Возьми меня с собой
— Пойми, — Наталья не сдерживала слез, — пойми, пожалуйста, она обо всем догадалась. Вместе они пошли бы в милицию, им бы поверили потому, что Матюшина являлась свидетелем, очевидцем. Начали бы копать под меня, но я ведь лишь сестра, ясно, что за мной стоит опытный врач, продумывающий, как лучше убрать пациентов. Они бы добрались до тебя, Толя, как Бог свят, добрались!
Максимов молча слушал, и лицо его постепенно разглаживалось, становилось спокойнее. Только пепельная бледность так и не сошла с него.
— Приблизительно так я себе все и представлял, — угрюмо проговорил он, когда Наталья кончила, — Прежде чем пойти на такое, неплохо было бы посоветоваться. Но, кажется, в последнее время ты предпочитаешь действовать сама? — Он улыбнулся нехорошей, злой улыбкой, в которой явственно чувствовалась угроза.
— Что ты имеешь в виду? — шепотом спросила она.
— Что карты ты перепутала не случайно. Ты и тут наврала мне с три короба. Но мне сейчас не до того, чтобы разбираться в твоих идиотских кознях. Ты поедешь со мной.
— Куда? — Она смотрела на него во все глаза, точно опасаясь, что он сейчас исчезнет, растворится в воздухе.
— К ней. К Лере. И скажешь ей, что я ни при чем, что это ты столкнула девчонку вниз! Поняла? Объяснишь, что убийца — это ты, а не я! — Голос его постепенно повышался, хоть он и пытался сдерживаться, рука машинально все тесней прижималась к левой стороне груди.
— Толя! — с мольбой проговорила Наталья. — Успокойся, Толя. Я поеду, я все скажу. Только перестань! У тебя же сердце! Тебе нехорошо, я вижу!
В эту минуту она чувствовала лишь раскаяние перед ним за то, что заставила его так страдать, за то, что своей глупой, слепой любовью помешала его любви, его счастью. Она была опять готова сделать для него что угодно, лишь бы не видеть этого серого лица, этих глаз, в которых одновременно были ненависть и жгучая боль.
Он замолчал. С минуту стоял не двигаясь, только слегка морщась от нового приступа боли. Потом кивнул:
— Идем, — и решительно зашагал к двери.
32
— Подъезжаем, — объявил спереди шофер. — Как она?
— Пока стабильная, — неопределенно ответил парень-врач.
Он слегка оттеснил Леру и вгляделся в бескровное, неподвижное лицо Натальи.
— Как ты, милая? Мы почти приехали.
— Нормально. — Она вновь облизала губы, глаза ее стали беспокойно шарить по салону «скорой».
— Вас ищет. — Парень покосился на Леру и, заметив в ее взгляде сомнение, добавил: — Не волнуйтесь, я ничего не слышу. Она тихо говорит.
Лера снова склонилась над Натальей, лицо в лицо, глаза в глаза:
— Что произошло в машине?
— Я просила его… выпить таблетку… — Наталья говорила одними губами, беззвучно, но Лера отчетливо разбирала каждое ее слово. — Он… отказался. Кричал… что… любит тебя, что я… фанатичная дрянь, стерва… — Наталья попыталась улыбнуться, но лишь сморщилась от бесплодных усилий. — Потом… он вдруг замолчал и… упал. Лицом вперед. Я… хотела перехватить руль, но он… так и не разжал пальцы… А потом… — она устало прикрыла веки, — ты знаешь…
— Записка на зеркале в спальне… ее писала ты?
— Я.
Лера кивнула своим мыслям. Конечно, «Н.» значило вовсе не Николай, и не Настя, а Наталья. Но как можно было об этом догадаться, представить, что Наталья бывает в этой квартире, что у нее могут быть какие-то отношения с Завотделением? Кроме того, Лере и в голову не приходило, что в тот роковой вечер в больнице кроме ее и Насти оставалась еще и старшая сестра.
Наталья снова шевельнула губами.
— Что?
— Духи… — Она таки улыбнулась, криво и жалко. — Он… дарил тебе духи? «Гуччи»… ты ведь любишь… они у тебя… на столике…
— Дарил. — Лера вспомнила, как удивилась максимовской проницательности. Так вот откуда он узнал!
— Это… я ему… я видела… тогда, у тебя дома… помнишь? Мы еще говорили…
— Я помню, — тихо сказала Лера, — я поняла. Все поняла.
