Князь тайги (СИ)

— Дианочка? Ты чего? — расслышала я сквозь свой отрывистый, нездоровый, напряженный и нервный хохот. Стресс у всех проявляется очень по-разному. — У тебя крыша едет, Дианочка? Только этого нам еще не хватало, але!
Я размахнулась и запустила в него бутылкой. Слезы текли из глаз, резало и без того скрученный спазмами живот, и где-то в глубине сознания родилась мысль, что смех — худший вид всех истерик. Я не знала, так это или нет, но собственное состояние меня не обманывало. Мне сейчас было так плохо, что даже почти хорошо.
Из-за слез я все равно ничего не видела, и кто был автором пощечины, не сильной, но довольно обидной, такой, что я моментально заткнулась, я сразу не поняла.
— Есть еще емкости? — уже связно спросил Роман, внимательно на меня глядя. Я ему мешала, он попытался сесть, с первого раза не вышло, он сделал еще одну попытку, а я смотрела — притворяется, нет? Знать бы, как люди умеют актерствовать и как их на этом ловить. — Что с тарой?
— Пару бутылок найдем, — с азартом отозвался Аркудов, чем вызвал у меня новый истерический смешок, и Роман зачем-то потер руки. Вошел во вкус, и я тоже потерла пострадавшую щеку. — Прости, Дианочка, но от кого-то ты должна была наконец выхватить.
Мне никогда не нравилось резкое изменение планов и настроение людей без причины. То, что все вроде плохо и денег нет, как и перспектив, а потом вдруг лотерейный билет превращает проблемы в затраты — одно. Другое, когда ты пытаешься уцепиться за тонкий лед. Это не выход, это агония.
Аркудов зажал мою пустую бутылку меж колен, вынул из рюкзака дорогущую эко -кружку с герметичной крышкой. Отличный аксессуар, у меня такой тоже имелся.
— Еще есть?
— У Люськи сок был, посмотрите в сумке.
Аркудов с энтузиазмом подхватил рюкзачок Милены — трансформер, грошовая реплика известного бренда, еще новая, потерявшая форму с первых дней, — но, дернув молнию, застеснялся шарить и передал рюкзачок мне. Я никаких угрызений совести не испытывала, расстегнула молнию и сразу нащупала пластик. Детский сок, концентрат и сахар, недопитый, я потрясла бутылочку — оставалось на донышке, но я протянула ее Аркудову.
— Дай ей допить. Ей сейчас нужно сладкое.
— Что с тобой, Дианочка? — округлил он глаза. — Заразилась человеколюбием?
— Нет, это здравый смысл, Аркудов. Такая штука врожденная, как слух, например. Тебе незнакомо.
Милена пить отказалась. Оттолкнула руку Аркудова, словно он сунул ей яд, и свернулась потерянным комочком, жалобно постанывая. Впервые я испытала к ней сочувствие — понятное по отношению к человеку, которому физически плохо и который никому не причинил никакого зла. Да, она непроходимая дурочка, но не заслуживает такого, а что случилось, то случилось. Я сползла с сиденья, к радости Романа, наверное, который наконец-то смог сесть, отобрала бутылку у Аркудова, присела рядом с Миленой, чуть потянула за край одеяла.
— Тебе станет легче, — негромко сказала я. — Там немного, но тебе станет легче. Тебе нужно пить, лекарства мы пока тебе дать не можем. Давай. Будь умницей.
То ли спокойный голос, то ли что еще, но подействовало. Милена выпростала руку, взяла бутылочку, допила остатки сока. Я дождалась, пока рука ее безвольно опустится, взяла бутылочку и укрыла Милену одеялом.
Слезы от недавней истерики высохли — мало влаги, много соли — и теперь разъедали лицо. Я взяла кружку, с усилием открыла дверь вертолета и выставила наружу руки: в одной — кружка, и другая — открытая ладонь, в которую сейчас наберется влага, и я умою лицо.
Что за черт, запоздало подумала я, вспомнив про Мимимишика, и обернулась. Он вернулся к ремонту рации, она то и дело всхрюкивала, но, увы, это было все, на что она оказалась способна. Что. За. Черт.
