Возьми меня с собой
Чернявый снова, уже более сурово, взглянул на Максимова. Тот отвернулся.
— Девушка, — неожиданно тонким, режущим ухо фальцетом, заговорил цыганистый мужик, — вы вот нам замечания делаете, а сами работаете здесь без году неделя. Мы люди занятые, нас в Москве долго не было.
— Не было, — подтвердил мужчина в пуховике. — Мы все по делам. В поездках.
— Могли найти кого-нибудь, — не сдавалась Лера, — нанять какую-нибудь старушку, оставить ей денег, чтоб приносила еду, фрукты. Знаете ведь, как в больницах кормят.
— Вы нас не учите! — неожиданно с угрозой произнес толстяк. — Еще неизвестно, как вы сами справляетесь со своими обязанностями.
У вас ведь нет стажа, мы знаем.
— Иван Степанович на меня не жалуется, — парировала Лера. — Можете посмотреть историю болезни. Он чувствует себя значительно лучше, получает нужное лечение, за ним смотрит медперсонал. Чем вы можете быть недовольны?
Мужик криво усмехнулся. Лера почувствовала, что ему нечем крыть, и снова двинулась в наступление.
— Во всем отделении ни одни родственники так себя не ведут, — твердо проговорила она. — Если вы заняты, извольте как-то решить хотя бы проблему передач. Я уж не говорю о простом человеческом отношении к старику.
— Деловая, однако, — обратился толстяк к Максимову. — Из молодых, да ранних. Не было бы с ней проблем.
Лера даже задохнулась от возмущения. Да как он смеет? Говорит так, будто ее и нет тут, обсуждает профессиональные качества, словно у нее нет диплома об окончании института, а в отделение ее взяли Христа ради!
Она открыла было рот, чтобы высказать нахалам все, что думает, но Максимов вдруг неожиданно крепко сжал ее локоть, призывая молчать.
— Не будет никаких проблем, — твердо произнес он. — Валерия Павловна врач хоть и малоопытный, но человек старательный и толковый. Если что, мы ей подскажем, как действовать, и она выполнит все как надо. Так что с лечением вашего подопечного все будет в полном порядке. В полном, — заведующий подчеркнул последнее слово. — Даже не сомневайтесь.
Толстяк кивнул, однако видно было, что он все равно недоволен. Чернявый опять переложил «дипломат» из руки в руку и вытер вспотевшую ладонь о брюки. Он выглядел теперь более приветливо, чем его спутник, хотя первое Лерино впечатление о них было обратным.
— Ладненько, — обратился чернявый не то к Лере, не то к Максимову, — нам пора. Надеюсь, вы отвечаете за свои слова. Так?
— Так, — подтвердил шеф.
— Тогда до свидания. — Чернявый пожал Максимову руку, кивнул Лере и, подхватив мрачного, молчаливого толстяка под руку, удалился.
Максимов наконец выпустил Лерин локоть, который он продолжал стискивать все это время. Ей показалось, что его смуглое лицо слегка побледнело. Зачем он так церемонился с этими деятелями? Может, они ему что-нибудь отстегивают, чтобы к деду получше относились в больнице? Лучше бы потратились на гостинцы.
— Истории болезни оформили? — прежним суровым голосом спросил заведующий.
— Почти.
— Вот идите и дооформляйте, — тоном, не терпящим возражений, приказал шеф.
Лера молча кивнула и пошла в ординаторскую. Голова загудела сильнее прежнего. Лера полезла за новой таблеткой, но махнула рукой. Была не была! Она открыла шкафчик, где у предусмотрительной Анны всегда стояла наготове начатая бутылка коньяка.
Вот что Лере будет сейчас в самый раз. Чтобы начисто забыть обо всей гадости, которая ее окружает: о бывшем муже, об опостылевших бумажках, о мерзавцах опекунах несчастного деда, которые только что унизили ее на глазах заведующего отделением. А главное — о самом Максимове!
Она поспешно налила стопку и залпом выпила. Затем не колеблясь еще полстопки. Именно так боролась со стрессом сама Анна — и всегда добивалась желаемого результата.
Однако не тут-то было. Что хорошо для одного, то не всегда подходит для другого. Голова, правда, вскоре прошла, но настроение у Леры нисколько не поднялось, наоборот, стало совсем паршивым.
Ничего не хотелось: ни заполнять эти дурацкие карты, ни идти с вечерним обходом, ни вообще находиться в отделении.
