный стон, который она не может сдержать.
Почему я выбрал именно ее? Нетронутую, чистую девочку. Потому что такие, как она, не умеют притворяться и симулировать. У Софии все честно, на эмоциях и инстинктах, она еще не научилась лгать и притворяться. Если ей больно-она плачет, если хорошо-не может этого скрыть, как бы ни хотела.
От каждого моего толчка она сдавленно стонет и сжимает бедра сильнее, тем самым стискивая член, вынуждая меня хрипло рычать ей в ухо. Мне оху*нно хорошо, а ей от этого больно.
— Расслабься, я сказал! Впусти меня! — требую, поворачиваю голову к себе и впиваюсь в губы, чтобы полностью отключить ее контроль.
Все! Терпеть и сдерживаться нет сил. Я сам себя уже не контролирую. Слишком вкусная девочка. Углубляю поцелуй и начинаю двигаться быстрее, грубее, глубже, сильнее, растирая клитор. Поглощаю ее вопли, чтобы нас не услышали, ощущаю, как трясутся ее бедра, как девочка шокировано замирает и вскрикивает в мои губы, содрогаясь, начиная оседать.
 
— Да, моя маленькая! Вот так! Это охрененно хорошо, если не сопротивляться, — хрипло шепчу ей в губы, собирая последние, уже жалобные стоны. И с ума схожу от того, как сильно сокращаются мышцы лона. Первый оргазм от настоящего секса, он незабываем, он сносит ударной волной и контузит. Она уже в экстазе. И я чувствую то же самое, вколачиваюсь в нее, сильно вжимая в кафель, чтобы не упала, и кончаю глубоко внутри горячего лона. Мне кажется, что мой оргазм бесконечен, теряю ориентиры, и пространство плывет, а по телу растекается блаженство. Да! Я не ошибся в выборе.