Дождь лил, но вода набиралась медленно. Осторожно попихавшись, высунулся Аркудов с двумя бутылками, и смотреть на него было жалко. Природа слишком терпелива и крайне мстительна — вот она дарит нам воду, очень щедро, рукава моей куртки вымокли, и слава богу, что это мембранная ткань, непродуваемая, непромокаемая, — и вот она же хохочет над нами далеким неслышным громом: капля, другая, третья, в одной бутылке и во второй. Попробуй, сопротивляйся, крикни, как ты все и всех ненавидишь, выскажи, что накопилось, туда, в низкое небо, может, оно ответит тебе. Ударом молнии. Очень кстати, мы сидим посреди болота, и без того место опасное, а придет гроза...
 
— Главное, что грозы нет, — Роман как будто прочитал мои мысли. Он приходил в себя. Щеки порозовели, в глазах появился блеск — не температурный, живой. В который раз за сегодняшний день на меня накатило облегчение, оставив ощущение слабости и чувства, что все дерьмо уже позади. Ошибочного чувства. Холод, голод, жажда, и если тайга не убила нас в эту ночь — у нее впереди много времени. — Сеть. там контакт. отошел. Я иногда слышу их, но они меня — нет.
Он пил жадно, быстро, и в кружку вода налилась гораздо быстрее, чем в бутылки, которыми безнадежно тряс за бортом Аркудов. Я забрала у Романа кружку и снова высунулась наружу: еще есть Милена, ее тоже нужно как следует напоить, напиться нам всем, потом пополнить запасы.
Кап-кап-кап-кап, это у меня. Кап, кап, ха -ха -ха, кап — у Аркудова. Мы даже здесь с ним соревновались и были в неравных условиях. Одна бутылочка — та, что из-под сока — наполнилась быстрее, у нее было широкое горлышко, и Аркудов скрылся в вертолете, чтобы напоить Милену. Вторую, мою, бутылочку он передал мне, я посмотрела — половина уже практически набралась, а мне пить не особо и хочется. Но надо.
— Так нечестно, Дианочка.
— Все равно всем должно достаться. Если тебе тяжело, я подержу.
— Да кто же тебе мешает?
— ...ва семь три, борт семь два семь три, ответьте диспетчеру. Борт.
— Семь два семь три, диспетчер, прием, терплю бедствие, терплю бедствие, терплю бедствие, я, семь два семь три, коорди.
Мы с Аркудовым дернулись в салон, но рация вскрикнула, закашлялась, издала короткий вой и умолкла. Мимимишик сидел к нам спиной, но мне казалось, он сильно разочарован. Потом бормотание донеслось снова, и стало ясно, что Роман прав, мы слышим, они нас — нет, а лучше было бы наоборот, так, как он предполагал в день аварии.
— Ты бы еще раз пять повторил, — съехидничал Аркудов. По его лицу стекали с волос капли. — Терплю бедствие.
Пять раз?
— Все. все он правильно сказал, — Роман был удивлен, пожалуй, не меньше, чем я. — Координаты я там записал .
Мимимишик знал, как и что говорить при чрезвычайной ситуации. По моей спине побежала капля пота, и не жарящая как печка грелка была тому виной. Допустим, просто допустим, сказала я себе быстро, на мгновение прикрыв глаза, что он увлекается играми.
Или документалками. Так бывает. Одна из моих знакомых так интересовалась «Расследованиями авиакатастроф» при своей абсолютно далекой от авиации работе учителя истории, что великолепно разбиралась во всех этапах полета, вплоть до изменения механизации крыла.
В наш век обилия информации не стоит удивляться многим вещам, скорее изумляться, что люди не умеют работать с интересной им информацией и отделять чушь от правды.
Но Мимимишик. Когда-то этому учили в школах? В пионерских кружках? Он окончил профильный техникум? Он в армии был радистом, он ведь должен был служить в те годы, когда невозможно было откосить? Объяснение всему находилось.
Логичное, но какое-то зыбкое.
— Кто на тебя напал? — спросил у Романа Аркудов, передавая бутылку Мимимишику. Воды там было на самом дне — очень щедро. — Ты видел?
— Напал, — поморщился Роман и почему-то покосился на Мимимишика. — Да никто вроде бы. Я был занят рацией. Что-то там... не знаю, услышал или просто показалось, выскочил из вертолета — и все. Может, и поскользнулся.
Да-да, мысленно ухмыльнулась я. В твоих-то берцах, и тоже искоса взглянула на Мимимишика. И он тоже, как мне почудилось, стер с лица сомнение. Но хотя бы красные пятна сошли у него с щек — возможно, они были эффектом от грелки. Еще одна неплохая новость.