Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона

Шерлок Холмс, стоя поблизости и посмеиваясь в рукав, сказал: видишь, Ватсон, теперь мне не придется объяснять тебе некоторые вещи, твоя жена все сделала за меня.
Я внимательно посмотрел на нее. Я сказал: Мери, моя дорогая девочка, я, несомненно, узнал тебя, ты в самом деле моя девочка, дорогая, Мери, простишь ли ты когда-нибудь меня? И она сказала: отвези меня домой, Джон, мистер Холмс может сам добраться домой, без тебя. А я сказал: Мери, моя дорогая девочка, ты права, сегодня мы проведем ночь в моем собственном доме, в моей собственной кровати. И Мери сказала стыдливо: со своей собственной женой. И подняла бокал шампанского, который как-то оказался в ее руке, поднесла его к своим губам и сделала несколько глотков, дорогая девочка.
Ночь прошла, а на утро я решил посетить моего старого друга Шерлока Холмса и поблагодарить его за то, что он поспособствовал моему воссоединению с моей любимой невестой. От дома 221 с грохотом отъехала двуколка, запряженная умными молчаливыми животными, и я воспользовался своим ключом к Бейкер-стрит, 221, и взобрался по ступенькам к дому 221-Б, и тихо вошел в знакомую квартиру, где я провел так много счастливых часов, только я не обнаружил никаких признаков моего друга Шерлока Холмса, а на его месте сидел высокий худой офицер гвардии кайзера. Он выглядел очень недружелюбным, его серая униформа была безукоризненно подогнана по его фигуре и сверкала полированными пуговицами и орденами, в одном глазу был монокль, на угрюмом лице торчали вздернутые усы, а на щеке красовался шрам.
Как ни странно, он был вооружен, не с саблей на боку, как у пруссов, а с токи племени маори. Он бурно расхаживал перед двумя женщинами, сидящими бок о бок на диване.
Я сказал: кто вы такой, и что вы делаете в квартире моего друга, которая также и моя квартира, потому что время от времени мы живем в ней вместе, и где мой друг Шерлок Холмс, и что здесь, черт побери, происходит, почему здесь две миссис Хадсон сидят на моем диване, который, кстати, и диван Холмса или наш общий диван?
Прусский офицер, я думаю майор, или, возможно, капитан, почему они не носят знаки различия на своих плечах, как английские офицеры, но это не имеет значения, сказал мне не отрывая взгляда от женщин и размыкая только угол рта: ах, Ватсон, как мило с вашей стороны нанести визит, я узнал ваши шаги на лестнице, конечно, ваши характерные нерешительные шаги, особенность которых, без сомнения, — причиняющая беспокойство пуля Джезаила в вашем бедре или в пальце вашей ноги. А мы здесь раздумываем, Ватсон, что вы скажете о том, что видите перед своими глазами?
Я был поражен. Как этот прусский капитан или майор мог так много знать обо мне, как он знал о пуле Джезаила в моей лодыжке, или это было в моей голени, как он вообще узнал, что я доктор Джон Ватсон? Я уставился на него с недоверием, а он подмигнул мне, что не так уж легко сделать, если у тебя в глазу монокль, и я понял, что это не прусский офицер вовсе, а мой добрый друг Шерлок Холмс, отлично замаскировавшийся.
Я переместил свой взгляд с фальшивого офицера на диван. Там бок о бок сидели две совершенно одинаковые женщины среднего возраста, седовласые, крупные, добродушные женщины с правильными красивыми чертами лица, одетые в одинаковые серые платья и туфли, волосы собраны в гульку на затылке, глаза весело блестели, или мне, наверное, следует сказать, были сердито или может даже лукаво устремлены на офицера в серой форме, затем бросили взгляд на меня, затем снова на офицера, на оружие, которое он держал в руках, токи, вытесанное из камня оружие племени маори из Новой Зеландии. Ну, что скажете, Ватсон, сказал он снова.
Я ответил молчанием.
Вы видите перед собой две миссис Хадсон, сказал он.
Я молча кивнул.
Одна из них опасна, она убийца, сумасшедшая, сказал он, другая — наша дорогая любимая Марта, наша хозяйка, наш повар, наша мать, духовник, если я могу ее так возвышенно назвать. Он наклонился к обеим женщинам, сидящим рядом на диване, и они посмотрели на него теперь равнодушно. Так кто из них кто, Ватсон, спросил Холмс.
 
Как это может быть, произнес я заикаясь.