— Прости… — Наталья перестала напрягаться, затихла. Его взгляд устремился мимо Леры, куда-то вдаль. Туда, в невидимый постороннему глазу мир, где она не была холодной и безжалостной убийцей, но лишь безгранично любящей женщиной.
Машина дернулась и остановилась.
— Есть, — сказал санитар и, толкнув дверь, спрыгнул с подножки.
— Ну вот и все, — мягко начал врач, подбираясь к Наталье. — Сейчас вам сделают операцию, и… — Он вдруг замолк, резко наклонился над ней, достал из кармана зеркальце, сунул к губам. Потом медленно выпрямился. — Не успели, — проговорил он другим, тусклым голосом, — она умерла.
33
Лера смотрела, как тело Натальи перекладывают на каталку, накрывают простыней, увозят куда-то вбок от главного входа. Врач «скорой» курил, привалившись спиной к кузову машины и хмуро глядя под ноги.
— Откуда здесь можно позвонить? — спросила его Лера.
Он молча залез в салон, достал оттуда сотовый, протянул ей. Она покачала головой:
— Я имела в виду обычный телефон.
— Да звони. — Парень почти насильно сунул Лере в руку аппарат.
Она поколебалась, потом отошла чуть в сторону, нажала кнопки.
— Да! — важно сказала в трубку Машка.
— Маша, это я. Мне пришлось задержаться. Ты не испугалась?
— Испугалась, — охотно подтвердила Машка.
Голос, впрочем, у нее был спокойным. Лера облегченно вздохнула.
— Я скоро приеду. Ты поела?
— Нет. Ведь ты же обещала хот-дог.
— А… ну да. Ты ешь, не дожидайся меня, я потом тебе все сделаю. Ладно?
— Ладно. А ты скоро?
— Постараюсь скоро. Ну все, пока.
— Пока, — сказала Машка.
Лера отключилась и вернула сотовый хозяину.
— Дочка? — Он понимающе кивнул. — У меня тоже дочка. Скоро два года будет. Эх, ешкин кот! — Парень смачно и зло сплюнул. — Не довезли твою подругу. Жаль. Красивая была. — Он глянул на Леру и развел руками: — Значит, не судьба, что говорить… Яш! Ну чего там? Есть вызовы?
Санитар, высунувшись из кабины, кивнул.
— Прости, не поминай лихом. — Парень выкинул окурок и полез в машину.
Лера, увязая в сугробах, и, спотыкаясь, с трудом выбралась к трассе и тут вспомнила, что в кармане лежит одна завалящая двадцатка. Все же она рискнула поднять руку — тащиться на метро через весь город не было сил.
Но не тут-то было. Машины останавливались одна за другой, водители выслушивали Лерино заверение в том, что она расплатится тут же, как приедет, только забежит домой за кошельком, понимающе усмехались, хлопали дверцей и уезжали.
Она уже совсем потеряла надежду убедить кого-нибудь в своей порядочности и собралась ехать на метро, когда рядом затормозила потрепанная белая «копейка». Из салона неслась веселая музыка. Стекло опустилось, и из окошка высунулась молодая девчонка в красной бейсболке козырьком назад. Правую девчонкину ноздрю украшала крошечная сережка в форме сердечка.
— Куда? — лаконично поинтересовалась владелица «копейки».
Лера скорее по инерции назвала адрес — она была уверена, что девица, услышав о ее некредитоспособности, тут же отчалит, как остальные.
— Неблизко, — хмыкнула девушка и распахнула дверцу: — Ладно, садитесь.
— У меня с собой только двадцать рублей, — поспешно сказала Лера, — но я расплачусь, вы только у дома подождите…
— Да садитесь же! — нетерпеливо повторила девчонка.
Ей, казалось, было совершенно неважно, сколько предложит за услуги пассажирка. Лера забралась в машину, пристегнула ремень. Девица в бейсболке выжала газ, «копейка» дернулась пару раз и, сделав крутой вираж, понеслась по шоссе.
Девушка повернула колесико магнитолы, разудалая мелодия зазвучала на полную громкость. Девчонка ритмично, в такт музыке покачивала головой, тихонько подпевая себе под нос. Она явно косила под Наталью Орейро: красная кепка, такая же прическа с челкой треугольником. По всему салону были расклеены фотографии кумира российской молодежи от двенадцати до восемнадцати.
Лера подождала немного, рассчитывая, что водительница все же возобновит разговор об оплате проезда, но та будто бы совсем забыла о пассажирке. Тогда Лера слегка расслабилась, откинувшись на сиденье, и прикрыла глаза.