Дверь приоткрылась, и в ординаторскую заглянула Наталья. Удивленно посмотрела на понуро сидящую за столом Леру. Та сделала вид, что поглощена записями и не замечает старшую сестру. Будет знать, как склочничать!
Наталья виновато вздохнула и скрылась. Из коридора донесся ее голос, зовущий Настю. Очевидно, Наталья уходить домой не спешила, по своему обыкновению оставаясь на работе сверхурочно.
Вскоре зашел Максимов — уже в пальто и кепке.
— Не забудьте про документацию, — напомнил он.
Лера дождалась, пока за дверью затихнут его шаги, и решительно захлопнула очередную карту. Хватит с нее. Ночь впереди длинная, а осталось всего ничего, успеет. К тому же пора обойти палаты. Вдруг что-нибудь еще приключится вдобавок ко всем прелестям сегодняшнего дня?
Она вышла из ординаторской и вяло поплелась по коридору, намереваясь, прежде чем приступить к обходу, взять у Насти кипятильник и сделать себе крепкий кофе — от коньяка ее совсем развезло, глаза слипались, хотелось спать.
— Что случилось?
Лера подняла глаза. Она и не заметила, что поравнялась с восьмой палатой.
В дверях ее стоял Андрей, глядя на Леру внимательно и с удивлением.
— Ничего. — Она постаралась улыбнуться.
— А почему такая печальная?
— Так… — Лера снова живо представила себе скворцовских опекунов, и ее передернуло от отвращения. — Видела я сейчас родственников Иван Степаныча. Светочи, каких мало.
— Сволочи, — согласился Андрей. — И что, только эта причина такого грустного вида?
— Только, — подтвердила Лера. — Еще голова немного болит.
Ну, что она может ему еще сказать? О том, как достал ее Максимов? О Машкиных ночных слезах в подушку? О том, что ей, Лере, совсем не помогает испытанное Анной средство?
— Может, зайдете на минутку? — предложил Андрей. — Я Маше картинки кое-какие нарисовал, из мультиков. Я ей обещал.
— Картинки? — переспросила Лера, а сама уже переступала порог палаты.
Степаныч спал, закинув руку за голову и широко открыв беззубый рот. На тонкой, морщинистой шее двигался взад-вперед острый кадык. Комнату оглашал мерный, негромкий храп.
Лера потихоньку присела за столик.
— Вот. — Андрей поспешно достал из тумбочки несколько листков. — Тут Том и Джерри, Микки-Маус, Белоснежка… — На стол перед Лерой легли смешные и трогательные картинки.
Глядя на них, она почему-то почувствовала себя совсем несчастной, глаза наполнились горячей влагой, губы задрожали.
— Что с вами, Валерия Павловна? — Сзади на ее плечо мягко опустилась рука Андрея.
— Ничего, — шепотом проговорила Лера, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
— Но не может же все это быть только из-за этих чертовых родственников?
Лера молча кивнула. Слезы уже текли по щекам, во рту был противный солоноватый привкус.
Андрей придвинул стул, сел рядом, так и не убрав руки с Лериного плеча.
— Валерия Павловна! Вы… очень любили Машиного отца? Он ушел от вас, и вы не можете его забыть? Так?
Лера изумленно подняла на него глаза.
— Откуда… — начала она и не договорила.
— Маша мне тогда кое о чем рассказала. Про то, как папа давно уехал и не возвращается. Я и подумал… Вы извините, если я ошибся.
— Ничего. — Лера вытерла глаза. — В чем-то вы правы. Скучаю не я, а Маша. Отец совсем не хочет ее знать. Бывает же такое — родной отец, а дочка вдруг стала не нужна… — Лера внезапно осеклась, спохватившись. Что же это она говорит? Ведь это бестактно по отношению к Андрею — у того всю жизнь не было ни отца, ни матери.
Шаповалов сидел, опустив голову, уставившись взглядом в столешницу.
— Андрюша, — тихонько окликнула Лера, — вы извините, я не хотела… Ваши родители… они умерли?
— Не знаю, — Андрей пожал плечами. — Хочу надеяться, что нет.
— Как так? — удивилась Лера. — Я не понимаю.
— Мне было два года, когда их лишили родительских прав. Говорили, я болтался на улице зимой в одной рубашке и сандалиях, а папа с мамой водку хлестали. Вечно простуженный был, оттуда и болезни пошли, с детства. Я потом пытался их, родителей, разыскать, но не смог. Может, в дальнейшем повезет. — Он махнул рукой: — Да хватит о них. Мы же о вас говорили.