Ты видишь перед собой фройляйн фон Трепов, сказал Холмс, сестру печально известного прусского агента, которого схватили вчера накануне, она же «сумасшедший мим из Мейфэра», воровка драгоценностей, чье акробатическое присвоение тюрбана ее собственного брата привело к его разоблачению, а еще я с сожалением хочу сказать, что теперь Бульвар Убийц стал пользоваться дурной славой, Ватсон.
Нет, Холмс, выдохнул я. Я думал, что я совершил ужасный ложный шаг, упомянув его имя, но он улыбнулся мне тонкой улыбкой, но тем не менее улыбкой, словно хотел сказать: не волнуйся, приятель, это ничего. Но все же, которая из этих женщин — наша любимая Марта Хадсон, а которая — сумасшедшая мим и бульварный убийца, воскликнул я.
Ага, сказал Холмс, давайте определим. Твое воссоединение с любимой невестой — Уильям Уилсон. На самом деле, Ватсон, вы удивляете меня, правда, вы счастливый человек, в самом деле, ведь обрели любовь такой женщины, как бывшая мисс Мери Морстан. Это заострило или притупило ваши умственные возможности, скажите мне, Ватсон, как же определить настоящую Марту?
Миссис Хадсон, сказал я, раздумывая над решением загадки, миссис Хадсон, какая моя любимая еда? Я думал, что только настоящая Марта Хадсон может знать ответ на этот вопрос, а даже если ответ знает ненастоящая Марта Хадсон, то по ее акценту я смогу ее уличить.
Заговорили обе миссис Хадсон. Мне было легко отличить одну от другой — одна из них сказала: ну что вы, доктор Ватсон, конечно же, это моя копченая рыба со сливками. А другая сказала: ну что вы, доктор Ватсон, конечно же, это сливки с копченой рыбой. И обе они говорили на безупречном английском языке с незначительной шотландской картавостью. Это уж слишком для безмолвного мима, Холмс, я сказал, что я озадачен.
Я устрою вам маленькое испытание, Ватсон, сказал Холмс, и вы скажете мне, кто из них настоящая Марта Хадсон, а кто сумасшедшая и смертоносная фройляйн фон Трепов. Холмс поднял маорийский токи над своей головой, как если бы собирался опустить его острие на одну или другую женщину, и закричал на брутальном гортанном немецком языке: Der Kdenig и Kaiser ist ein Esel.
Одна миссис Хадсон сидела с невозмутимым видом, как будто она не знала, что Холмс, мастер лингвист, назвал короля Пруссии и императора Германии ослом, в то время как другая миссис Хадсон покраснела, сжала зубы и сверкнула на Холмса глазами. Ну, Ватсон, сказал мне Холмс, можете ответить, где настоящая миссис Хадсон? Может быть, эта, сказал я и указал на женщину, которая отреагировала на оскорбление Холмсом монарха. Нет, Ватсон, сказал Холмс. Будьте так добры и принесите веревку, миссис Хадсон, сказал Холмс женщине, которую я выбрал как бульварную убийцу, мы свяжем это жалкое существо «сумасшедшего мима из Мейфэра» и убийцу проституток, и подождем, пока не придет один из наших знаменитых инспекторов.
Как только миссис Хадсон пошла выполнять просьбу потерянного и мудрейшего из людей, другая начала сердито ругаться с Холмсом по-немецки. Вы правы, о Юпитер-Холмс, воскликнул я, но как вы узнали, что я подумаю, что та женщина, которая сердито отреагировала на брань о Кайзере, — это его шпионка, а та, которая не отреагировала, — это добропорядочная британка, наша Марта Хадсон.
Ах, Ватсон, Ватсон, сказал Холмс, похлопывая меня по спине свободной рукой. Теперь, когда фройляйн фон Трепов была надежно связана, он мог положить токи. А кайзеровская шпионка, несмотря на ее провал, все еще была талантливой актрисой и смогла сдержаться от реакции на мои подстрекательские высказывания.
Но, Холмс, сказал я, почему настоящая миссис Хадсон, хотя я даже не знаю этого, понимает по-немецки? Холмс сказал, что миссис Хадсон немного знает немецкий, так как общалась со многими учеными, которые поднимались по этим старым ступенькам. Это небольшие знания, но достаточные, чтобы понять, что я назвал Кайзера ослом, словом, как мне кажется, грубым в приличном обществе и обидном для монарха, который, несмотря на свой провал, все еще является кузеном нашей любимой королевы. А потом убрав свои фальшивые усы, позволив моноклю выпасть из глаза и стерев фальшивый шрам, Холмс вытащил из кармана своей формы прусского полковника револьвер и добавил еще одну дырку от пули к надписи на полке камина.